– Да, а сколько жен вам позволительно иметь? Странно, конечно, но у нас, людей цивилизованных, заведено так, что институт брака – это что-то вроде библиотеки: сначала верни одну жену, потом возьми другую.

– Да ты че? – В Заке вскипала ярость. – Ну, может, мне и удастся чему-нить у вас научиться… Я вот-вот брошу есть людей, и как раз.

– Зак. – Я потащила его к двери. – Знаешь, наше присутствие лишает их возможности о нас сплетничать.

– Ну-ка, скажи, как зовут жену хотя бы одного из битлов! – Джулиан ткнул его в грудь. – Давай… Хотя бы одну из них…

Нужно было сматывать удочки.

– Пойдем!.. – Я повисла на руке Закери. Джулиан издал чудовищный животный крик:

– Ребекка, я запрещаю тебе уходить! – Я развернулась и взглянула в его переполненные страданием глаза. – Хорошо… я умоляю тебя, – поправился он, траурно опустив плечи. – Я не хочу идти по длинной дороге жизни в одиночестве, не держа тебя за руку.

Господи прости, он и вправду прослушал хитпарад и теперь цитировал эти жуткие поп-песенки. Ах, Джулз… Вот что я с ним сотворила. Я была Королевой Тьмы. Даже Джонни Кокрейн[20] не смог бы меня оправдать.

– Не разрешайте Джулиану садиться за руль, – сказала я Кейт тоном, не терпящим возражений, открывая входную дверь нараспашку.

Джулиан, снедаемый горем, сжал мою руку.

– Разве ты не этого хотела? – Он жестикулировал, как сурдопереводчик в программе новостей. – Вот я стал человеком, который выставляет свои чувства напоказ. – Его лицо исказилось от горя.

Да уж, подумала я скорбно. Мои чувства тоже были ранены.

– Джулз, пойди выспись.

– Как предсказуемо, – заключил Саймон. – Вы, женщины, тратите годы, делая все, чтобы мы расслабились, расстегнули воротнички и забыли о том, что всегда надо быть мачо, вы убеждаете нас в том, что близость и чистота отношений наступает, когда люди делятся сами глубокими и мрачными страхами, а потом вдруг бросаете нас ради каких-нибудь типчиков, которые мало чем отличаются от овощей на грядке. – Он указал на Зака.

– Да, вы, ребята, обосрались на хер. – Зак развернулся в сторону таращившихся на него гостей. – Ваши гребаные носы задраны так, мать вашу, высоко, может, вы там нюха'те носки бога.

– Нюхаете, – автоматически поправил Саймон.

Послышался звонкий удар, Саймона отшвырнуло назад, и он ударился о стену гостиной, увешанную фотографиями знаменитых парочек, чьи браки Саймон умудрился спасти, по его словам, конечно. Все они попадали на пол и разбились вдребезги.

– А это делать было необязательно, – заорала я на Зака.

Джулиан, пошатываясь, подошел к тому месту, где лежал Саймон, свернувшись, как жареная креветка или, скорее, дикобраз, а вокруг валялись осколки стекла и обрывки фотографий, напоминая кубистский коллаж. Пока Джулиан одаривал Саймона поцелуем, Вивиан с воплем обрушила на голову Зака вазу от Конрана. Начался полный хаос, и, поверьте мне, даже цветы в горшках, с которыми в этом доме вели беседы, готовы были удушить друг друга. Одаренные отпрыски Вивиан и Саймона скатились с лестницы и укусили Кейт за ногу.

– Эх, да вырастите уже, – рявкнула Кейт, ударив их по заднице. Они взвыли дуэтом на невыносимой частоте, к ним присоединилась Вивиан, теперь это было уже трио, чуть позже вступил Саймон, угрожая судебным разбирательством, а потом и фальцет Дариуса: «Вы ведете себя как дикари!» От кулаков Закери этот голосок не спасла бы даже перегородка, защищающая свидетелей в суде.

– Ну, это и так уже далеко зашло! – взорвалась Кейт, сверля меня взглядом. – Первый раз в жизни я готова согласиться с Саймоном. Как ты могла бросить Джулиана ради этого ничтожества? Все в нем отвратительно. Что он говорит, как говорит…

– А где он живет?! – с дрожью сказала Анушка. – В Брикстоне выползти за пакетом молока – это же настоящий подвиг!

– Да мне неважно, где он живет, главное, чтобы мы жили вместе. – Я действительно так думала. – А ты, Кейт, просто завидуешь. После того как «женатый с детьми» кинул тебя, твое влагалище заросло плесенью.

Для акта расставания с социальной девственностью это уж слишком, подумала я, пока мы уносили ноги, запрыгивая в такси. Скорее это напоминало садомазохистскую оргию у Калигулы.

Я поклялась, что никогда не стану возражать, если Зак будет делать грамматические ошибки…

Но тогда я еще даже не представляла, какое дерьмо мне предстоит пережить…

С первого взгляда южному Лондону, мягко говоря, не хватает очарования. Равно как со второго и с третьего. Улицы неуклюже расходятся в разные стороны, как ноги старого забулдыги. На расшатанных балконах хмурых многоэтажек расцветают букеты плохо постиранного белья, источающего затхлый запах. Прохожие пробираются между мусорных куч, напоминая начинающих роллеров. Окна местного секонд-хэнда украшены решеткой. Хулиганский райончик, напоминающий кухню в аду.

До выходки Кейт, погруженная в миазмы похоти, я совершенно не обращала внимания на окружающую меня действительность. Но в тот вечер по дороге домой я внезапно увидела происходящее глазами моих друзей.

Закери жил в Брикстоне, по соседству с не менее жутким районом Эритрея. Такси, трясясь, остановилось напротив парикмахерской с вывеской «Женские стрижки. Лучшие прически в городе». Пока мы с Заком переходили дорогу, всю в выбоинах и трещинах, я ощущала на себе враждебные и хищнические взгляды, за мной явно кто-то наблюдал. У меня было ощущение, словно по моим голым ногам бегают мерзкие насекомые.

– Теперь, когда ты становишься настоящей звездой, Зак, может быть, пора переехать отсюда?

– Переехать? Но мне здесь нравится. Прикольно, понимаешь, о чем я? – Мы поднялись по шаткой лестнице. – Тут искусство.

– Хм-м… ты знаешь, Зак, люди с надетыми на голову трусами, вопящие «смерть блядям», вряд ли сойдут за труппу уличных актеров.

– К тому же я на мели. Все свои сбережения я вдул в твои гребаные «подвиги Геракла».

Квартира Зака, которую я считала нашим любовным гнездышком, тоже стала терять свое очарование. Впервые я заметила, что стены ее покрыты желтеющими подтеками, словно варикозными венами. Под отслаивающимися обоями плесень. Края поросшего грибком, убогого ковра загибались внутрь, словно у иссушенного бутерброда. Еще я поняла, что слышу, как шевелятся голодные, ежесекундно размножающиеся бактерии, причем такие огромные, что их можно было связать и сделать каждой инъекцию транквилизаторов, чтобы они успокоились.

С потолка, освещаемого голой лампочкой, занавеской свисала паутина. Водопровод издавал чахоточный кашель, а унитаз был засорен. Ванную, честно говоря, впору было огородить полицейской лентой, так она напоминала место преступления.

Не желая уподобляться среднему классу, я молчала. Но к концу сентября уже жутко скучала по дому Джулиана, с его ворсистыми коврами от Джона Льюиса, свежими простынями и центральным отоплением. В этом доме было так тепло, что легко можно было выращивать плантации гуавы.

Да, любовь, конечно, греет… но пуховое одеяло тоже не помешало бы, думала я, ежась от сквозняков.

Ситуация с питанием также была нерадостна. У Зака мы ели не столько еду, сколько корм.

– Хм… поедание арахисового масла прямо из банки… сложно назвать приемом пищи в обычном смысле слова, – сказала я ему на следующий вечер, но тут же замолчала, испугавшись, что он отреагирует на мой намек и начнет готовить. Приготовление пищи в этих условиях могло стать смертельным. Плита, загаженная жиром, напоминала развалины. Кишечные палочки оккупировали все углы этой жалкой кухоньки. К тому же я была влюблена, не так ли? А пока вы влюблены, не пристало замечать такие мелочи.

Я пробовала не обращать внимания, честно, я старалась. Старалась не думать о любви к дому. Но после двух недель в качестве девушки рок-музыканта больше не могла этого выносить. Мы нежились в спальне, как вдруг я оторвалась от его губ и выпалила: