Зачем менять отношения, когда они тебя и так устраивают? Почему нам просто не продолжать наслаждаться несемейным счастьем?.. Прекратите эту брачную церемонию! Я хочу выйти из игры!.. И я снова ввязалась в авантюру с перекидыванием ноги через подоконник.

Оседлав подоконник и задыхаясь от пенящихся, как капуччино, ленточек и тюля на платье, я окинула взглядом Ислингтон, который должен был стать свидетелем моего побега. Эта часть Лондона, где прошло мое детство, в архитектурном смысле заканчивается клиникой тропических инфекций и тюрьмой Пентонвиль. Высокие элегантные дома эпохи короля Георга здесь на дружеской ноге с унылыми зданиями из серого кирпича. В одном из них и живут мои родители. Их скромно-убогая муниципальная квартирка находится в доме по адресу Ковентри-Кресент, 2. Именно отсюда я выпорхнула в шестнадцать лет и сюда же вернулась, чтобы совершить этот нелепый акт воссоединения с родителями. Джулиан неустанно повторял, что кровь гуще воды, но ведь и гоголь-моголь тоже.

Подтягиваясь к оконной раме, я готова была уже проверить действие закона Ньютона, как вдруг визг машинных шин на обочине дороги возвестил о приезде Анушки. Ее спортивный «мерседес» влетел, накренившись, на Кресент со смертоубийственной скоростью. Анушка убеждена в том, что предельно допустимая скорость должна быть увеличена раза в четыре в труднопереносимых для визуального восприятия местах. Косово, Словакия, Кройдон[2] и все, что находится севернее Бонд-стрит, нужно проезжать со скоростью света.

– Я чуть не умерла, моя куколка. Думала, уже все пропустила, – выпалила она, выплывая из автомобиля, словно примерная шоппинг-леди, в море шелков, одетая по последней моде лондонской элиты. Единственное, чему научилась Анушка в швейцарском пансионе для благородных девиц, – это выходить из спортивной машины, не сверкая трусиками и не уронив журнала «Кто есть кто», балансирующего у нее на голове.

– Нет, ты ничего не пропустила. Боюсь, все пропущу я.

Я познакомилась с Анушкой через ее сводную сестру Вивиан, которая работала вместе с Джулианом в юридической конторе, и она мне сразу очень понравилась. Анушка была внимательной к другим (эта женщина изображала оргазм в постели, потому что не хотела быть невежливой), прелестной идеалисткой и переменчивой особой, что внушало мне симпатию… но за ней точно бы не стали гоняться ученые из Института исследования головного мозга. Наверное, поэтому она не заметила, что я уже наполовину свисаю из окна, мое свадебное платье обмотано вокруг талии, чулки собраны в гармошку, а по лицу течет водопад слез.

– Я не могу этого сделать!..

Она моргнула приклеенными ресницами. А ресницы у нее такие длинные, что, когда она ведет машину, они оставляют следы туши на лобовом стекле.

– Что? – Она поправила свой шарфик от «Гермес» с таким раздражением, что чуть не задушила себя. – Но, куколка, брак – это так модно сегодня. Посмотри на Уму Турман, Шарон Стоун, Брэда Питта и Дженнифер, как там ее зовут… – Из машины она вытащила парчовое платье свидетельницы. – Никуда не уходи, куколка. Я сейчас же поднимусь к тебе.

Но секундами позже у двери раздался диаметрально противоположный голос: жесткий, сильный, в общем, такой, каким он должен быть в кризисные моменты. Протискиваясь в ванную, Кейт в ужасе смотрела на меня.

– Почему на тебе эти ужа-а-ассные туфли?.. – Захлопывая попой дверь, она грохнула двухлитровую бутылку шампанского на пастельных тонов коврик в ванной. – Да из-за них у тебя из носа кровь пойдет. Придется есть сахар, чтобы поддерживать уровень глюкозы.

А может, все дело в туфлях? Может, я страдала вовсе не от экзистенциального страха, а это был всего лишь страх высоты! От каблуков испытываешь головокружение. Может, поэтому я чувствовала себя такой легкомысленной?

– Высокие каблуки изобретены женщиной, которой надоело, что ее все время целуют в лоб, – резко ответила я.

Быстро шагая к окну, Кейт подняла брови и швырнула в меня книгу «Как правильно разводиться» с такой силой, что я чуть не свалилась вниз.

– Почему бы тебе не сэкономить время и деньги и не выйти замуж за юриста, который занимается разводами?

– Да по той же причине, что у меня несносные туфли. Если бы у меня были нормальные туфли, я бы уже вынимала из них шнурки.

Глаза Кейт сверкнули.

– Правда? Почему же?

– А что еще может сделать женщина, которая хочет сбежать с собственной свадьбы?

– Ах ты моя принцесса!.. А я-то спрашивала себя, почему ты наполовину свесилась из окна. Какая плохая девочка. – Она бросила скомканное платье свидетельницы на сливной бачок. – Персиковый – явно не мой цвет.

– Но, боже мой, Кейт. А как же Джулиан? – Я зарылась лицом в мокрые ладони. – Я его так люблю, но разве нет других способов это доказать? Если бы он заболел, я могла бы отдать ему свою печень… Какая же я предательница.

– Лгать самой себе. Вот настоящее предательство, настоящая неверность. Если ты испытываешь страх перед свадьбой, тогда…

– Меня не тревожит свадьба, я просто не хочу замуж.

– У тебя отличная работа, отличный начальник, – тут Кейт подмигнула мне, – еще заряженный на полную вибратор, автомобиль, у которого не запотевает заднее стекло, и стиральная машина, которая затопляет кухню всего два-три раза в месяц. На хрена тебе муж?

– Не знаю, на хрена мне муж, но знаю, что сейчас мне нужно выпить, – сказала я. – Всего один глоток.

Одна двухлитровая бутыль – и все. Слезая с подоконника в тяжело постукивающих белых туфлях, я оторвала огромный кусок накрашенного ногтя. Сделала огромный глоток, словно только что из Сахары.

– А на тебе-то что, черт возьми, надето?

Единственное требование Кейт к одежде – огнестойкость. Сегодня ее бедра, напоминающие сардельки, втиснуты в штаны из каких-то натуральных волокон. Но не успела Кейт начать свою лекцию о поверхностном характере фэшн-индустрии и ее вредном влиянии на женщин, как дверь еще раз скрипнула.

В ванную вбежала Анушка, захлопнула за собой дверь, огляделась в поисках пепельницы, выудила мыло из мыльницы, закрыла крышку унитаза, села на нее, порылась в многокарманной сумочке в поисках сигареты, заглотила шампанского, забросила одну наголо выбритую ногу на другую и пронзила меня взглядом цветных контактных линз.

– На крайний случай ты всегда можешь развестись.

– Не будь дурочкой. – Кейт сняла очки в красной оправе. – У тебя нет пластыря? По-твоему, все выходит так легко, так быстро. Поженились-развелись, словно проехали остановку и вышли, – предостерегала она, роясь в шкафчике и натыкаясь на кремы от геморроя и грибка на ступнях. – Мужья – это гадость. Они засоряют водосток волосками, которые растут у них в носу, причем их у них больше, чем у линяющего Лабрадора. – Она нашла упаковку с пластырем. – Они оставляют капли мочи на фарфоре… Постуринальный синдром. А еще разбрасывают спички с ушной серой и ковыряют под ногтями во время любовной игры…

– Тебе-то откуда знать? – перебила я ее. – Ты ведь думаешь, что одновременный оргазм может гарантировать только страховая компания. Дай сигарету, Энни.

– Ты же не куришь.

– Теперь курю.

Кейт уселась на край ванны и замахала рукой, разгоняя сигаретный дым.

– Просто на мне какое-то проклятие лежит, что ли… Вот и все…

– М-да… уже десять лет прошло, Кейт, пора бы с ним расправиться, – ответила я ей.

– Успех разлагает мужчин, – жестко отрезала Кейт.

Она конфисковала у Анушки сигарету, затушила ее об эмаль ванной и бросила в сторону окна.

– Так всегда говорят некрасивые женщины, которым не удается потрахаться, – парировала Анушка.

– Должна тебе сказать, что некоторые мужчины считают меня даже привлекательной. – Кейт открыла упаковку с пластырем, обмотала полоску вокруг дужки очков и снова нацепила их на нос. – Не то чтобы это имело значение, конечно… – сказала она, оправдываясь, и отобрала у Анушки шампанское.

– Вчера старая дева – сегодня феминистка. – Анушка нарочито зажгла еще одну сигарету «Картье». – Я не хочу организовывать еще один девичник на День святого Валентина и не хочу, чтобы мне в голову снова пришла мысль о самоубийстве. Понятно?