– Нет, только не вы. – Вздохнув, Максин пожалела, что не проигнорировала звонок в дверь. – Меня чуть не вышвырнули с работы после вашей шутки.

Оливер Кэссиди улыбнулся.

– Мне очень жаль.

– Я охренительно надеюсь, что вам жаль. Гай от ярости готов был прошибить головой потолок. Меня просто чудом не вынесли на помойку в хозяйственной сумке, аккуратно разрубив на куски. Вам, между прочим, тоже здорово повезло, – добавила она. – Он был полон решимости позвонить в полицию. Вас могли упечь за похищение.

Она похожа на мать, понял Оливер. И хотя она хорошо изображала ярость, он подозревал, что это скорее для виду.

– Могли бы, – согласился он и улыбнулся шире, – но это было бы не совсем честно, не так ли? Похитители имеют привычку требовать выкуп. Я же сам дал Джошу и Элле деньги.

– Со мной чуть инфаркт не случился, – проворчала Максин, поежившись от холода, ее босые ноги заледенели от стояния на каменной ступеньке. – Вы не должны были врать мне, это был паршивый поступок.

– Состариться, так и не повидав внуков, тоже довольно паршиво. – Оливер, надежно защищенный от холода бежевым кашемировым пальто, тоже поежился. – Иногда приходится идти на отчаянные меры. Максин, я на самом деле сожалею, что вам пришлось пережить гнев моего сына, но… боже, ветер, похоже, крепчает, вам не кажется? Максин сумела сдержать улыбку.

– Наверное, у вас в машине уютно и тепло.

– Успокойтесь, – сказал Оливер. – Наслаждайтесь жизнью. Если вы пригласите меня на чашечку кофе, мы оба сможем расслабиться. Гай уехал, Джош и Элла еще в школе; никто даже не узнает, что я был здесь.

– Вы что, король коммивояжеров? – Максин рассмеялась. – Хорошо, можете войти. Только не пытайтесь продать мне какие-нибудь швабры.

– …Как видите, Гай никогда не мог простить, что я высказал тогда свое мнение, – говорил Оливер пятнадцать минут спустя. – Мне казалось, он слишком молод для того, чтобы жениться, что он совершает огромную ошибку, но он был слишком упрям, чтобы послушать моего совета. Когда Джош и Элла вырастут и он сам столкнется с теми же проблемами, возможно, он поймет, что я желал ему только добра. – Он пожал плечами и отставил пустую чашку. – Но тогда будет уже слишком поздно, конечно. Я уже умру.

Максин могла понять, что он чувствует. Разве Tea не отреагировала точно так же, узнав, что муж Дженни, это полное ничтожество, вернулся в Трезайль? И разве Дженни не отреагировала так же, как Гай, отказавшись хотя бы на секунду предположить, что мнение матери может быть правильным?

– Может, вы еще не умрете, – робко попыталась она сказать что-нибудь утешительное. – Послушайте, я вам сочувствую, но вы должны понимать, что я тут на птичьих правах. Я не смогу помочь вам. А если вы думаете, что мне удастся убедить Гая прислушаться к голосу разума, что ж… У меня примерно столько же шансов заставить его поверить в Дедушку Мороза.

– Я хочу еще раз увидеться с внуками, – сказал Оливер Кэссиди.

– Нет.

Он больше не улыбался. В его глазах таилась невысказанная печаль.

– Максин, выслушайте меня. – Он говорил лишенным эмоций голосом, положив руки на кухонный стол и откинувшись на спинку стула. – К тому времени, как Джош и Элла вырастут, я совершенно точно буду мертв. Если моему врачу можно доверять, я умру еще до Рождества. Я, конечно, ему не верю – он известный паникер, – но я согласен, что какой-то смысл в его словах есть. Может, на будущий год люди и смогут вычеркнуть мое имя из списков Рождественских поздравлений, но в этом году не стоит еще этого делать. – Он помолчал, потом пожал плечами. – Как бы то ни было, давайте не впадать в патетику. Я говорю это только потому, что хочу объяснить, зачем я так стремлюсь увидеть внуков еще раз. – Остановив на ней неподвижный взгляд, он добавил: – И почему мне нужна ваша помощь.

– Вот черт. – Максин в отчаянии покачала головой. – Теперь я жалею, что вы не коммивояжер. Тогда я могла бы сказать «нет».

Когда Бруно приехал в Трезайль-Хаус, Джош и Элла уже спокойно посапывали в своих кроватках. Учитывая, что представления Максин о романтическом ужине à deux[10] ограничивались обручальными кольцами из спагетти на тосте, он привез с собой все ингредиенты для приготовления приемлемого блюда. Пока он хлопотал на кухне, нарезая лук и грибы для бефстроганова, Максин сидела весело попивая пиво и пересказывая ему события дня.

– Ой! Что ты делаешь? – завизжала она, когда Бруно, молча внимавший ей минут десять, бросил мыть лук-порей и прижал холодные, мокрые руки к ее ушам.

– Остатки твоих мозгов, – пояснил он. – Я подумал, может, мы еще спасем их. В наши дни медицина творит чудеса… если тебе повезет, они смогут запихнуть их обратно.

– Ха-ха, очень смешно. – Ничуть не смутившись, Максин скользнула за пределы его досягаемости. – Ну вот, так что, когда Гай все узнает, он меня повесит, колесует и четвертует, но разве кто-нибудь другой на моем месте не поступил бы так же?

– Ты так ничего и не поняла? – Отступив на шаг, Бруно рассматривал ее со смешанным чувством восторга и удивления. – Ты и правда полна сюрпризов, мой ангел. Как такая умница может быть настолько тупой? Как ты-то могла купиться на такую историю?

– На какую? – Она нахмурилась; в темных глазах мелькнуло смущение. – О чем ты говоришь?

– А ты говорила мне, что Дженни слишком доверчивая. – Он не мог удержаться. Тот факт, что у Максин, с ее острым как бритва умом, неожиданно обнаружилось слабое место, необыкновенно подкупал.

– Ну перестань! Бруно, нет! – Она наконец поняла, о чем речь.

– Да. Максин, да! – Передразнивая ее негодующий тон, он предусмотрительно отступил, не дав ей пнуть себя в голень. – Послушай, я, конечно, не знаком с этим человеком, но ты уже почти все о нем рассказала. И разве Гай не говорил, что его отец всегда был безжалостным бизнесменом, который не останавливался ни перед чем, чтобы получить желаемое? Если он хочет повидать внуков, а ты говоришь ему, что нельзя, тогда он должен выступить с чем-то впечатляющим, чтобы заставить тебя передумать. Что может быть проще, чем старая история о приближающейся кончине? Не очень оригинально, но, обычно, работает. И на этот раз сработало, разве не так? – Он улыбнулся. – Бедняжка моя, тебе бы сейчас не помешал пуленепробиваемый жилет. Трудно предположить, как поведет себя Гай Кэссиди, когда узнает, что ты сделала.

– Вот дерьмо! – взвыла Максин. Эта история наверняка будет стоить ей работы. За время поездки с Оливером Кэссиди в его роскошном серебристо-сером «роллс-ройсе» она надеялась подробнее расспросить о его болезни, которая вот-вот сведет его в могилу. Но не стала, потому что не хотела показаться любопытной и еще потому, что такие вещи обычно не обсуждают с едва знакомыми людьми. Вместо этого они разговаривали о Джоше и Элле, о ее рекламном ролике, который скоро должен выйти на экраны, о скалистых берегах Корнуолла, о погоде…

Джош и Элла, разумеется, пришли в восторг, увидев, что у школьных ворот их поджидает дедушка.

Максин с трудом сдерживала слезы. Насколько бессердечным нужно быть, думала она, чтобы не позволить умирающему человеку в последний раз увидеть внуков.

Они вернулись в Трезайль-Хаус и провели вместе четыре блаженно-счастливых часа. Оливер Кэссиди даже изобразил, что в восторге от рыбных палочек и макаронного «алфавита», правда, он не смог съесть и половины своей порции. Она еще подумала тогда, что у него плохой аппетит из-за болезни.

В восемь вечера он уехал. Элла с щемящей наивностью кричала: «Мы скоро тебя увидим, деда?», и Максин, почувствовав в горле комок размером с яйцо, отвернулась. Джош, с должной почтительностью приняв очередную пятидесятифунтовую банкноту, сказал:

– Дедушка, когда я куплю компьютер, я научу тебя играть в «Покемона». Если ты будешь достаточно долго практиковаться, то сможешь даже меня догнать.