До вечера паслись овцы на лугу возле дворца, а трубач с двумя воинами по всем покоям подпаска водил, сокровища и чудеса разные показывал.

Ходили они, ходили и пришли в подвал. Там под соломенным навесом — колодец, а в колодце не вода, а золото блестит-переливается.

Подхватили воины с двух сторон подпаска, головой в колодец окунули и снова на землю поставили.

А трубач из-за голенища медное зеркальце достает и говорит:

— Погляди на себя, крестьянский сын!

Посмотрел Павлуша в зеркало и оторопел. Вместо растрепанных, выцветших волос золотые кудри вьются.

На заходе солнца простился Павлуша с трубачом и воинами и погнал стадо домой.

А когда лесом шел, обмотал голову тряпицей, чтобы никто золотых кудрей не видел.

На скотном дворе поглядел старый пастух на овец и говорит:

— Видно, досыта травки овечки наелись, вон как бока-то округлились у них. Уж не в лесу ли ты их пас?

Подпасок ничего не ответил, смолчал.

— Ну что ж, коли тебя великаны не трогают, паси овец в лесу. А голову почему тряпкой обвязал?

— На сучок напоролся…

И с той поры так и повелось: овцы каждый день на лугу возле замка паслись, Павлуша с воинами в покоях пировал, а старый пастух перестал спрашивать, куда Павлуша стадо гонял и почему у него голова тряпкой обвязана.

Много или мало времени прошло, созвал опольский князь всех, сколько ни есть в его владениях, стекловаров и велел им стеклянную гору отлить. Высокую, как Чантория, острую, как башенный шпиль, и чтоб она в Одре отражалась.

Вот стоит гора высокая, в голубой воде отражается, на солнце горит-переливается. И кликнул клич опольский князь:

— Кто три раза на коне до вершины доскачет, тому дочь в жены отдам.

Дочь у князя одна-единственная, и все богатство после его смерти ей достанется.

Быстро разнеслась об этом весть, и вот стали съезжаться к княжескому двору храбрые рыцари, знатные вельможи. Всем охота счастья попытать.

Да не тут-то было!

Под одним конь пал, другой шею себе свернул, третий вместе с конем погиб. С каждым беда приключилась, никто и до середины горы не доскакал.

Павлуша в тот день, как всегда, погнал в лес овец.

Вот приходит он в замок, а трубач ему и говорит:

— Поезжай-ка и ты, крестьянский сын, счастья попытать. Коня мы дадим тебе из конюшни великаньей. Для великанов кони-то малы были, держали они их для забавы, разным штукам обучали.

Вывели из конюшни вороного коня. Три статных молодца на плечи друг дружке станут — до седла не достанут. Вот какой конь! Сбруя на нем серебряная, и узда серебряная, и чепрак серебряный, и седло серебряное, а на подковах — шипы алмазные.

Нарядили Павлушу в кафтан парчи серебряной, приставили к коню лестницу, влез Павлуша на коня по лестнице и поехал.

Едет Павлуша лесом, а золотые кудри верхушки деревьев вызолачивают, будто второе солнышко светит.

Дивится народ, в стороны расступается — отродясь никто такого коня-великана не видывал.

Павлуша коня пришпорил. Конь подскочил — и до половины горы допрыгнул. Подскочил еще раз — и до вершины достал. А с вершины одним прыжком на земле очутился.

Обрадовалась княжна. Бросила смельчаку рубиновый перстень, пастух тот перстень подхватил и в лес ускакал.

Пригнал Павлуша вечером овец, а старый пастух и говорит:

— Ох, было нынче на что поглядеть! Прискакал к стеклянной горе молодец на вороном коне, а конь с дом величиной!

На другой день воины вывели из конюшни коня в яблоках. Тот был большой, а этот еще больше! И все на нем золотое! И сбруя, и узда, и чепрак, и седло.

Нарядили Павлушу в кафтан золотой парчи. Кафтан золотой, кудри золотые — прямо загляденье!

Влез пастух по приставной лестнице на коня и поскакал к стеклянной горе.

В тот день никто даже до половины горы не допрыгнул. Никому охоты нет шею себе ломать.

Стоит народ, озирается: не приедет ли опять рыцарь на коне-великане? Всем любопытно узнать, кто он таков и откуда.

Как увидели коня в яблоках, а на нем всадника в золотом кафтане, гору кольцом окружили, клянутся-божатся, что коня за узду схватят и до тех пор не отпустят, пока рыцарь не скажет, кто он и откуда родом.

Пришпорил Павлуша коня. Конь прыгнул — и до половины горы доскакал. Скакнул еще раз — и до вершины достал.

Стоит Павлуша на вершине горы и видит — люди кольцом гору окружили, хотят ему дорогу загородить. Сделал он знак рукой: буду, мол, по правому склону спускаться. Откатилась толпа направо, а он с левой стороны спрыгнул, перстень княжны на лету поймал, к лесу поскакал, и след его простыл.

Пригнал Павлуша вечером стадо, а пастух и говорит:

— Опять тот же смельчак приезжал. Только конь под ним был не вороной, а в яблоках. Хотели люди его поймать, да где там — в лес умчался, только его и видели!

— А до вершины-то он доскакал? — спрашивает Павлуша и загадочно усмехается.

— Как же! Два раза скакнул — и на вершине!

На третий день старик говорит:

— Надо и тебе к стеклянной горе сходить, на рыцаря поглядеть. Оставь овец в овчарне, дай им сена, и пойдем со мной.

А Павлуша в ответ:

— Жалко летом сено переводить. Погоню-ка я их лучше на пастбище, а вечером расскажете мне, что да как.

— Вот глупый! — рассердился пастух.

Засмеялся Павлуша, выпустил овец из овчарни и погнал в лес.

Нынче по уговору последний, третий, день на гору скакать.

Нарядили воины пастуха в кафтан, алмазами изукрашенный. Конь под ним масти каштановой, весь алмазами убран, грива до колен, хвост до земли.

Едет Павлуша чистым полем, едет темным лесом, алмазы горят-искрятся — глазам смотреть больно.

Нынче князю с княжной узнать не терпится, кто этот смельчак. Нынче не уйти ему — воины тройной цепью окружили гору.

Подъехал Павлуша к горе, коня пришпорил. Конь в облака взвился и доскочил до вершины.

Тут все зашумели, закричали:

— Держи его! Лови!

Конь копытами в гору ударил, и над цепью солдат по воздуху пролетел. Павлуша перстень княжны на лету поймал и в лес ускакал.

Пустил он коня во всю прыть. А в лесу, в кустах, притаился злодей. Задумал он Павлушу погубить и от князя награду получить.

Вот мчится Павлуша по дороге, а злодей из кустов выскочил и саблей взмахнул.

Только как он ни целился, как ни метил, а выше стремени не достал. Сабля сапог рассекла, оцарапала ногу, об алмазное стремя сломалась, а конец в подошве застрял.

Обмыли воины ногу ключевой водой, намазали медвежьим салом. Вмиг зажила рана, только чуть приметный шрам на коже остался.

Вечером старый пастух говорит Павлуше:

— Ну и дурак ты, что к стеклянной горе не пошел, на того рыцаря поглядеть не захотел. Он через тройную цепь солдат перемахнул и в лес ускакал. Только теперь не скрыться ему — ранили его в правую ногу.

Сидит как-то вечером княжна и на дорогу глядит. А по дороге Павлуша овец с пастбища гонит. Вот княжна и говорит своей служанке:

— Любо-дорого смотреть, какие резвые да сытые овцы у этого пастуха! И никогда они у него не хромают, никогда он их кнутом не бьет. А ягнят, которые за стадом не поспевают, он на руках несет. Хороший пастух! Да видно, бедняк — сапоги на нем дырявые, стоптанные, шапки и той нет — голова тряпкой обмотана. Отнеси-ка ему три талера, пусть он себе шапку да сапоги купит.

Пришла служанка на скотный двор, Павлуше слово в слово передала, что княжна велела, и три талера ему подает.

Павлуша засмеялся, подбросил монеты. Ударились они друг о дружку, звякнули, а Павлуша внуков старого пастуха подзывает и приговаривает:

— Дзинь-ля-ля! Дзинь-ля-ля! Вот вам, ребятишки, бляшки-кругляшки, катайте их по земле, играйте!

Служанка увидела — за голову схватилась и побежала к госпоже с неслыханной вестью: этот оборванец три талера за деньги не считает, на землю швыряет!

День за днем идет, неделя за неделей. Князь с княжной ждут-поджидают рыцаря, что три раза на стеклянную гору въехал, а его все нет и нет.