В марте 1953 г. умер Сталин. После кончины генсека власть формально перешла к членам Президиума ЦК (так с 1952 г. именовалось Политбюро), но реальными рычагами управления, позволявшими влиять на события, обладали только трое его членов: Маленков, возглавлявший Совет Министров, Хрущев, который в качестве секретаря ЦК руководил аппаратом партии, и Берия, в ведении которого находилось Министерство госбезопасности. Именно он І поначалу имел больше всего средств для захвата лидерства. Это хорошо понимали все остальные члены Президиума. Уже в день смерти Сталина Микоян завел с Хрущевым разговор об опасности, исходящей от Берии. Хрущев согласился: «Пока эта сволочь сидит, никто из нас не может чувствовать себя спокойно», и он немедленно повел тайные интриги против всесильного шефа МГБ. О том, как произошло свержение Берии, сам Хрущев рассказывал так:
«Я стал объезжать по одному членов Президиума. Опаснее всего было с Маленковым, друзья ведь были с Лаврентием. Ну, я приехал к нему, так и так, говорю, пока он гуляет на свободе и держит в своих руках органы безопасности, у нас всех руки связаны. Да и неизвестно, что он в любой момент выкинет, какой номер… И надо воздать должное Георгию — в этом вопросе он поддержал меня, переступил через личные отношения. Видимо, сам боялся своего дружка… В конце разговора он сказал: «Да, верно, этого не избежать.
Только надо сделать так, чтобы не получилось хуже». Вслед за Маленковым Хрущев договорился с Ворошиловым и Кагановичем. Но особенно важно было заручиться поддержкой Жукова. Правда, с этой стороны Хрущеву нечего было опасаться — о жестокой ненависти прославленного полководца к Берии всем было хорошо известно. В день, назначенный для ареста, Хрущев вызвал Жукова к себе и сказал: «Георгий Константинович, сегодня надо арестовать подлеца Берию. Ни о чем не расспрашивайте, я потом расскажу». Жуков постоял с закрытыми глазами, а потом отвечал: «Никита Сергеевич, я жандармом никогда не был, но эту жандармскую миссию выполню с большим удовольствием. Что надо делать?» Хрущев велел ему прибыть в Кремль с верными офицерами и дожидаться в приемной его звонка. О самом аресте Берии, произошедшем прямо на заседании Президиума, Хрущев рассказывал так: «Сели все, а Берии нет. Ну, думаю, дознался… Но тут он пришел… Сел… развалился "и спрашивает: «Ну, какой вопрос сегодня на повестке дня? Почему собрались так неожиданно?»… Тут я вскочил… и говорю: «На повестке дня один вопрос.
Об антипартийной, раскольнической деятельности агента империализма Берии. Есть предложение вывести его из состава Президиума, из состава ЦК, исключить из партии и предать военному суду. Кто «за»?» И первый руку поднимаю. За мной остальные… А сам нажимаю на кнопку…» По установленному сигналу в кабинет вошел Жуков со своими людьми, и Берия был передан ему в руки… Вскоре его расстреляли».
Сыграв в этих событиях первенствующую роль, Хрущев фактически занял ведущее положение в Президиуме ЦК. Его позиции еще более укрепились в сентябре 1953 г., когда он был избран Первым секретарем ЦК, то есть стал формальным преемником Сталина на посту руководителя партии. Сразу было отмечено, что Хрущев очень мало походил на своего предшественника. В нём не было никакой высокомерной отчужденности, никакого надменного вождизма. Он имел простое крестьянское лицо с совершено несолидным вздернутым носом и открытую улыбку. Его руководящий стиль также был совершенно иным: Хрущев, в отличие от Сталина, не сидел в столице, все время разъезжал по стране, общался с людьми, охотно выступал на митингах и собраниях.
Однако вместе с тем ему очень свойственны были упрямство и апломб. Возражений или несогласия он не любил. В личной жизни, как и большинство крупных партийных деятелей его поколения, Хрущев был очень скромен, а к роскоши совершенно равнодушен. Он стал у руля государством в чрезвычайно сложный и ответственный момент. СССР находился в состоянии острой конфронтации с прежними союзниками по антигитлеровской коалиции, и в особенности с США. Мир фактически балансировал на грани новой мировой войны. Было и множество внутренних проблем: страну покрывали концлагеря, в которых томились сотни тысяч невинно осужденных людей, тяжелый кризис переживало сельское хозяйство (урожайность зерновых опустилась примерно до 8 центнеров с гектара), промышленность требовала технического перевооружения, население устало от бытовой неустроенности — люди нуждались в жилье и товарах народного потребления, остро стояла продовольственная проблема. Все эти вопросы требовали быстрого разрешения.
Едва придя к власти, Хрущев санкционировал работу специальных комиссий по пересмотру дел политзаключенных. Вскоре началась массовая реабилитация узников ГУЛАГа. Через несколько лет огромные концлагеря опустели. Само по себе это было важным делом. Но Хрущев не желал ограничиваться полумерами — он решил не только уничтожить мрачные следствия сталинской системы, но и осудить само явление. При подготовке XX съезда по его предложению была создана особая комиссия по расследованию деятельности Сталина. Возглавил ее академик Поспелов. За несколько месяцев комиссия собрала обширный материал о преступлениях прежнего генсека, но что делать с ними, было не ясно. Все члены Президиума ЦК, прежние сподвижники Сталина, были категорически против того, чтобы предавать эти факты гласности. В своем отчетном докладе съезду в феврале 1956 г. Хрущев ни словом не упомянул о сталинских преступлениях. Но он не собирался уступать. Съезд уже близился к завершению, когда Хрущев собрал членов Президиума ЦК и спросил: «Товарищи, что мы будем делать с отчетными данными товарища Поспелова?» Сразу же разгорелся яростный спор. Молотов, Ворошилов и Каганович вновь стали возражать против предания гласности результатов расследования комиссии. Но Хрущев сумел на этот раз настоять на своем. «Помню, когда мы обсуждали этот вопрос во время XX съезда, у нас тогда в руководстве была очень сильная борьба, — вспоминал он. — Мы поставили вопрос о том, что надо партии сказать правду, а некоторые люди, чувствовавшие большую вину за преступления, совершенные ими вместе со Сталиным, боялись этой правды, они боялись своего разоблачения. После долгих споров они согласились поставить этот вопрос на съезде…» Доклад Хрущева «О культе личности и его последствиях», содержавший перечень страшных злодеяний Сталина и прочитанный 24 февраля на закрытом заседании съезда, имел эффект взорвавшейся бомбы. Старое, десятилетиями складывавшееся представление о гении Сталина было разрушено в один миг. Каждый делегат съезда (а потом и каждый советский человек) пережил своего рода болевой шок. Со многими прежними иллюзиями, старательно взращиваемыми сталинской идеологической машиной, было покончено навсегда. Хрущев еще не знал тогда, что этим выступлением он не только взорвал сталинскую систему, но и подвел мину замедленного действия под все здание советской идеологии. Он, впрочем, никогда не раскаивался в сделанном, справедливо считая разоблачение культа личности и создание общества, построенного на гуманных правовых основах, своей главной исторической заслугой.
Доклад Хрущева имел и другие последствия. После XX съезда между ним и; его прежними соратниками возникли все более усиливающиеся расхождения.
На июньском 1957 г. пленуме Президиума ЦК Молотов и Маленков неожиданно поставили вопрос о смещении Хрущева. Их поддержало большинство членов Президиума (Ворошилов, Каганович, Булганин, Первухин и Сабуров).
Однако на пути сталинистов стал Жуков, который бросил им в лицо историческую фразу: «Армия против этого решения, и ни один танк не сдвинется с места без моего приказа». (Хрущев не забыл этих слов и, когда позиция его окрепла, поспешил отправить Жукова в отставку.) Жуков и председатель КГБ Серов сумели быстро собрать пленум ЦК. Подавляющее большинство его участников безоговорочно поддержали Хрущева. Решение Президиума было отменено, Хрущев остался на своем посту, а в отставку отправились его оппоненты. В 1958 г., после смещения Маленкова, Хрущев, оставаясь Первым секретарем, занял также пост Председателя Совета Министров СССР. С этого времени власть его стала во всех отношениях полной и неограниченной.
