Наконец-то в двух шагах от Эбби-роуд, на которой располагались все крупнейшие студии звукозаписи, мы нашли отличное место.

– Четыре ванные комнаты! С нашим сексуальным пылом мы вообще не будем вылезать из ванны. Я буду самым чистым человеком на свете, – сказала я Заку.

– С самыми грязными помыслами.

– Думаешь, наши отношения – только секс? – спросила я, когда он усадил меня голой с завязанными глазами на стул, раздавил у меня между ног персик, а потом слизал этот фруктовый салат языком.

Я даже отказалась от косяка, который Зак прикурил после нашего соития, боясь, что под кайфом забуду, насколько я счастлива.

– Поехали со мной в турне, – попросил меня Зак по дороге в офис Роттермана. Агенты запросили такой аванс, что по сравнению с ними сам Билл Клинтон выглядел невинностью, словно дал обет безбрачия.

– Закери, я готова проводить с Роттерманом хоть сколько-нибудь своего свободного времени только в одном случае – если нас обоих похитят террористы Бен Ладена. К тому же я не могу бросить все ради мужчины.

Ничто, подумала я, не может заставить меня отправиться с ним в турне.

– Как здорово! – прокукарекала Селестия своим тоненьким писклявым голоском, когда мы без предупреждения вошли в офис. В этот момент она подписывала контракт с Роттерманом. Все, что от нее требовалось по контракту, – просто маячить за сценой.

– Наши знаки Зодиака фантастическим образом сходятся. Так что в дороге все будет великолепно.

– В дороге? – старалась я скрыть ревнивые нотки.

– Смотри, Зак, – Селестия высунула розовый язычок и показала круглую металлическую сережку-гвоздик. – Я для тебя проколола.

– Гноящаяся дырка на языке, да еще с сережкой не очень-то способствуют минету, – констатировала я, пока все мужчины в офисе просто истекали слюной, глядя на нее.

– Если ты хотела продырявить себе голову – неважно, в каком месте, разве не проще воспользоваться автоматом АК-47?

– Так тяжело быть красивой, – доверительно сказала Селестия группе. – Бабы так и норовят тебя убить.

– Это легко можно организовать, когда мы будем в турне, – парировала я.

Роттерман скорчил кислую мину.

– Мы?… Разве ты не «независимая, работающая женщина»? – колко отозвался он, показывая мне средний палец.

– Здорово, моя милая! – Зак поцеловал меня. – Разве эт' не здорово?

– Здорово? – ответила я неуверенно, представляя, что скажет на это Кейт.

Второй раунд: один-ноль в пользу Жирного Мерзавца, уныло подумала я.

Кейт оглядела меня уничтожающим взглядом.

– Позаботься о том, чтобы Зак сидел у окошка, и не забудь взять соску и горшок, а то он описает весь автобус. Вы ведь поедете на автобусе, потому что ему, наверное, еще рано летать. По крайней мере, без сопровождающего лица.

Но когда поздно вечером я паковала вещи, во мне действительно проснулось волнение. «В дороге» звучало так захватывающе, так романтично, как у Керуака. Разве это не мечта каждой женщины? Превратить гостиничный бассейн в огромную чашу с пуншем и нырять в нее? В одежде. С балкона второго этажа. Подогретые выпитой текилой дурашливые танцы на рассвете, пьяное распевание тут же срифмованных куплетов, которые потом превратятся в песню. Просыпаться в середине дня и протестовать, что нужно так рано вставать. Необузданность и непокорность!.. Господи, надеюсь, что в номере будет фен для волос. Конечно, будет. Да в этих пентхаусах даже на стульчаке в туалете уместятся шестеро.

Только я закончила паковаться, как позвонил Джулиан.

– Отправляешься в турне, значит? С группой умственно отсталых рок-музыкантов? Да уж, интересно – не хуже, чем дневной эфир болгарского телевидения.

– Ты говорил с Кейт? – осведомилась я. – Поэтому и звонишь?

– Звоню, потому что у меня есть для тебя новости. Я навел кое-какие справки насчет своего бывшего клиента господина Роттермана и его невероятно бесталанного протеже. Так вот, у воспитателя твоего красавчика довольно серьезные связи с нью-йоркской наркомафией. Возможно, в Америке он даже в розыске за рэкет. Почему, как ты думаешь, Роттерман притащил группу в Англию? Это не шутки, Ребекка. Одному из его бывших партнеров шьют уголовное дело за убийство первой степени.

– Джулз…

– Бекки, юридический адрес его фирмы – портовая пристань. А ты знаешь, что Роттерман сам затеял это дело о непристойности? Чтобы сделать группу популярной, конечно же.

– Так почему ты не сообщишь об этом властям?

– Потому что это будет нарушением договора о конфиденциальности между клиентом и адвокатом. Я не готов нарушить профессиональное обязательство даже после смерти клиента, которая, как мне хочется верить, наступит довольно скоро.

– Ты с ума сошел, Джулиан! Я знаю, ты все это просто выдумал.

– Ради твоего же собственного блага пообещай мне, что будешь держаться от него подальше. Поклянись, что это будет так, Бекки… И в отличие от свадебных клятв, надеюсь, эта будет настоящей.

– Как твой рак? – резко спросила я.

– Ладно. – Его голос заледенел. – Тогда иди по кривой дорожке. – Он повесил трубку.

Я выкинула его предостережения из головы. Меня ожидала великая вакханалия. И отказываться от нее я не собиралась. К тому же ходить по кривым дорожкам я умела лучше всех. По-моему, ты никогда не узнаешь, на что способен, пока сам не попробуешь.

Вот почему рок-н-ролльные группы отправляются в турне: там никто не подозревает, какие они лузеры дома, а дома никто не знает, какие они лузеры в турне.

Несмотря на то что Закери стал обладателем премии «Открытие года», Роттерман забронировал для группы самые отвратительные гостиницы, которые отвергла даже Армия спасения. Выступления же должны были проходить в клубах, напоминавших общественные туалеты, а прямые трансляции на кабельном телевидении – в перерывах между рекламными роликами о средствах против дурного запаха изо рта.

В течение всего ноября группа колесила по Англии. Проведя несколько дней в автобусе, мы выглядели как потерпевшие кораблекрушение.

Страдая от геморроя не меньше, чем германский канцлер Гельмут Коль, я скучала больше, чем следовало, по уютному отапливаемому «саабу» Джулиана. Но как только мы выходили из автобуса, мне очень быстро снова хотелось обратно. В Манчестере мы остановились в такой гостинице, что ночевка на коровьем дерьме под фургоном показалась бы ночью в пятизвездочном отеле.

Хотя сказать, что мы спали, было бы слишком самонадеянно. Отдохнуть было вообще невозможно – какое-то насекомое постоянно пялилось на меня в темноте, моргая миллионами глазенок.

Если, пока я была в душе, в туалете никто не спускал воду, можно было считать день удавшимся. Трехразовое питание чипсами из автомата и просмотр старых матчей по бадминтону между командами Румынии и Северной Кореи помогали коротать время, которое летело так, словно прошло два или три года.

Но уехать я не могла. Восхитительную Селестию наняли для создания в средствах массовой информации легенды о том, что у них с Заком любовная связь, и она старалась демонстрировать свои таланты не только на публике. Когда в автобусе следует фанатка группы, можно с уверенностью сказать, что ее услуги доступны всегда.

Когда Зак хотел вернуться ко мне на ночь, Селестия делала так, чтобы вечеринка продолжалась у нас в номере. После неудачного выступления в Бристоле она притащила к нам целую толпу поклонников, сияя, как ведущая телешоу.

– Вообще-то этот номер вмещает меньше двухсот человек, поэтому происходящее здесь не только опасно, но и, возможно, незаконно, – сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь, когда Селестия задрыгалась в танце. На ней было платье, обнажающее такие части тела, которые позволительно видеть только гинекологу.

Роттерман закатил глаза. Чем больше я ворчала и бранилась, тем с большим усердием он вскармливал эго Зака. Вырезал маленькие газетные заметки и выкладывал их, как пикантные декоративные закуски, на блюдце. Обсасывал каждое интервью. Заключал Зака в объятия и баловал, как ребенка. Закери нравилось такое внимание, и у него просыпался аппетит.