Он глубоко вздохнул, набрав полные лёгкие воздуха и, несмотря на то, что это был воздух из его собственной комнаты, он всё равно пах Островом, его пронзительно-опасной романтикой, восхитительно-отчаянными приключениями и таинственно-призрачными секретами. Выдохнул и остановился, осматриваясь. Всего с полчаса хода и они вышли из зарослей кустарника на берег быстрого ручья Белый, недалеко от пограничного перехода. Северный ветер слегка притих, стал дуть ровно, и в приподнявшихся мрачных тучах наметились светлые полосы будущих просветов.

Мэт со странным чувством всматривался в знакомые места. Обсерваторию Стекляруса отсюда, конечно, не углядеть, но ведущая туда тропа как на ладони. Сердце у него защемило, в глазу защипало, и он нарочито бодро хмыкнул — возвращение блудного сына к родным берегам. Два года меня тут не было, а всё как прежде — и ручей, и деревня, и тропа. И сопки, и колючка на том берегу, и, наверное, Забугорный пулемёт всё так же веселит честной народ своей скупердяйской стрельбой. Может, его так никто и не поломал? Почему-то непременно хотелось, чтобы так оно и было, чтобы никто так и не сумел его одолеть. Словно в этом пулемёте сейчас воплотился для него сам дух Острова и если пулемёт цел, то и с ним всё будет в порядке. С ним. И с Островом тоже.

Снеж потянула его за руку:

— Ну, чего стали? Долго ещё нам идти?

— Да мы уже почти пришли, вот это перед тобой ручей Белый, а за ним Западные Уделы, а вон она, деревня. А на север, Обсерватория. Отсюда не видно.

Снеж фыркнула:

— Какой же он «белый»? Он грязный!

Ручей Белый был сейчас действительно грязным, мутным и очень шумным. Берега залеплены кое-где снегом вперемешку с жухлой, почерневшей листвой и прочим мусором, что нанесли в его русло многочисленные потоки, вызванные холодными осенними ливнями, с холмов и окрестных сопок. А теперь свою лепту вносила зимняя непогода с её снежными зарядами, переходящими в ледяной дождь.

Деревня сталкеров Шухарт стояла практически на самом берегу ручья, в месте пересечения магистральной тропы, идущей от Среднеземной Фактории до Фактории Западных Уделов через Четвёртый Бастион. В центре её возвышалась украшенная красными огнями ЗОЛ решетчатая мачта узлового ретранслятора Островной Сети дронов. Возле неё располагалось здание парковки I13, супермаркет с приёмкой, ремонтные мастерские с зарядной станцией и многочисленные официальные, полуофициальные и частные заведения различного назначения, в романтично-хаотическом порядке. Издалека было видно, что вовсю ведётся строительство станции монорельсовой дороги, идущей от станции расположенной у Третьего Бастиона.

А ведь нам лучше было доехать монорельсом до Третьего, оттуда пешочком минут двадцать пять-тридцать, и граберов бы не повстречали, и Снеж бы не утомилась. Вот башка с дырой, как только сразу не сообразил. Стоит всё это удовольствие копейки, а уже бы больше часа как тут в таверне сидели бы, байки слушали. Но, с другой стороны, всё получилось неплохо — и Остров вспомнил и мозги протряс. Ну, мозги не мозги, а душу точно — на душе было свежо и приятно, как бывает после русской бани, когда, помывшись и отдохнув, одеваешь чистой свежести прохладное бельё. И чего это я, дурак, столько времени от Острова скрывался у психологов всяких? Давно уже надо было придти сюда и со всеми своими бзиками разобраться окончательно. В смысле, и бесповоротно. Однако помыться надо…

Как ни старались остаться чистыми Мэт и Снеж, топая по размытым, хлюпающим тропам, кое-где покрытым уже хрустящей корочкой наледи от холодного северного ветра, они всё равно перемазались в песке и глине по самые уши. На предложение пойти ополоснуться у ручья, Снеж ответила:

— Бр-р-р… Это в ледяную воду? Ни за что! Я бы не отказалась от обычной горячей ванны — у меня, похоже, начинается насморк от всей этой вашей мокрой зимы — столько слякоти я ещё нигде не видела.

— Почему — «вашей»? — удивился Мэт. — Теперь это и «вашей» тоже.

— Да-да, нашей, нашей. Давай только быстрее, куда-нибудь сдадим дронов — у меня появились срочные дела дома. Мне очень надо отлучиться от компьютера.

— Иди, — снова удивился Мэт, — я твоего сам помою, а потом в таверну оттащу. Просто нельзя же так, уляпаным с ног до головы появляться в приличном обществе — там ведь постоянно за чистотой следят. Некрасиво будет пачкать.

Снеж фыркнула:

— Ну-ну, помой меня. Меня ещё ни один мужчина не мыл.

Мэт смутился и не нашелся что ответить.

— Ладно-ладно, не переживай! Потом и я тебя когда-нибудь помою, — Снеж смотрела на него искоса, сверкая оптикой. — Ну, так я пошла?

Мэт только кивнул головой. Чёрт, и чего это я так смущаюсь, думал он, подхватывая её засыпающего дрона под мышку и направляясь к недалёкому ручью.

С большим трудом ему удалось помыться и почиститься самому и отмыть «кузнечика» Снеж — берег ручья раскис и стал скользким, и малейшая неловкость приводила к падению в грязь. Потом он, осторожно неся вымытого дремлющего «коня» компаньонки, чуть не на цыпочках добрался до таверны, прислонил его к стене в удобном, относительно сухом месте, и стал ждать возвращения хозяйки.

Хозяйка появилась минут через десять, осмотрелась и сказала:

— Ну, нельзя сказать, чтобы это было совсем чисто, но для тех, кто не понимает, сойдёт, — при этом она чем-то хрустела и делала рукой движения соответствующие отхлёбыванию из кружки.

Мэт почувствовал, что и сам сейчас не прочь чем-нибудь похрустеть и чего-нибудь отхлебнуть, но ему было как-то неудобно начинать разговор на эту тему. Однако Снеж сама пришла ему на помощь:

— Здесь, в деревне, нас ведь никто не тронет, правда?

— Ну, вообще-то, да, — ответил он.

— Тогда давай, тоже ступай, перекуси чего-нибудь, а я посторожу, хорошо?

— Потерплю, — буркнул он, однако желудок с ним не согласился и предательски заурчал.

— Что это ещё за громовые раскаты? — насмешливо спросила Снеж, глядя на вконец смутившегося Мэта, — и нечего здесь смущаться — что естественно, то не безобразно. Иди, кушай, а то нам ещё голодных обмороков не хватает, для полноты впечатлений от приятного путешествия.

Возражать дальше не было сил и Мэт, скинув обруч интерфейса связи с дроном и сенсорные перчатки управления манипуляторами, рванул в темпе на кухню. Там было тепло и светло, вкусно пахло готовящимся булькающим борщом, неспешно кипела картошка на пюре, и доходило до кондиции, распространяя восхитительные ароматы, жаркое — мать, как всегда перед выходными, с вечера, готовила еду сразу на два дня. На улице за окном было уже темно, и не было видно, покрытых свежим снегом, дальних сопок, расположенных на востоке от их района, вдоль Амура.

Над городом висела морозная, подсвеченная ночной уличной иллюминацией, полупрозрачная промышленно-бытовая дымка, а над дальними сопками распахнулось открытое чистое небо, со звёздами, сияющими острым морозным блеском и с проносящимися меж ними в разных направлениях спутниками, космическими кораблями и орбитальными станциями. Конечно, отсюда, из окна кухни их небольшого, на две комнаты дома, нельзя было увидеть того, что происходит сейчас за городом в сопках, и из-за смоговой дымки, и из-за расстояния в десятки километров. Но то, что погода там стоит ясная, и чистое небо сверкает над чистыми снежными просторами всей своей непостижимой звёздной красотой, он знал точно. Большой, промышленный город отличается не в лучшую сторону своим рукотворным микроклиматом, и поэтому почти всегда, когда в окрестных сопках светит с лазурного неба ласковое Солнце, в нём мрачно гуляют нездоровые сквозняки под мозглым, разводящим омерзительную, простудную слякоть пасмурным колпаком.

Мэт влетел на кухню, заставив вздрогнуть мать, которая наводила там порядок и следила одновременно и за кипящими на газовой плите кастрюлями с борщом и картошкой, и пыхтящей скороваркой с жарким, и за происходящим на экране старого LCD-телевизора бесконечными событиями какого-то непрерывного, слёзодавильного сериала. Наскоро соорудил себе два большущих бутерброда с копчёной кетой и маринованной черемшой, налил из кувшина брусничного морса, подхватил это всё в охапку и, откусив на ходу огромный кусок, устремился назад, в свою комнату.