— Нет, — говорит мужик. — Я ничем помочь не могу.

Стали его просить, целое богатство обещали, если он ее вылечит. Подумал мужик, подумал и велел королевну наоборот положить: где была голова, туда ногами. Сварил зелья, выпила она, полегчало ей. Дали мужику кучу денег и отвезли домой.

Прошло три дня. Вышел он к себе на поле, а там его кума поджидает, говорит:

— Ну-ка, пойдем со мной!

Привела она его к той пещере, где свечки горели. Видит он — стоят рядом две свечи: одна большая, а вторая вот-вот догорит. Поменяла кума свечки местами и молвит:

— Ты надо мной надсмеялся при всем королевском дворе, когда изголовье да изножье местами поменял. А я теперь посмеюсь над тобой при этих свечках. Эта большая свечка твоя была, а этот огарочек — королевнин. Я их тоже, гляди, местами меняю. Ступай теперь домой, сделай все, что положено перед кончиной. Жить тебе осталось всего ничего.

Пришел мужик домой, детям обо всем об этом рассказал, все дела между ними устроил по порядку и часа через два помер.

Была у одной пани служанка. Пани ею нахвалиться не могла, сердилась только, что та всегда мусор в уголок кучкой собирает.

— От мусора в доме вид неопрятный. Люди скажут, что здесь неряхи живут, — отчитывала ее хозяйка.

А той, всякий раз, как соберется мусор выбросить, словно шепчет кто-то: «Не выбрасывай, смети кучкой в уголок…»

Затеяла хозяйка сама мусор выбросить, глядь — а под мусором лягушка сидит! Хозяйкин сын убить ее хотел, но служанка за нее заступилась:

— Не отнимай жизнь у невинной твари, не ты ей ее давал, — говорит.

Взяла лягушку и под дом пустила. И вот как-то ночью приходит та лягушка к служанке и говорит:

— Приходи ко мне в гости, будь моим лягушатам крестной матерью.

Служанка обещала прийти, а сама пошла к ксендзу на исповедь и попросила совета, как быть.

— Иди, — разрешил ей ксендз, — только, смотри, ничего там не ешь и не пей.

В уголке, где мусор лежал, расступилась земля, вышел оттуда гном и повел за собой служанку вниз по лестнице.

Под землей было все, как у нас, светло и красиво. А лягушка, хворая после родов, в кровати лежала. Служанка и тот гном окрестили всех лягушат и стали кумовьями.

Угощения там было видимо-невидимо. Но как ни просили служанку, как ни уговаривали, она ничего в рот не взяла.

Погостила она два дня и стала домой собираться. Насыпал ей лягушкин муж в фартук песка из уголочка и наказал:

— Вернешься домой, высыпь песок тайком в сундук. Только никому ничего не говори и не показывай.

Вернулась она домой, а оказывается, ее полтора года дома не было.

Спрятала она песок в сундук, через три дня поглядела — а сундук полон чистого серебра и золота.

Шел мужик с ярмарки ночью через лес, в июле дело было. Идет он, идет, и вдруг на него лютым холодом повеяло. Смотрит — неподалеку огонек. Он туда. А там у костра сидят какие-то мужики. Заробел он, потом пригляделся — по одежке и по виду люди приличные. И вышел он к ним погреться у огня — уж больно холод его пробирал.

А те люди были тучевики. Они только что пруд лесной заморозили, чтобы льду набрать на градобитие. Увидели они мужика и спрашивают:

— Ты кто таков?

— Я из такой-то и такой-то деревни.

— Ты чего ночью по лесу бродишь?

— Из города иду, с ярмарки. Дюже замерз, дозвольте мне у огня обогреться.

Только сказал, глядит — а рядом пруд замерзший, и холодом от него так и веет. Удивился он:

— Что такое? Пруд замерз!

И тогда они ему сказали, что, стало быть, не люди они, а тучевики, что это они пруд заморозили. Дескать, нужно им льду на градобитие, которое завтра в его деревне весь хлеб побьет.

Испугался мужик, стал их со слезами умолять, чтобы пощадили они хотя бы его поле. У него детишек куча! Чем же он их прокормит, ежели град побьет весь несжатый хлеб?

Сжалились над ним тучевики, обещали его поле уберечь.

— Но смотри, — говорят, — еще как жарко будет и тучи только-только покажутся, ты вынеси бороны и свое поле ими обозначь. И никому ни слова!

Обрадовался мужик, бегом побежал домой, никому ни словечка не сказал, а сам все сделал так, как тучевики велели.

На другой день до полудня парило. И вдруг собрались грозовые тучи, ударил град — страшенный! Все поля побил, у всей деревни. Только у того мужика поле уцелело.

Увидели это хозяева, решили, что он колдун, что это он град навел, и потащили его к судье. Только там мужик рассказал все по совести. Отпустил его судья с миром.

Пошел Яно Вильчек косить сено на луг, что в этом году ему назначили. Чуть попозже пришли туда еще Игнац Киселяк и Феликс Гурка. Поделили луг, сколько кому полагалось, и начали косить каждый на своей делянке. Игнац во всю старался — его-то делянка больше всех была.

В полдень сели в тенечке и за обед взялись. Киселяк, тот на хлеб сало кладет, а Вильчек и Гурка сухой хлеб жуют. Вильчеку, понятное дело, маленько завидно стало, и говорит он Киселяку так:

— Знаете что, кум? Я тоже век при деле, ни на минуту не присяду. Своей работы нет — другим помогаю, все лишний заработок. И не пойму я, что за причина, но не везет мне в хозяйстве. Ни разу я не забил свинью, чтобы мне на сальце разговеться. Может, вы, Игнац, знаете, в чем тут штука?

— Я, понимаешь, тебе не скажу, потому что сам не знаю. Но знаю, кто тебе, Яно, мог бы это открыть, если очень хочешь. А если не очень хочешь, то и связываться не стоит.

— Неужто так трудно дознаться?

— И не говори! Надо в самую страшную грозу залезть на верхушку Бабьей горы. Туда в это время сходит с облаков тучевик. Оп на все вопросы отвечает,

— Верно говорите, кум, нелегкое это дело. Но стоящее. Уж я туда заберусь. Очень мне охота знать, почему мне так не везет в хозяйстве. Ведь работаю я не меньше других, все в дом несу.

— Это правда. Работник вы что надо, — никто слова против не скажет.

— То-то и оно!

Яно Вильчек слов на ветер не бросал. Назавтра же сходил к исповеди, чтобы в любое время быть готовым в дорогу. И стал ждать.

На третий день Бабья гора затуманилась, стали тучи собираться, гром загремел. Яно Вильчек все бросил и бегом на гору! Добежал до Пролома, а гроза на убыль пошла, Бабья гора вновь открылась. Вернулся Вильчек. «Промедлил я, — думает. — Живей управляться надо».

Долго ли, коротко — снова Бабья гора затуманилась. Вильчек как раз на косьбе был. Бросил косу и, в чем был, бегом на гору! Всю дорогу бежал и поспел как раз вовремя. Только забрался на Бабью гору, тут гроза и ударила.

Поначалу никто не появлялся. Сел Вильчек на камень и стал ждать, что будет. Ветер воет, молнии сверкают, гром гремит. У Вильчека волосы дыбом на голове стоят, трясется от страха. И вдруг в глазах у него потемнело, и явился ему тучевик: седая бородища по пояс, сам в чешуе, с каждой чешуйки вода бежит. Заробел Вильчек, стоит, белый как стена, молчит, словно язык проглотил.

— Чего тебе надобно? — спрашивает тучевик. А Вильчек — ни гугу.

Видит тучевик, что Вильчек робеет, и говорит:

— Сам знаю, зачем ты пришел. Хочешь, чтобы я тебе сказал, почему тебе в хозяйстве не везет. Так?

— Так, — отвечает Вильчек.

— Подуй мне на ладонь.

Подул Вильчек, и у тучевика на ладони показалось его изображение. Посмотрел тучевик на изображение и спрашивает:

— Кто это? Узнаешь?

— Как не узнать! Это же я.

— Верно. Это ты. Похоже, человек ты чистый, честный и добрый. Ни ты, ни твоя жена не виноваты, что вам не везет. Значит, причина дальше. Подуй мне на ладонь.

Опять подул Вильчек, и показалось у тучевика на ладони изображение Вильчекова отца.