Вот прошло уже полжизни… и мы женаты. Мне потребовалось какое-то время, чтобы действительно понять – теперь я миссис. Потребовался целый медовый месяц. Мы назвали его «нашим медовым месяцем», но на самом деле это был обычный летний отдых в Тоскане на вилле Саймона и Вивиан.

Для меня так и осталось загадкой, почему старая бедная Тоскана тем летом заслужила столько внимания. Сюда хлынул поток продюсеров с Би-би-си, сценаристов и рекламных агентов, накаченных джин-тоником. Картина у бассейна недалеко от нашей виллы напоминала пародию на сериал «Спасатели», его английский вариант: волосатые белые ноги, вихляющие жирные ляжки, грузные формы и пивные животы. Красные тела, словно ошпаренные солнцем, были похожи на экзотическую салями, продававшуюся на рынке в Сиене.

Кроме участия в игре «вычисли итальянца» и мучительного страдания от ожогов, проявлявшихся после захода солнца, большую часть времени я проводила, стараясь не думать о Заке.

Я старалась не думать о нем и прогуливаясь до местного замка и обратно.

– Италия рождает жажду жизни, тебе не кажется? – напыщенно сказала Вивиан, когда мы плелись по пыльной дороге вдоль оливковых деревьев, колеблющихся от июльской жары.

– Да, – солгала я.

Мне казалось, что от итальянской сельской местности веет смертью. Всю ночь слышались какие-то звуки, будто кто-то кого-то убивал, и от этого кровь стыла в жилах. Дикие свиньи убивали сов, совы убивали кроликов, хозяйка в доме убивала мышей… Утром мы находили обглоданные кости каких-то животных. Окрестности оглашались криками, по которым можно было судить, что мы получим на следующий прием пищи.

Я старалась не думать о Заке, когда мы играли в рифмы, потягивая марочное «Сан-Джиминьяно» после ужина.

– Клитор, – придумала я рифму к слову «солиситор».

– Да у тебя клитор прирос к мозгу, – заныл Саймон.

– А, так вот где он находится! – пошутил Джулиан.

Я старалась не думать о нем, лежа в кровати в ожидании, когда Джулиан закончит работать. (Как всегда, ему нужно было предотвратить несколько повешений в какой-то далекой стране.)

– Я хотела бы задать тебе один очень интересный вопрос, – сказала я слабым голосом, когда он улегся в кровать около трех. – Как ты думаешь, существует ли секс после женитьбы? Давай так: в Тоскане засуха и тебе следует воспользоваться шлангом особой конструкции, а?

Я старалась не думать о нем, когда несколькими минутами позже начала стриптиз-представление, а Джулиан зевнул во весь рот.

– Ты зеваешь?!

– Нет же!

– Нет, ты зевнул. Твой рот открылся вот так… – Я округлила рот буквой «о».

– Прости, Бекки, просто я устал, – начал он, безразлично поглаживая меня.

– Господи, Джулиан! Как мне надоело, что ты все время работаешь! Оторвись ты от своей работы хоть на чуть-чуть. Ну, хотя бы на наш медовый месяц.

– Оторваться? Этих бедных людей могут повесить. Я уже отослал первое письменное заявление. Я им нужен. С такими делами я справляюсь быстрее других адвокатов…

– С другими вещами ты тоже справляешься быстрее других, Джулиан, – разочарованно сказала я, но он уже спал.

Я старалась не думать о нем, когда ежедневно просматривала зарубежное издание «Гардиан», доставлявшееся в местный ресторанчик. И вот однажды, открыв третью страницу газеты, я увидела огромный портрет Зака. Заголовок гласил: «Рок-бог в действии» – что-то про «струящиеся волосы и выдающуюся промежность». Еще его называли «Шекспиром под кайфом».

В этом и заключается ирония цензуры: любая попытка запретить художественное выражение является наилучшим видом рекламы. Материалы о судебном деле Зака повысили его рейтинг ровно настолько, чтобы его пластинка побила все рекорды. С этого момента избежать мыслей о нем было невозможно. Самые разные издания, журнал «Фэйс» и газета «Дейли телеграф» соревновались между собой, восхваляя Зака, называя его «верховным жрецом вуду», «новым Ленни Кравицом», чьи тексты стали «выражением нигилистически сентиментального духа эпохи, ограниченной смертью принцессы Дианы и наступлением Миллениума».

Деваться было некуда. Он ежедневно мелькал по кабельному телевидению, доводя до оргазма даже микрофон.

Но не только музыка и образ настоящего мачо приводили в экстаз фанатов. Его попа была столь совершенна, что о ней писали десять тысяч слов в неделю. Его зад делал, так сказать, свою карьеру. И именно эту карьеру, черт возьми, и освещали некоторые журналисты. Журнал «Роллинг стоун» объявил Зака одним из самых сексуальных мужчин на планете. В шортлисте на эту номинацию Зак коротко назвал своим хобби «небритье».

У меня осталась кожаная куртка Зака. Надев ее, когда мы летели в Италию, я обнаружила, как щупаю ее, с благоговением гладя рукой прохладную на ощупь подкладку, и наслаждаюсь тем, как она щекочет мою ладонь, словно сам Зак вот-вот приподнимет мне волосы и поцелует в шею, по которой побегут мурашки. Мне было больно.

Когда Джулиану удалось слегка освободиться от своих бесконечных дел, заявлений и комиссий, он стал любовно подкатывать ко мне, но я отталкивала его, лишь обещая «позже».

– Позже в смысле «сегодня» или позже в смысле «когда-нибудь в следующем тысячелетии»? – спросил он меня, когда я отвергла его попытки в третий раз. Господи, мои самые сильные опасения подтверждались: я превращалась в минетонена-вистницу. Я продолжала заниматься сексом с Джулианом, но сердце мое было где-то далеко. Словно в моем теле устроили вечеринку, на которую меня забыли пригласить.

Тем длинным прохладным летом во мне росло осознание того, что я допустила ошибку. Я чувствовала, как меня засасывает болото – то самое болото, в котором прогнили основания брака моих родителей, – я почти ощущала его гнилостный запах.

Наше супружество явно нуждалось в нарушении моногамии.

Выходя замуж, я молилась, чтобы Бог не ввел меня во искушение. Но пора признать, что вводить меня никуда не надо было: в тот запретный край я могла найти дорогу с закрытыми глазами.

– Тебе не кажется, что благоразумие – главное преимущество среднего возраста? – сказала Кейт, когда я показала ей три билета на концерт, присланные мне по почте: новая ретро-рок-группа Зака выступала на стадионе Уэмбли.

– Мне просто любопытно. Ну кому от этого вред? – ловко оправдывалась я. – Хочешь, пойдем вместе?

– Да я скорее удалю себе матку садовыми ножницами, чем пойду на этот идиотский концерт.

– Куда же делась твоя любовь к приключениям? Он ведь теперь звезда, понимаешь?

– Звезда, дорогая моя, – это газообразная структура, представляющаяся земным наблюдателям фиксированным небесным телом.

Вот именно, вздыхала я про себя. Небесное тело.

– Только позаботься о защитном костюме. И если ты подцепишь какую-нибудь инфекцию, даже не думай появляться в офисе, черт бы тебя побрал. – Она все еще злилась на меня за то, что я вышла замуж за ее спиной.

– Пожалуйста, пойдем со мной, Кейт. Я буду вести себя предельно прилично, – пообещала я.

– Ну, хорошо. Я согласна, но только потому, Ребекка, что твои гормоны ожидает опасное соседство и позволять тебе шляться одной слишком рискованно.

– Боже мой, – воскликнула она, когда два дня спустя я ввалилась на заднее сиденье Анушкиной машины.

– Что? Недостаточно изысканно?

– Изысканно?! – Кейт несколько раз обвела меня взглядом, с особым презрением задержавшись на кожаных сапогах до бедер. – К этому наряду вполне подошла бы флюоресцирующая футболка с надписью: «Трахни меня прямо сейчас, мой спермобог!».

– Двое мужчин. Счастливая ты, куколка! – Анушка глотнула водки прямо из бутылки. После того как она вышла замуж за Дариуса, алкоголь стал основой ее рациона.

– У меня нет двух мужчин. Я замужем. К моим трусикам намертво приварен замок. Если я когда-нибудь серьезно задумаюсь над отношениями с рок-звездой, затащите меня в чулан и бейте по лицу, пока я не приду в себя. Договорились?