А пастор, закурив после обеда свою трубку с длинным чубуком, – она единственная среди божьих даров еще вызывала в нем вожделение и доставляла радость, – думал: «Один слепо верует, что он Нечистый, но живет по-человечески; другой верует, что он человек, а живет, как Нечистый. Да, таков удел смертных на земле – они или веруют неправильно, или живут не по правде. Как сделать, чтобы человек праведно веровал и по правде жил? Во власти ли это божьей? А если во власти, то почему же бог давным-давно не устроил все как следует?»

Но прежде чем прийти к решению этого вопроса, пастор погрузился в послеобеденный сон, с годами становившийся все слаще и слаще.

Итак, у Антса на совести не было больше старых грехов, и это вызвало в нем новую жажду деятельности. Обитатели Пекла заметили, что Антс начал возить строительные материалы на старые поля усадьбы. Материалы складывались, однако, не там, где раньше стояли постройки, а поодаль – ближе к полю.

– Опять Антс что-то замышляет, – решила Юла.

– Вроде бы так, – сказал Юрка. – Должно быть, хочет перетащить нас на старое место.

– Нас ли!

– Кого же еще?

– Поживем – увидим.

– Вроде бы так.

Когда Юрка попытался выведать, что же такое затевается в Пекле, Антс, усмехнувшись в бороду, сказал:

– Время покажет.

– Вроде бы так.

Время и показало. Осенью возвели фундаменты строений, а ранней весной, когда еще снег не сошел, явились рабочие и быстро подвели здание под крышу.

– Глазам не верится, – заметил Юрка.

– И впрямь, словно наваждение, – согласилась Юла.

Прошла неделя, другая, и в новое здание въехали жильцы. Они были, как заметили старые обитатели Пекла, откуда-то с чужой стороны. Новые поселенцы явились во-время – уже наступала пора пахать и сеять. Они оказались людьми зажиточными: приехали в Пекло со всем скотом и скарбом.

– Привез тебе соседей, на миру веселее, – ухмыльнулся Антс Юрке, – а то ты совсем от людей отвыкнешь.

– Не нужно мне их, – промолвил Юрка.

– Мешать тебе они не будут, – успокоил его Антс. – Размежую вас, понаставлю отметин – будете жить как медведи, каждый у себя в берлоге. Захотите – общайтесь, не захотите – не надо. Но, конечно, от кое-каких пашен и покоса придется тебе отказаться, ведь другому тоже нужен клочок-другой земли. У тебя и так изрядный ломоть, да ты еще из-под леса что ни год новые угодья прихватываешь, а потому…

Антс умолк, так и не досказав, что он в сущности думал. Но это открылось вскоре само собой, когда Антс, позвав Юрку, чтобы тот воочию видел, как и что делается, принялся межевать землю и забивать колья. Так и отошли новому поселенцу все самые лучшие пашни и покосы, а Юрке осталось одно утешение: отвоевывать себе у леса новую землю.

– Обрати-ка внимание, – разъяснял Антс Юрке, – та земля, которая у тебя пойдет под раскорчевку, и есть самая лучшая во всем Пекле. Чистая, черная, как сажа, и такая липкая, что хоть смазывай соху салом перед пахотой, иначе навязнет на нее – ну прямо замазка.

– Вода досаждает, – попробовал возразить Юрка.

– Милый человек, не велика беда! Прокопать канавы – и вся недолга. Будь уверен, когда эта новая земля, или, как говорится, девственная земля – понимаешь, девственная…

– Вроде бы так, – сказал Юрка.

– Ну вот, когда эта девственная землица через год-другой подсохнет, пропреет и разрыхлится, – она будет такая, какой ни у кого другого не сыщешь, – закончил Антс свое славословие девственной земли.

– Для начала надо бы аренду сбавить, – заметил было Юрка.

– Посмотрим, – уступчиво сказал Антс. – Или аренду сбавим, или частично в долг поверим. Все это не так уж важно – мы ведь друзья. Не правда ли? Не в первый раз мы с тобой дела ведем; до сих пор ладили, поладим и впредь. Вот с чужими, которых впервые видишь, совсем другой разговор. Да что будешь делать, своих людей никак не хватает, приходится чужих брать.

И началась в Юркиной жизни новая пора, – отныне он был в Самом Пекле не один, рядом жили соседи. Однако Юрка их особенно не замечал: ни он к ним не ходил, ни они к нему. В конце концов его больше привлекал лес, чем соседи, и передвинь кто-нибудь его дом поближе к лесной опушке, Юрка был бы весьма доволен. В конце концов он свыкся с новым положением, и жизнь потекла по-прежнему, хотя, отняв у Юрки лучшие участки земли, Антс и не подумал уменьшить арендную плату.

– Пусть на бумаге все останется по-прежнему, – объяснил он, – а то в конце концов не разберешься, чего сколько было, того и гляди все перепутается. Посмотрим, какие годы выпадут, какие урожаи, а что лишнее переплатишь – скостить успеем.

– Вроде бы так, – подумав, сказал Юрка и продолжал трудиться. Кроме повседневной работы, он копал канавы и умножал угодья. Он делал все, что наказывал ему Антс, который, разумеется, радел о Юркиной выгоде не только здесь, на земле, но и там – в жизни вечной.

Но, трудясь не за страх, а за совесть, Юрка стал замечать, что в жизни многое пошло по-другому. Даже погода изменилась, благословение божье – и то стало иным.

– Что такое? Не пойму, – посетовал он Юле.

– Старость, что же еще, – решила Юла. – Сам видишь, сколько лет у нас детей не было, чего уж тут о другом толковать?

– Оно верно, детей у нас больше не родится, – согласился Юрка с женой.

– В том-то и дело, – рассуждала Юла, – коли нет больше благословения плоти, так не будет его и в остальном. Да и что в остальном проку, коли плоть немощна?

– Вроде бы так.

– Пора нам о смерти думать.

– Чтобы обрести блаженство.

– Да, чтобы уйти отсюда, из долины горя, в царствие небесное.

– Я-то сойду в ад.

– Тогда и мне туда же.

– Нет, ты с детьми пойдешь в рай.

– Не хочу я рая, если в ад идти.

– Должен ведь я, сама знаешь.

– Знаю, старик, а все-таки…

– Надо же мне и дальше ад содержать.

– Надо ли?

– Вроде бы так.

– Пускай кто другой возьмется! Почему непременно ты?

– Потому что я Нечистый.

– Так-то. так, да…

– И хочу я еще поглядеть на Антса, когда он ко мне заявится.

– Явится ли?

– Еще как! Ты что думаешь?

– А пастор?

– Вроде бы нет.

– Значит, пастор в рай попадет?

– Вроде бы так.

– А здесь он держит сторону Антса?

– Ему с Майей одна дорога – в царство небесное.

– И Майя будет в царстве небесном?

– Будет.

– Вместе с пастором?

– Вместе, рука об руку.

– Ах, если бы все это сбылось?

– Верь – и сбудется.

– Верю я, старик, да все-таки…

– Пастор говорит, что надо твердо верить.

– Ты сам-то твердо веришь?

– Вроде бы так.

– Тогда и я верю.

Итак, оба они уверовали, что Майя рука об руку с пастором войдет в царство небесное. На душе у них цвела радость, а сердца были полны благодарности богу за его щедроты. Хотя годы изнурили их тело, они безропотно продолжали свой тяжелый труд, твердо надеясь, что их ожидает блаженство.

Но вдруг случилось то, чего ни Юрка, ни Юла не могли и предполагать: какой-то злостный недуг подкосил их старшего сына, одного из близнецов – Йоозу. Он слег в сильном жару, а дня через два был уже холоден и недвижим. Отца с матерью это пришибло, словно обухом по голове. Только потом, несколько опомнившись от горя, они пришли к выводу: сын их остался бы в живых, не распухни у него так страшно язык: язык забил весь рот, и сын задохнулся.

– Зверь и тот помирает, коли ему дышать нечем, – не то что человек, – сказала Юла.

– Вроде бы так, – согласился Юрка.

Умирали в ту пору и другие, но никто не умирал так страшно, как Йоозу из Самого Пекла. Ни Юрка, ни Юла, ни кто другой не мог взять в толк, почему человеку суждена именно такая кончина. «Помер бы, как и все смертные, или жил бы себе дольше», – думали люди. К тому же Йоозу словно рожден был для такой трущобы, как Пекло: он был спокоен и молчалив, скромен и робок, и больше всего на свете любил работать. Зачем же такого парня бог так рано отозвал из Пекла на небеса? В том, что Йоозу попал на небо, не сомневались ни Юрка, ни Юла: ведь если такому тихому и смиренному человеку не попасть в царство божие, то кому же еще туда попадать? Понадобилось немало времени, чтобы обитатели Пекла смогли правильно объяснить смерть своего сына.