Где я?! Что это за место, черт подери! Это не реальность, я знаю точно. Скорее всего, сон, обычный кошмар, который каким–то образом стал таким реальным. Нужно придумать как отсюда выбраться… Ведь это всего лишь кошмар…

Мертвец из могилы показался примерно через минуту, когда я уже поверил, что ему и в земле лежится хорошо. Его скелет был перемазан влажной землей, отчего труп казался еще ужаснее, и он явно хотел до меня добраться. Непроницаемое пламя играло в его глазницах.

Неожиданно я вспомнил об амулете, но, рванув на себе рубашку, ничего не обнаружил. Моего единственного оружия со мной не оказалось. Я побежал, огибая надгробия, стараясь не попасть в раскопанные могилы.

Убегая, я несколько раз падал, и, падая мне казалось, что вот–вот придет конец. Оглядываться я боялся, чувствуя, что две полыхающие зарницы следуют за мной неотступно. Да что за чертовщина! Этого ведь не может быть.

В небе полыхнула молния, и с этой молнией меня озарило. Если это сон, то я хозяин этого сна, разве нет? Меня невозможно убить, здесь я могу быть богом!

Резко развернувшись, я оскалился и зарычал на подходящий скелет, представляя, как в руке появляется огненный меч. Живого мертвеца мое представление не остановило. Заорав, я бросился к нему и сделав страшный замах, опустил ему на череп… пустоту! Меча не было, черт возьми! У меня в руке не оказалось никакого чертового меча! Но это ведь мой сон, я здесь…

Оживший скелет профессионально пнул меня в кадык, отчего я захрипел и попятился назад. Боль была самая натуральная, как и слезы навернувшиеся на глаза.

– Чего ты убегаешь, Тод? Я твой друг.

«Ничего себе друг», – злобно подумал я, выдавая чудеса скорости, улепетывая на четвереньках. Такой друг меня и убить может, чего я для себя уж никак не желаю.

Когда надо, мертвяки могут двигаться очень быстро. Мой преследователь догнал меня и, схватив за шиворот, поставил на ноги, а потом и вовсе поднял над землей. Я задрыгал ногами, но вырваться было куда как сложнее.

– Сейчас будет больно, друг, – предупредил скелет и прежде чем я успел подготовиться, вонзил свою ладонь мне в правый бок.

Когда–то давно меня подрезали бандиты, стараясь отнять кошелек, которого у меня даже не было. Не смотря на рану, я смог убежать, но потом долго лечился у местного знахаря. Ощущения при ранении холодным оружием всегда разные. Если ты боишься, чуть не гадишь себе на ноги, то это хуже всего, ибо каждую секунду ты ожидаешь что придет боль, которая на самом деле не такая уж страшная.

Вспышка, очень яркая и болезненная, но после нескольких мгновений она затупляется. Боль уходит, теснимая шоком, но как только живой мертвец зашевелил пальцами, я вновь страшно заорал. Хрипло и неразборчиво я обещал ему страшную участь, поносил его создателя и все его семейство скелетное…

Возле высокого надгробия я заметил еще одну фигуру, которая словно бы парила над землей. Прищурив глаза, я попытался разобрать, кто же это может быть, но лунного света не хватало. Оживший покойник отпустил меня, после чего с хлюпаньем вытаскивая из раны руку. Я тут же согнулся пополам и отполз на метр в сторону.

Фигура в балахоне плыла в нашу сторону и выглядела еще ужаснее моего мучителя. Последний же, весь подобрался и принял бойцовскую стойку. Через секунду от него веяло такой мощной аурой, что я мог поклясться: его тело охватил черный огонь, который языками дергался в такт ветру.

Человек в балахоне выкинул вперед руку и черное кладбище осветило дневным светом. Я не мог оторвать рук от раны, поэтому глаза мои подверглись муке. Их резануло словно плетью, а после я видел перед собой одни красноватые пятна. Когда все пришло в норму, я с удивлением обнаружил, что ночь сменилась днем, а кладбище уже не выглядит так зловеще.

Живой мертвец вновь умер, его кости неправдоподобной кучкой лежали рядышком. В пустом черепе больше не полыхал огонь. Я так же осмотрел свои повреждения и заметил, что моя рана исчезла.

– Некромантия, – пояснил незнакомец с самым будничным видом. – Я все думал, ты справишься сам, но после решил вмешаться…

Он подошел ко мне и помог встать. Я неприятным взглядом осмотрел кладбище, после чего констатировал простой факт: Пейн козел. Черной магией он поставил мою жизнь под угрозу, что заставило медальон отреагировать защитной реакцией, вследствие чего появился…

– Так вот ты какой, чудила поганый, – пробормотал я, разглядывая великого мага. Он был немного ниже, но посимпатичнее меня, с лицом, которое, наверное, и родилось, чтобы называться аристократическим.

– Прости что? – Дархан поднял брови и выглядел так, словно действительно был удивленным. Что за черт, ведь Пейн говорил, что это всего лишь отражение…

– А, забудь. Это у меня от нервов.

Я уселся на холодное надгробие, а великий маг остался стоять. В его прикиде не было ничего вычурного, при желании этого человека можно принять за бродячего монаха или фокусника–шарлатана.

Маг осмотрел меня, бесспорно оставаясь недовольным. Кажется, ему не нравилось во мне абсолютно все, от туфлей и одежды, до похабной морды и улыбки.

– Гони формулы заклятий, – без обиняков высказал я свои требования, но подозрения, что отражение все же не такое глупое, подтвердились.

– Так просто? И зачем же они тебе?

– А тебе какое дело? Ты существуй себе в своем не слишком уютном мирке, перекапывай могилки, а я займусь своими проблемами в мире живых.

– Но я ведь тоже – живой.

Я изобразил удивление, а потом сказал, что не расслышал его последних слов. Дархан улыбнулся страной улыбкой, после чего кивнул:

– Я живой. Ты правильно понял.

– Что?! – воскликнул я, подскакивая с места. – Значит, ты выжил после той мясорубки и сейчас где–то бродишь?? Занял мое место сапера?

Дархан скривился.

– Нет, то событие мне пережить не удалось. Мы проиграли?

– Выиграли. Разбили врага на голову.

– Вот как? Ясно.

– Ты мне лучше объясни, что ты такое? И если ты живой, то как оказался здесь? Я думал, меня будет ждать лишь отражение! – не унимался я.

Дархан замялся с ответом, прогудев малозначительное «ну» и «м–мм».

– Как бы это попроще… сказать, – протянул он задумчиво. – Ты знаком со спецификой создания артефактов?

– Да, в общих чертах.

– Чтобы артефакт набрал силу в него должно войти что–то живое и очень ценное. Человеческая душа очень для этого подходит, хотя еще лучше использовать души магических существ. Мой – уже твой – медальон вмещал около пятнадцати процентов моей души. Туда входили мои самые малоприятные качества, с которыми я без сожаления мог расстаться…

Я открыл рот, неожиданно поняв, как благородные становятся благородными. Раньше я считал, что за хорошими манерами, сдержанностью, умом и характером стоят годы тренировок и муштры. Сейчас же выходило, что любой маг, способный создать магический предмет, может с легкостью избавиться от пороков, запечатав их в свой небольшой артефакт. Не нравиться ковыряться в зубах, грызть ногти, надоела зависимость от алкоголя и табака? Все решается просто, легко и безболезненно.

– Да, все примерно именно так и обстоит, – подтвердил Дархан. – Но не все маги идут на такое. Это очень удобно, но только до тех пор, пока предмет находиться у создателя. Если его потерять, то потеряется и часть души, отчего мир вокруг становиться… в общем маг теряет свою полноценность. Превращается в то, что сам себе оставил.

– Так значит вот почему вы, маги, так дорожите своими медальонами и никому не даете их на хранение?

– Да, ведь это часть нас самих.

– И что дальше?

– Отдаваться полностью медальону никогда не практиковалось. Даже среди лидеров Гильдии отдача доходила только до шестидесяти процентов, ибо для управления государством нужно быть чем–то большим, чем человек. Эмоции и чувства в большой политике играют второстепенную роль, но нужно всегда оставаться заинтересованным, ибо рано или поздно тебя обойдут.