В зале было несколько специалистов высокого класса. Детский хирург, профессор Мария Школьникова пришла в театр с мужем и сыном; муж, однако, пообещав террористам организовать пресс-конференцию с западными журналистами, вышел на свободу в самом начале драматических событий, в первые же часы после захвата театра. В четверг, ближе к полудню, Школьниковой удалось убедить террористов, что ее сын серьезно болен и без специальных средств не сможет прожить в этих условиях нескольких дней. Отпустили и его. Вскоре террористы отпустили и саму Школьникову, которая вышла, чтобы лично прочесть перед камерами обращение к президенту Владимиру Путину, в котором заложники умоляли не идти на штурм.

Школьникова помогала людям, в основном поддерживая их морально, ведь поначалу у нее не было никаких лекарств. И, так же как Васильев, старалась смягчать отношение чеченцев к заложникам.

- Она вела себя с террористами, как с несносным ребенком, которого, будучи врачом, она вопреки его желанию обязана вылечить, - рассказывает Филиппова. - Очень спокойным голосом объясняла им простейшие вещи. Когда надо было кого-то выпустить или за кого-то заступиться, она подходила к ним и говорила: «Это человек очень болен, слово даю, он не выживет». Но этот аргумент не действовал, они на это отвечали: «Ну, так мы его расстреляем». Однако все больше прислушивались к ней, вероятно поняв, что она для них не представляет опасности, и с определенного момента ей все чаще удавалось смягчать напряженную ситуацию.

Как утверждают заложники, она приводила в себя даже слишком эмоциональных журналистов. Именно она часто звонила на радио и телевидение, очень деловито рассказывая о том, что происходит в театре и, например, спрашивала: «Зачем спецчасти стоят вокруг театра?» Тем самым давая понять: террористы все время слушают радио и смотрят телевидение, не рассуждайте о деталях и передвижениях войск. Но - как считают бывшие заложники - для террористов это звучало вполне естественно, они были довольны такими ее действиями. В конце концов ее освободили в качестве представителя заложников, который должен был добиваться от их имени выполнения требований террористов и отказа от планов штурма.

- Она прямо излучала спокойствие, но перед самым ее выходом я увидела, каких сил ей это стоило, - вспоминает Ирина Филиппова. - У нее было абсолютно серое лицо, ни кровинки. Видно, она очень беспокоилась о муже и ребенке, хоть никак этого не показывала.

В партере сидели также два врача из Краснодара. Владислав Пономарев, заведующий гинекологическим отделением 2-й городской больницы в Краснодаре, и его друг и подчиненный, Олег Магерланов. На спектакль они попали совершенно случайно. Были в Москве на научной конференции и решили вечером сходить в театр. Владислав предлагал «42-ю улицу», но Олег не знал английского, поэтому они пошли на «Норд-Ост».

Оба доктора знали, что перепуганные люди впадают в истерику, что стресс отрицательно сказывается на их здоровье. Случалось, что заложники теряли сознание от одних угроз, и тогда, несмотря на возражения террористов, врачи подходили к нуждающимся, делали массаж, приводили в чувство. В течение первых суток у них практически не было никаких лекарств, их принесли только во второй половине дня в четверг. Тогда стало легче успокаивать людей.

Они до конца помогали людям. К сожалению, для них штурм закончился трагически - Олег Магерланов погиб во время газовой атаки.

В свою очередь на балконе больным заложникам помогала хирург Фатима Шахова, врач из Кабардино-Балкарии. Всего два года назад она окончила медицинскую академию и в момент теракта работала аспиранткой в одном из московских научно-исследовательских институтов. Был момент, когда террористы хотели ее расстрелять, так как решили, что она помогла бежать двум заложницам. А после штурма сотрудники ФСБ подозревали, что она могла быть одной из террористов: женщина была с Кавказа, ее, брюнетку со смуглой кожей, можно было принять за чеченку.

Больным помогала и Мария Крылова, администратор театра, которая добровольно отдалась в руки террористов. Она повесила себе на шею стетоскоп, ходила между рядами и просто разговаривала с больными. Как Школьникова и врачи из Краснодара, она не могла им по-настоящему помочь, но давала что-нибудь успокоительное или болеутоляющее, а иногда и просто аспирин. Как заметил кто-то из заложников, людям часто даже не нужны были лекарства, они только хотели поговорить, услышать слово поддержки, хотели, чтобы кто-то подержал их за руку.

Связь между террористами и оперативным штабом удалось установить только в четверг ближе к полудню, и тогда чеченцы потребовали, чтобы в театр пришли врачи. Но не соглашались на то, чтобы это были россияне. По одной из версий, они требовали иорданцев, поэтому, хоть в штаб обратились с предложениями о помощи, в частности, французские «врачи без границ», в четверг во второй половине дня власти сообщили, что в театр пойдут двое врачей-иорданцев. Только значительно позже появилась информация, что одного из них зовут Ахмед Заке. Фамилия второго врача еще какое-то время держалась в тайне, наконец оказалось, что это был россиянин, Леонид Рошаль.

По словам специалистов, Леонид Рошаль - выдающийся, очень известный в медицинских кругах детский хирург. Он руководил отделением травматической хирургии Научного центра здоровья ребенка при Российской академии медицинских наук. Прославился как врач, несущий помощь детям во время войн и катастроф. Ездил помогать жертвам землетрясений в Армении, Грузии, Японии, Индии, Турции и Афганистане, лечил детей во время революции в Румынии в 1990 году, был на войнах в Югославии, Нагорном Карабахе и Чечне, лечил людей во время «Бури в пустыне» в Персидском заливе.

Рошаль, несмотря на свои почти семьдесят лет, выглядел внушительно - прямой как стрела, с высоко поднятой головой и белыми как снег волосами. И всегда в безупречно белом халате, который даже после многих часов пребывания доктора в театре выглядел свеженакрахмаленным. В контактах с террористами он был предельно конкретен, спокоен и, как утверждали заложники, неспешен, но именно эта медлительность чрезвычайно успокаивала всех - и террористов и их пленников.

Трудно, собственно говоря, объяснить, как ему удалось расположить к себе террористов, - несмотря на то, что он не был иностранным врачом, его впустили, и вскоре даже террористы прониклись к нему доверием. Вероятно, он напомнил им, что во время своих многократных поездок в Чечню лечил и чеченских детей, а может, налетчики узнали его.

Террористы трактовали партер, как особую зону, об этом говорили все заложники. Они заметили, что на балконе дисциплина была значительно мягче, например, можно было ложиться в проход между креслами, чтоб немного поспать. Разницу эту подтверждает и тот факт, что обоих врачей - Рошаля и Заке -впустили только на балкон. Но сначала террористы заставили их вынести из театра тело Ольги Романовой. Для обоих врачей это был страшный момент. Несли ее, держа под руки, а ноги убитой девушки волочились по земле. Тело передали милиции примерно в 17.15 в четверг.

Направляясь в театр, Рошаль взял с собой полную сумку лекарств и, как только оказался на балконе, стал раздавать их нуждающимся. Часть передал своим коллегам по профессии, находившимся в партере. Школьникова тогда уже была на свободе, но там действовали оба врача из Краснодара и Фатима Шахова. Рошаль позже назвал их настоящими героями, до конца сохранившими верность клятве Гиппократа.

Рошаль ни разу не проявил страха перед террористами, вел себя с ними спокойно и в то же время свысока, как бы давая понять, что он здесь главный. Пытался навязать свою волю, что временами страшно нервировало этих молодых, необразованных мужчин, для которых давно единственным аргументом был калашников.

- Он все делал страшно медленно, как будто никуда не спешил, - рассказывала Филиппова. - Я слышала, как один из террористов в какой-то момент крикнул ему: «Ну чего выпендриваешься? Профессор, что ли?» А он, гордо выпрямившись, спокойно ответил: «Да, профессор».