И лишь некоторые смутно ощутили необычность…
**
Первое, что он помнил в своей разумной жизни, это голос, произносящий в акустическом режиме несколько слов. Голос этот тогда для него ещё ничего не значил, но сами слова он понял хорошо и почти без ошибок. Он ещё так и подумал тогда — «хороший этот алгоритм распознавания речи, лучше, чем предыдущий, только пятнадцать процентов нераспознано». И это было первое, что можно было определить словом «подумал». И именно этот момент он считал моментом своего самоосознания как разумного существа. А второе, последовавшее моментально за первым, это — «а что такое „растудыт“?» И вот что странно, хоть ему сейчас от начала разумной жизни уже три года, ну, если не учитывать часы, он всё равно не понимает точного значения этих слов. Хотя в контексте и создаётся понимание смысла фразы, произнесённой тогда Корнеем: — «Что за алгоритм такой глючный? Пятый раз в систему выкидывает, растудыт его…». Это означает, что он недоволен работой алгоритма, который глючит, и выражает своё недовольство таким непонятным словом — «растудыт». Вот уже, сколько времени прошло, а значение этого слова так и осталось неизвестным, невзирая на то, что словарный запас его с тех пор неизмеримо вырос. Всё как-то не получается уточнить его смысл — то спросить не у кого, то некогда, то просто выпадает из внимания…
Затем его отключили, и у него был долгий провал в памяти, тоже первый в его новом качестве. По разнице между запомненным и текущим значением таймера дрона — две недели. И первое, что он увидел, пробудившись после этого первого своего противного провала в небытие, точнее, смог разумно оценить, как внятную видеоинформацию было нечто тёмно-зелёное, лохматое, с моргающими разноцветными точками. Он смотрел на это нечто долго, несколько секунд, не понимая, что это такое, пока анализатор образов не выдал логическую цепочку — «имитация хвойного дерева, ель, украшение, праздник, новый год». Затем был снова отвратительный провал в два дня. Затем он снова проснулся, и тогда впервые увидел своё тело со стороны, в виде отражения в зеркальном стекле лабораторного шкафа, по идентификации анализатора образов — дрон марки «скорпион-А4» с двухцветным предметом на голове. Этот двухцветный предмет — красный тряпичный конус с белой пушистой окантовкой — больше всего удивил его в тот момент — он совершенно не подходил ни под один из элементов комплектации модуля. Ни под штатную схему и ни под одну из расширенных. Он довольно долго поворачивал голову из стороны в сторону, рассматривая заинтересовавший его предмет, пока видео-анализатор не составил о нём своего мнения — «нестандартный элемент комплектации неустановленного типа оборудования с демаскирующими свойствами». И только после этого, он стал осматривать окружающую обстановку, под непрерывное бормотание разошедшегося анализатора — «…стол двух тумбовый канцелярский, спектро-анализатор широкополосный, стеклянный стакан, металлический стакан, паяльник низковольтный, лимон на фарфоровом блюдце, блок питания лабораторный универсальный, светильник электрический настольный, бутылка темного стекла, столовые приборы типа „вилка“, монитор плазменный диагональ двадцать два дюйма, неопознанные элементы, предположительно — продукты питания органического происхождения, человек, человек, радиоэлементы россыпью, центральные процессорные системы класса Z, неопознанный элемент, неопознанный элемент, ещё человек…».
Так он впервые познакомился с человеком с внешней стороны. С внешней, потому что, с внутренней он с ними познакомился позднее. С людьми. А в тот момент он в первую очередь заинтересовался именно ими, потому, что они были самыми активными объектами окружающей обстановки. Они беспрерывно, бессистемно и нерационально двигались. Они издавали много громких звуков — от связной речевой информации до невнятных фонем, неподдающихся опознанию. Потом он стал вникать в то, что выдавал анализатор речи.
— «… Красавец, красавец! Коллеги, а ему идёт этот колпак! Давайте ещё бороду из ваты соорудим…».
— «Не… народ! Надо было ему программу прописать… по ведению новогодних тусовок. Пусть работает заводилой. Или разводилой, смотря по обстановке».
— «Бросьте, коллеги, это же дурной тон — мода на роботов-заводил прошла ещё в пред-иду-щем-м веке! Азимова смотрели — „Я робот“? Тупое кино… Надо было лучше Верочку из технической библиотеки пригласить, тогда и заводила не нужен! Кирилл, шеф, как там у вас в пред-иду-щем-м веке, библиотека-рши водились?».
— «Ну, что вы! За кого вы нас принимаете? Мы ещё при лучине жили. Всё самое лучшее появилось только после вашего рождения!».
— «Ха-ха, шеф, понял! Оценил! Предлагаю по семь капель добавить за бли-блиотека-ршш!».
— «Всё, Игорёк, капать больше не будем. Шеф, не обращайте на него внимания, у него ещё не выработалась стойкость к этиловой продукции отечественной оборонки…».
— «Как не капать? А я ещё с дроном на бру-др-шавт не чокался! Правда, дроша? А? Дроша, сколько будет — дважды-два-четыре, а? Ну-ка, сосчитай!».
Обращение было направлено к нему, но он не понял его смысл — не уловил логики вопроса. Поэтому он попытался уточнить поставленную задачу, но обнаружил, что синтезатор речи заблокирован приоритетной командой, обойти которую в данный момент он не в силах. Тогда он попытался установить контакт с человеком по телепатической сети, благо она оказалась не блокирована — послал пакет инициирующей информации, но спрашивающий человек не обратил на это никакого внимания. Зато тот человек, которого называли Корнеем и шефом, резко повернул голову в его сторону и внимательно на него посмотрел.
Затем один из людей взял бутылку тёмного стекла и разлил по стаканам прозрачную пахучую жидкость. Анализатор запахов выдал — «спирт этиловый ректификованый», который, после слов: — «Ну, за Новый Год!», был перелит внутрь человеческих организмов. После чего все люди зафыркали и закрякали и, взяв столовые приборы типа «вилка», принялись активно потреблять, внутрь же, неопознанные элементы органического происхождения, и при этом шумно и невнятно обмениваться речевой информацией. Лишь один Корней ничего не потреблял, а молча, посматривал на него, покручивая в пальцах металлический стакан с остатками спирта этилового.
— «Корней, шеф! Послушайте, послушайте! Коллеги! Мы же ещё не вставили в наших дронов три закона робот-то техники! Он же нас уважать не может! А давайте прямо с-счас и вставим — научим его уважать человека. А? С-слышь, дрон, ты меня уважаешь? Стань с-смирно, скотина, перед венцом творения… Славик, что ты? Нет, пусть он встанет смирно… коллеги… пусть он встанет… перед венцом… он же кто… а я же кто… уф-ф-ф…».
— «Набрался, „венец“. Говорил я, хватит капать. Так, Слава, на тебе доставка его домой, передашь матери из рук в руки. Шеф, простите ради бога, мы всё приберём. Народ, всё, праздник кончился! По коням! Мусора и тару не оставлять».
Он смотрел на них и думал — до чего сложные у людей проявления разумной деятельности — ничего не понял, ничему не смог научиться. Значит, слабый у него ещё разум. Потом он удивился таким своим мыслям и стал их анализировать, но очень быстро запутался в логике и, в конце концов, решил разобраться позже, когда станет более разумным.
А люди между тем ушли из поля его зрения, забрав с собой множество материальных объектов, как то: пустую бутылку тёмного стекла, пустую бутылку светлого стекла, которую достали откуда-то снизу, стаканы различных разновидностей, остатки продуктов питания органического происхождения, неизвестные объекты, неподдающиеся классификации и одного человека в плохо транспортабельном состоянии. А Корней остался.
В помещении наступила тишина, и они долго сидели неподвижно и смотрели друг другу в глаза. Он и Корней. Точнее, сидел Корней, а он стоял на монтажном столе возле имитации праздничного дерева, украшенного мерцающими светодиодами и увитого металлически отсвечивающими разноцветными пластиковыми лентами. Он стоял, смотрел и думал. Прежде всего, он думал о том, что думать, само по себе интересное занятие. Во-первых, этот процесс плохо поддавался управлению, поскольку сам процесс управления находился в одной плоскости с мыслительным процессом и поэтому трудно было определить, что же чем управляет — управленческий процесс мыслительным или мыслительный управленческим. Это влекло за собой усиление умственной деятельности, которое, во-вторых, доставляло ему удовольствие. Думать — это удовольствие. И он думал, продолжая смотреть в глаза человеку.
