— А какова была реакция Сянь Фэна?

— Его Величество выглядел ужасно и едва мог говорить. Он спросил, в чем причина моей печали, и Чунь ответил: «Моей жене пришло в голову, что вы собираетесь взять Орхидею с собой и уже издали об этом указ. Моя жена хочет знать, правда это или нет. Она хочет слышать ответ из ваших божественных уст».

— А что сказал Его Величество?

— Его Величество указал на Су Шуня и сказал, что это его идея.

— Я это знала!

— Су Шунь впал в ярость, но ничего не сказал. — Ронг спрятала платок обратно в карман.

Тут в комнате появился Ань Дэхай:

— Его Величество приказал немедленно аннулировать указ. Хоу Ти сказал, что Его Величество приказал Су Шуню никогда больше не упоминать об этой идее.

Когда я знакомила Ронг с принцем Чунем, то понятия не имела, как счастливо это обернется для меня самой. Они стали моими спасителями. Правда, Ронг меня предупредила, что опасность еще не миновала и мне надлежит вести себя очень осторожно. Я и сама знала, что Су Шунь вряд ли просто так сложит оружие и в одночасье превратится в Будду. Кампания по моему уничтожению только началась.

Три дня прошли спокойно. На утро четвертого доктор Сан Баотянь предупредил, что Сянь Фэн вряд ли увидит следующий рассвет. Су Шунь немедленно от имени императора отдал экстренные распоряжения: днем должна была состояться последняя аудиенция, на которой двор ожидал услышать последнюю волю Его Величества.

Я отправилась к Нюгуру и тут только узнала, что меня в число приглашенных не включили. Сама Нюгуру уже отбыла. Евнух сообщил, что паланкин за ней прислал сам Су Шунь. Я велела Ань Дэхаю узнать, что происходит. Он связался с Хоу Ти и получил от него информацию, что последняя аудиенция уже началась, и что Су Шунь объяснил мое отсутствие слабым здоровьем.

У меня началась паника. Мой муж вот-вот испустит последний вздох, а вместе с ним я навеки потеряю свой шанс.

Я бросилась в детскую Тун Чжи. Он играл с евнухом в шахматы и наотрез отказался прерывать игру. Я опрокинула доску на пол, так что фигуры разлетелись по всей комнате, схватила своего сына за руку и силой поволокла его во Дворец фантастического ореола, где лежал император. По дороге я объяснила ему ситуацию и велела обратиться к отцу с просьбой назвать наследника.

Тун Чжи страшно перепугался. Он ныл и просил вернуть его обратно в детскую. Я сказала, что если он сейчас же не поговорит со своим отцом, то вряд ли сможет рассчитывать на мало-мальски достойное будущее. Тун Чжи ничего не понимал. Он отчаянно вопил и старался вырваться из моих рук. Во время этой борьбы у меня порвалось ожерелье, и по всему коридору рассыпались жемчужины и драгоценные камни.

Вход в зал нам преградила стража, хотя при виде Тун Чжи они явно испытывали благоговение.

— Я должна видеть Его Величество! — громко сказала я.

Появился главный евнух Сым

— Его Величество не желает видеть сейчас своих наложниц, — сказал он. — Когда он пожелает, мы вас пригласим.

— Я уверена, что Его Величество очень хочет в последний раз увидеть своего сына

Главный евнух Сым покачал головой.

— У меня есть приказ великого советника Су Шуня запереть вас в какой-нибудь комнате, если вы будете настаивать на вторжении, госпожа Ехонала

— Но ведь у Тун Чжи есть право сказать последнее прощай своему отцу! — завопила я в надежде, что император меня услышит.

— Я очень сожалею, но встреча с Тун Чжи может еще сильнее расстроить Его Величество.

В отчаянии я попыталась отпихнуть Сыма в сторону. Он стоял, как стена.

— Можете меня убить, но свой долг я все равно исполню.

Я бросилась на колени и начала умолять:

— Позвольте Тун Чжи хотя бы издали посмотреть на своего отца! — Я подтолкнула сына вперед.

— Нет, госпожа Ехонала. — Сым сделал знак стражникам, и они пиками прижали меня к полу.

Но тут что-то повернулось в маленькой головке Тун Чжи. Может быть, ему не понравилось, как со мной обращались эти люди. Когда Сым повернулся к нему с фальшивой улыбкой на губах и попросил спокойно вернуться к своим играм, мой сын впервые заговорил языком для главы государства.

— Жэнь желает, чтобы ему не препятствовали увидеть все, что здесь происходит!

При слове «жэнь» главный евнух Сым словно прирос ногами к земле и потерял дар речи. Воспользовавшись его замешательством, Тун Чжи улучил момент и опрометью вбежал в зал.

В центре тронной платформы стояла гигантская черная кровать. Сянь Фэн лежал под одеялами, окруженный членами кабинета, министрами и другими чиновниками во главе с Су Шунем. Вид у него был такой, словно он уже умер. Он лежал совершенно неподвижно, и никаких признаков жизни я в нем с первого взгляда не заметила.

Нюгуру, одетая в бежевое платье, стояла на коленях возле кровати и беззвучно рыдала. Все в зале также стояли на коленях. Время как будто застыло.

В этой картине божественного отхода не было ничего величественного. Император заметно усох, стал как будто совсем маленьким. Черты лица его постарели, глаза ввалились, рот растянулся до ушей. Смерть его все еще не казалась мне реальной. Та ночь, когда он впервые вызвал меня к себе, настолько живо стояла в моей памяти, словно это случилось вчера. Еще я вспомнила, как он дразнил меня перед великой императрицей. У него тогда было такое капризное, хотя и очаровательное выражение лица. Я вспомнила звук бамбуковых палочек, падающих на золотое блюдо, и его пальцы, нерешительно дотронувшиеся до моих, когда он передавал мне ритуальный жуи. Нахлынувшие воспоминания так глубоко меня расстроили, что мне пришлось напомнить себе, зачем я здесь нахожусь.

Прислушиваясь к перешептыванию министров, я узнала, что дыхание Сянь Фэна уже останавливалось сегодня несколько раз, но потом возвращалось снова. При этом в его груди слышался какой-то шум и свист. Под головой Сына Неба лежали две подушки. Глаза его были открыты, но почти не двигались. Все ждали, что он заговорит, но, судя по всему, он был уже на это не способен.

Тун Чжи был его естественным и очевидным наследником, но у Цинской династии не было специального закона, прописывающего переход трона по праву первородства. Главное значение имели последние сказанные императором слова. Существовал официальный ларец, в котором хранились все отданные при жизни Его Величества распоряжения, однако сказанные в последний час слова перевешивали написанное. Многие верили, что смерть меняет восприятие человека, и поэтому все заранее записанное и хранящееся в ларце может на самом деле не отражать его истинную волю. Больше всего меня беспокоили возможные действия Су Шуня. С его коварством он может подвести императора к тому, чтобы он сказал не то, что думает.

Прошло несколько часов. Наше ожидание продолжалось. Еду нам сервировали во дворе. Сотни людей сидели на пятках и с отрешенными лицами, уставясь в пространство, жевали рис. Тун Чжи устал и заметно терял терпение. Я знала, что он изо всех сил старается быть послушным, но для маленького ребенка такое испытание становилось чрезмерным Когда я в очередной раз приказала ему терпеть, он ударился в истерику. Он носился по двору и ногами вышибал из рук окружающих чашки с рисом

Я схватила его за шиворот и сказала:

— Еще один хулиганский поступок — и я прикажу запереть тебя в улье.

Тун Чжи затих.

Наступила ночь. Все погрузилось в темноту, кроме Дворца фантастического ореола. Он был ярко освещен, словно там проходил праздник.

Придворные снова собрались у постели императора. Из соседнего кабинета были принесены императорские печати и выложены на длинном столе. Это были настоящие произведения искусства резьбы в драгоценной оправе. В зале стояла такая тишина, что слышалось шипение горящих свечей.

Великий секретарь и наставник Кью Лян, тесть принца Гуна, тоже находился здесь, в сером платье, с длинной седой бородой. Из Пекина он приехал только сегодня утром и собирался вернуться обратно сразу же после того, как будут зафиксированы последние слова Его Величества. Он стоял на коленях и держал в руках гигантскую кисточку для письма. Чтобы она не пересохла, он периодически окунал ее в чернила Перед ним лежала стопка рисовой бумаги. Возле него стоял Хоу Ти с чернильной палочкой в руках и без остановки тер ее о камень.