Последним замечательным деянием Екатерины стал раздел Польши и присоединение к России западных русских земель. Второй и третий разделы, последовавшие в 1793 и 1795 гг., были логическим продолжением первого. Многолетняя анархия и события 1772 г. образумили многих шляхтичей. Преобразовательная партия на четырехлетнем сейме 1788–1791 гг. выработала новую конституцию. Она устанавливала наследственную королевскую власть с Сеймом без liberum veto, допущение депутатов от горожан, полное равноправие диссидентов, отмену конфедераций. Все это совершилось на волне бешеных антирусских выступлений и в пику всем прежним договоренностям, согласно которым Россия гарантировала польскую конституцию. Екатерина вынуждена была терпеть эту дерзость, но писала членам иностранной коллегии: «…Я не соглашусь ни на что из этого нового порядка вещей, при утверждении которого не только не обратили никакого внимания на Россию, но осыпали ее оскорблениями, задирали ее ежеминутно…»

И действительно, как только мир с Турцией был заключен, Польша была оккупирована русскими войсками, а в Варшаву введен русский гарнизон. Это послужило как бы прологом к разделу. В ноябре прусский посол в Петербурге, граф Гольц, представил карту Польши, где очерчен был участок, желаемый Пруссией. В декабре, после подробного изучения карты, Екатерина утвердила русскую долю раздела. К России отошла большая часть Белоруссии.

Этот раздел привел поляков в отчаяние. После окончательного краха майской конституции у ее приверженцев, как выехавших за границу, так и оставшихся в Варшаве, было только одно средство действовать в пользу проигранного предприятия: составлять заговоры, возбуждать неудовольствие и дожидаться удобного случая для поднятия восстания. Все это и было проделано.

Центром' выступления стала Варшава. Хорошо подготовленное восстание началось рано утром 6 (17) апреля 1794 г. Оно стало неожиданностью для русского гарнизона. Большая часть солдат была перебита, и лишь немногие с тяжелым уроном смогли пробиться из города. Не доверяя королю, патриоты провозгласили верховным правителем генерала Костюшку.

В ответ в сентябре между Австрией, Пруссией и Россией было достигнуто соглашение о третьем разделе Польши. Краковское и Сендомирское воеводства должны были отойти Австрии. Границами России становились Буг и Неман. Кроме того к России отходили Курляндия и Литва. Вся остальная Польша с Варшавой отдавалась Пруссии. 4 ноября Суворов взял Варшаву.

Революционное правительство было уничтожено, и власть вернулась к королю. Станислав-Август написал Екатерине. «Судьба Польши в ваших руках; ваше могущество и мудрость решат ее; какова бы ни была судьба, которую вы назначите мне лично, я не могу забыть своего долга к моему народу, умоляя за него великодушие Вашего Величества». Екатерина отвечала: «Не в моих силах было предупредить гибельные последствия и засыпать под ногами польского народа бездну, выкопанную его развратителями, и в которую он наконец увлечен…» 13 октября 1795 г. произведен был третий раздел. Польша исчезла с карты Европы.

За этим разделом вскоре последовала смерть русской государыни. Упадок нравственных и физических сил Екатерины начался с 1792 г. Она была надломлена и смертью Потемкина, и тем необычайным напряжением, которое ей пришлось вынести в последнюю войну. Французский посланник Женэ писал:

«Екатерина явно стареет, она сама видит это, и ее душой овладевает меланхолия». Екатерина жаловалась: «Годы заставляют все видеть в черном». Водянка одолевала императрицу. Ей все труднее было ходить. Она упорно боролась со старостью и недугами, но в сентябре 1796 г., после того как не состоялась помолвка ее внучки с королем шведским Густавом IV, Екатерина слегла в постель. Ее не оставляли колики, на ногах открылись раны. Лишь в конце октября императрица почувствовала себя лучше. Вечером 4 ноября Екатерина собрала интимный кружок в Эрмитаже, была очень весела весь вечер и смеялась шуткам Нарышкина. Однако она удалилась раньше обыкновенного, говоря, что у нее от смеха поднялась колика.

На другой день Екатерина встала в свой обычный час, поработала с секретарем и, отпустив последнего, приказала ему подождать в прихожей. Секретарь прождал необыкновенно долго и начал беспокоиться. Через полчаса последний фаворит Екатерины, Зубов, решился заглянуть в спальню. Императрицы там не было; не было ее и в туалетной комнате. Зубов в тревоге позвал людей; побежали в уборную и там увидели императрицу недвижимую с покрасневшим лицом, с пеною у рта и хрипящую предсмертным хрипом. Екатерину перенесли в спальню и уложили ее на полу. Она сопротивлялась смерти еще около полутора суток, но так и не пришла в себя и скончалась утром 6 ноября.

Вслед за успехами просвещения в XVIII–XIX веках началось бурное развитие русской науки. Гордый своими успехами Запад не сразу и не вдруг признал этот новый росток научной мысли. Любопытно проследить, как постепенно и с трудом прививалось там осознание того, что «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать». Удивительная разносторонняя деятельность Ломоносова осталась совершенно незамеченной европейской научной мыслью и потому имела больше национальное, чем мировое значение. Лобачевскому в какой-то мере повезло больше — признание пришло к нему после смерти. Великий талант Менделеева был признан уже при жизни, но не без труда и не без борьбы. И только в последней трети XIX века русская наука получила права равноправия с европейской.

Менделеевский периодический закон, а также удивительные открытия Павлова в области физиологии подняли ее престиж на небывалую высоту, на котором она оставалась и в XX столетии. Судьба Ландау, гениальная одаренность которого была признана сразу всеми и везде, свидетельствует об этом очень хорошо.

Михаил Ломоносов родился в ноябре 1711 г. в деревне Денисовка близ города Холмогоры. Отец его, Василий Дорофеевич, был помором. Он владел несколькими судами и ходил на них за рыбой в Белое море и Ледовитый океан. С детских лет Михайло помогал отцу в его трудном и опасном деле, однако сердце и натура влекли его совсем к другим занятиям. Рано научившись читать, он очень быстро перечитал все книги, какие только мог достать в своей деревне В 14 лет он осилил «Арифметику» Магницкого и славянскую грамматику Смотритского. Дальнейших возможностей для образования у пытливого и умного юноши не было. «Имеючи отца, хотя по натуре доброго человека, однако в крайнем невежестве воспитанного, — вспоминал потом Ломоносов, — и злую и завистливую мачеху, которая всячески старалась произвести гнев в отце моем, представляя, что я всегда сижу попустому за книгами: для того многократно я принужден был читать и учиться, чему возможно было, в уединенных и пустых местах, и терпеть стужу и голод».

Зимой 1730 г. девятнадцатилетний Ломоносов почти без денег, пешком отправился в Москву и поступил в Заиконоспасскую славяно-греко-латинскую академию. Жить и учиться тут было нелегко Общежития при академии не было. Стипендия полагалась самая мизерная. Ломоносов писал позже: «Жалования в шести нижних школах (классах) получал по три копейки на день. А в седьмой — четыре копейки надень… Имея один алтын в день жалования, нельзя было иметь на пропитание… больше как на денежку хлеба, и на денежку квасу, прочее на бумагу, на обувь и на другие нужды. Таким образом жил я пять лет, и наук не оставил» Несмотря на свой возраст, Ломоносов был зачислен в самый младший класс, поскольку совсем не разумел латыни. Однако его блестящие способности вскоре проявились с полной силой: не прошло и полугода, как его перевели из низшего класса во второй и в том же году — из второго в третий класс. А через год он стал настолько силен в латинском языке, что мог сочинять на нем небольшие стихи. Уже тогда он основательно занимался поэтикой и риторикой.