Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Чудесное существо эта Кертту, думает Амалия, хорошо, что брату Пааво досталась такая жена! Красивая Кертту, такая тоненькая и тихая. Пааво выбрал себе подругу, совсем не похожую на него. И все же он полностью доверил Кертту управление домом. А Кертту не хочет поручать какую-либо работу детям. Ведь и ее в детстве не принуждали к труду. Амалию же с малых лет заставляли очень много работать, и она уже тогда поняла, что родилась на свет именно для работы. Все-таки своему сыну Амалия желала более беззаботного детства, чем выпало на ее долю.

Таави тоже был совсем ребенком, когда поступил в имение Ээвала в мальчики. Амалия была старше Таави на пять лет. Потому-то хозяйки в свое время и говорили: «Уж, кажется, великовозрастной дочери Ээвала следовало бы хорошенько подумать, прежде чем запутывать свои дела до того, чтобы беременной идти под венец с несчастным батраком».

То же самое довелось услышать однажды Амалии, когда Ээва разговаривала с тетушкой Ийдой. «Вот дура Амалия, — говорила Ээва, — доигралась, и теперь пришлось ей идти замуж за самого последнего батрака. Да и любви-то настоящей у них не было. И вообще, что она понимает в любви?..» А тетушка рассердилась тогда и ответила: «Работать на совесть — вот это Амалия понимает. От работы она никогда не отлынивала: помогала и на конюшне, и в хлеву, да и с домашними делами неплохо управлялась. А во время болезни матери и хлебы пекла, и белье стирала. Она не проводила вечеров, как ты, за чтением разных любовных историй. Я тоже в любовных делах не слишком много понимаю, но муж есть и у меня, и живем мы в мире и согласии. А детей нет, бог не дал». Насколько известно Амалии, больше Ээва о ее браке ни с кем не говорила. Вероятно, она уже тогда пожалела, что распустила язык и рассердила тетушку. Говоря с матерью, Ээва, конечно, не забывала взвешивать каждое слово, но тетушка Ийда гораздо моложе матери; веселая, жизнерадостная, она всегда обращалась с племянницами как старшая сестра. Но все же давала им понять, что в их отношениях должна быть какая-то граница, которую не следует переступать. А мать вообще была настолько суровой и замкнутой, что даже отец старался всегда тщательно выбирать слова, разговаривая с нею.

Амалия идет дальше и думает о том, что напрасно она не зашла навестить тетушку. Она собиралась зайти к ней, но сцена в лавке так ее расстроила, что уже никого не хотелось видеть.

Тетушка Ийда относилась к Амалии значительно мягче и ласковей, чем мать. Дарила ленты, расчесывала щеткой ее густые волосы, заплетая их в две косы. Амалия улыбается, вспоминая, как радовалась она когда-то широким голубым шелковым лентам. Расчесывая и приглаживая щеткой волосы Амалии, тетушка рассказывала, что так же заплетала она когда-то косы своей сестре. Но и тогда у Амалии-матери не было таких густых волос, как у дочери. По мнению тетушки, Амалия больше похожа на отца, чем на мать. В молодости отец был видным, красивым, работящим. Мать и тетушка познакомились с ним на деревенской свадьбе. А после того как мать стала его женой и хозяйкой Ээвала, тетушка тоже переехала в эти края.

Когда-то родители их имели большой торговый дом, мельницу и ферму в далеком приморском приходе. Все это после их смерти было обращено в деньги. Единственный брат тетушки и матери переселился в город и открыл торговое дело. Тетушка на свои деньги купила дом здесь, в Такамаа, неподалеку от церкви. Там она и теперь ведет торговлю вместе с хромой Сельмой. Сельма живет у тетушки с тех пор, как Амалия помнит себя.

От тетушки Амалия слышала, что жилой дом Ээвала был заново перестроен на деньги матери: были пристроены три новые комнаты и малая изба. Это случилось еще до рождения Ааретти, а Пааво был тогда так мал, что ничего не помнит о тех временах. Когда тетушка вышла замуж, Амалии шел четвертый год. Тетушку венчали в церкви. На свадьбе не танцевали, а только пели духовные песни. После свадьбы тетушка по-прежнему часто навещала сестру. По-видимому, замужество не внесло больших перемен в ее жизнь... И тут Амалия невольно начинает вспоминать о своем замужестве.

Младшей дочери Ээвала, Амалии, еще при жизни родителей была выделена часть имения соответственно ее доле наследства. На обширных полях Ээвала ей выделили часть пахотной земли, а для постройки дома отвели склон холма за полем. Дорогу от ее нового дома вывели на шоссе у одинокой ветвистой сосны.

Правда, когда по краям дороги рыли канавы, случайно подрубили корни этой сосны, но дерево стоит и до сих пор. Отец был хороший хозяин: постоянно придумывал разные новшества, чтобы повысить урожаи, много работал над осушением болот и даже представлял свои планы мелиорации в местное самоуправление. Кроме того, он деятельно участвовал в работе приходского комитета, однако старался не вмешиваться в религиозные дебаты и остерегался бичевать кого бы то ни было именем божьим, как это принято среди их односельчан. Однажды Амалия, стараясь угодить матери и смягчить суровое выражение ее лица, пела песнь Акрепиуса о муках ада, и отец сказал тогда: «Пой, Амалия, если песнопения тебе по душе, но только не пой про ад, иначе ты и эту жизнь превратишь в ад! Лучше посмотри в окно».

Амалия посмотрела. Во дворе цвела черемуха. А по лужайке прыгали ягнята. Замечание отца было так неожиданно, что Амалия навсегда запомнила это лето — лето своего детства: цветущую черемуху и ягнят возле старой, ослабевшей овцы.

В то лето отец часто уезжал на новых дрожках по новой дороге в село, и белая грива лошади красиво развевалась по ветру. Мать сурово смотрела ему вслед, но Амалия уже не пыталась помочь ей песнопением. После замечания отца она стала стыдиться этих смиренных песен. Только когда мать и тетушка брали ее с собой на собрания верующих, где пелись духовные песни, она пела вместе со всеми. С той поры в ее памяти песнопения живут как могучее слитное звучание многих голосов. И вот это зазвучало теперь, когда она уже деревенеющими от усталости руками толкает свой груз по шоссе.

Шагать снова стало тяжело, мучительные мысли гнетут душу. «Безобразная Амалия» — такой она была всегда рядом со своей сестрой, хорошенькой Ээвой. И ноги-то как у мужика. И шрам на лбу в довершение всего. Шрам Амалия сама себе заработала. Маленькой девчушкой она шлепнулась ничком, споткнувшись о порог хлева. Это случилось потому, что ей не терпелось поскорее увидеть, как из яиц вылупятся цыплята. Если бы она тогда не спешила, не было бы и шрама. А теперь он сверкал, как светлая звезда, на ее широком лбу, над правой бровью. Эта звезда на лбу не к лицу девушке, она могла бы украсить коричневый лоб коровы, и то если бы пришлась посредине. Амалия усмехнулась своим мыслям. Недоставало еще, чтобы у нее посредине лба была звезда! Тогда-то уж она со своим широким носом и большими коровьими глазами совсем походила бы на этих животных, с которыми ей приходится проводить все дни. Во всяком случае, до сих пор она не разлучалась с ними. А что будет дальше? Об этом ничего нельзя сказать... Война сеет смерть. Все горит вокруг. Люди бегут от войны — со скотом и без скота, порой даже не зная куда, но бегут. И войне не видно конца.

Путник я, гонимый роком
К вечному, родному дому.
Смерть врата его раскрыла,
Через них иду я к жизни.

Амалия вздрагивает от звука собственного голоса. Точно крик, вырвались эти стихи из ее груди. Кругом раскинулось топкое болото с черными окнами и красными кочками. Дорога пересекает болото, подобно мосту. Прежние свои мосты болото уже поглотило. Местами еще виднеются полусгнившие бревна. Там, под дорогой, болото живет своей жизнью: растет мох, цветет, созревает морошка. Вдали от дороги сиротливо стоят болотные сосны. Они маленькие и словно покрыты лохмотьями, как беспризорные дети. Кругом вода, а они засохли.

Амалии хочется пить. При мысли о морошке текут слюнки, но ведь она не может собирать морошку. У нее еще много дел дома. Там и так, наверно, удивляются, что ее долго нет. Лучше поспешить. Наверно, Кертту с детьми уже пригнали коров с пастбища. Но доярки ведь они никудышные. Амалия останавливается на минуточку передохнуть и, опершись на велосипед, делает движения руками, словно желая набрать побольше воздуха. И затем продолжает путь. Ветер стих, и Амалии совсем жарко. От жажды даже распух язык. Теперь она уже не смогла бы петь, даже если бы захотела. Пот ручьем стекает по спине. А дорога кажется бесконечной. Но, к счастью, идти остается немного. На третьем километре от того столба, у которого кончается болото и начинается лес, находится Ийккала.

2
{"b":"119356","o":1}