Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Раздосадованный ее сдержанностью и бесцеремонностью, Джошуа, по натуре человек кроткого нрава, едва не потерял самообладание. Он привык к признанию и комплиментам. Если уж такие знаменитые современники, как Джошуа Рейнолдс и Томас Гейнсборо, сочли его манеру письма достойной, оценили его умение передавать оттенки и внимание к деталям, почему же эта женщина не выразит восхищения?

— Простите, что не знаю, кого имею честь принимать в своем доме, — обратился он к ней с предельной учтивостью в голосе, стараясь подавить обиду, хотя быстрая речь, вне сомнения, выдавала его расстройство, — посему позвольте повторить свою просьбу, сударыня. Будьте так добры, представьтесь и объясните, зачем вы пришли.

По-видимому, его прямота вывела ее из равновесия, ибо она чуть вздрогнула.

— Я слышала, вы превосходный портретист, — заговорила гостья. — Вы писали портреты нескольких моих знакомых. — Она назвала два-три имени. Джошуа смутно припомнилось, что лет десять назад, может больше, он и впрямь встречал кое-кого из этих людей. — Мне было любопытно взглянуть на ваши работы — возможно, с расчетом на то, чтобы сделать заказ, — и узнать немного о вашей профессии. Но пока я вижу только одну картину. Нельзя ли посмотреть и другие? Скажите, каким талантом нужно обладать, чтобы стать успешным портретистом? Вы более наблюдательны, чем другие? Более проницательны? Лучше других отличаете искренность от притворства?

Лукавство Джошуа распознавал мгновенно. Он часто говорил, что мастерство портретиста состоит не только в искусстве запечатлевать сходство с оригиналом, но и в умении читать по лицам. Ему было очевидно, что объяснение гостьи — это пустая отговорка, и, поскольку час был поздний, он не видел смысла в том, чтобы подыгрывать ей.

— Видите ли, сударыня, — отвечал он, — сейчас не самое подходящее время для выставки. Что касается второй части вашего вопроса, портретист не более наблюдателен и проницателен, чем любой другой мужчина — да и женщина, если уж на то пошло. Напротив. А чтобы стать знаменитым, каковым некоторые меня считают, портретист должен уметь искусно преподносить ложь. Теперь же прошу извинить меня, сударыня. Не знаю, кто позволил вам прийти сюда, но, поскольку вы отказываетесь представиться и объяснить цель вашего визита, я вынужден просить вас удалиться.

Женщина невесело рассмеялась и откинула с головы капюшон, открывая свое лицо.

— Хорошо же вы привечаете посетителей! Что же, смотрите. Вы удовлетворены?

Теперь Джошуа увидел, что его гостья была немолода, пожалуй, он чуть старше нее. Ее тронутые сединой волосы были элегантно уложены в локоны, ниспадающие на одно плечо. Как художнику ее черты показались ему безупречными — овальное лицо, полные губы, маленький прямой нос, широко посаженные миндалевидные глаза — но эту совершенную красоту портили морщины, впалость щек, темные круги под глазами — свидетельства перенесенных невзгод. Вне сомнения, эта женщина много страдала; судьба не всегда была к ней благосклонна. Обращали на себя внимание и жесткая складка ее рта, и немигающий взгляд.

Джошуа всматривался в ее глаза. Да, конечно, он помнит их необычную форму. Значит, он знаком с этой женщиной? Встречал ее прежде? Безусловно. Но кто же это? Джошуа тряхнул головой, опасаясь, что, если он напряжет память, у него начнет стучать в висках — такое часто случалось в последнее время. За свою жизнь он перевидал множество лиц. Неудивительно, что в это время суток, да еще после трех бокалов красного вина, он не очень хорошо соображает.

— Значит, по-вашему, портретист должен быть лжецом? Вы это хотели сказать? — продолжала пытать его гостья. Она вновь рассмеялась, только теперь более пронзительно. — Вы, должно быть, считаете меня идиоткой?

— Ни в коем случае, сударыня. Я говорил совершенно искренне, — чуть ли не рявкнул Джошуа.

Он не привык, чтобы ему бросали вызов, тем более женщины. Что же делать: выдворить ее или послушать, что она скажет?

Гостья отпрянула, словно оскорбленная его грубым тоном.

— Если это так, тогда любой шарлатан и плут был бы столь же знаменит, как ваш тезка сэр Джошуа Рейнолдс, президент Королевской академии художеств, — тихо заметила она.

— Да, но для успеха необходимы еще и другие качества, которыми проходимцы не обладают, — возразил Джошуа более любезным тоном, взяв себя в руки. — Я называю себя продавцом лиц, и совершенно по праву.

— Потрудитесь объяснить, пожалуйста.

— Продавец лиц должен отображать факты, подноготную души, а также быть искусным в применении используемых материалов — масла, пастели и прочих выразительных средств. Это я к тому говорю, милая леди, что портретист, запечатлевая то, что он видит, идет несколько дальше. Он воодушевляет, сопереживает, дает толкование, смягчает. Он показывает свои объекты такими, какие они есть и какими могли бы быть.

Когда Джошуа произносил эти слова, его вдруг поразила абсурдность ситуации, в которой он оказался. Почти полночь, а он ведет нелепую беседу с незваной гостьей, которая не хочет ни имени своего назвать, ни объяснить, зачем пришла. Едва эта мысль посетила его, как женщина шагнула к нему и впилась в него пронизывающим взглядом, будто стремилась погрузиться в глубины его души. В сиянии свечи ее глаза казались голубовато-серыми и отливали металлическим блеском. Под ее напряженным взглядом он невольно потупил взор и краем глаза ухватил на стене ее тень — уродливый силуэт нахохлившейся горгульи с перекошенными чертами и торчащими во все стороны жесткими волосами. Подобное чудовище может присниться только в кошмарном сне.

Если до сей минуты Джошуа испытывал лишь слабое раздражение, то теперь им овладело куда менее приятное чувство — беспокойство. Он побелел, у него свело живот, во рту пересохло. Он заставил себя посмотреть женщине в лицо. В ее взгляде он теперь различал почти ощутимый голод. Чего она жаждет? В голове закружились дурные мысли. Незнакомые люди по ночам с добрыми намерениями не являются. А он по собственной воле впустил эту странную женщину в свое святилище. Сам создал ей условия для того, чтобы она совершила свое злое деяние.

Поежившись, Джошуа отвернулся к окну. На улице — ни огонька. На непроницаемо-черном небе — ни одной звездочки. Только слышно, как шумит невидимая буря. Он вонзился ногтями в ладони, ругая себя за трусость. С чего вдруг он испугался какой-то женщины? Даже не самой женщины, а всего лишь ее тени. Позволил, чтобы ему внушило страх призрачное видение.

Неожиданно виски пронзила боль. На самом деле этот уродливый профиль на стене чем-то напомнил ему другую тень — ту, что он видел двадцать лет назад, ту, что едва не разрушила его жизнь, хотя до этой минуты он думал, что она навсегда стерлась из его памяти. Так вот не эта женщина, а то воспоминание заставило его трепетать от ужаса, разлившегося по телу, словно жар после глотка бренди.

— Значит, вы смягчаете правду, когда создаете свадебные портреты? — тихо спросила она.

Что-то странное прозвучало в настойчивом тоне женщины. Джошуа медленно повернулся и посмотрел ей в глаза.

— Мне пятьдесят четыре года. Тридцать из них я занимаюсь живописью и за это время создал не один свадебный портрет. О каком вы говорите? — уточнил он, хотя догадывался, что услышит в ответ.

— О портрете Герберта Бентника. — Ее голос понизился до шепота. Поначалу Джошуа надеялся, что он, возможно, ослышался, но потом сомнения рассеялись, ибо она добавила с некоторым вызовом в голосе: — Да, именно так. Я сказала: Герберт Бентник.

Джошуа знал, что услышит это имя, и все же, когда гостья подтвердила его подозрения, у него участился пульс и в висках застучало так сильно, что казалось, голова вот-вот лопнет. Он пристальнее взглянул на женщину. Он должен ее помнить. Иначе зачем она здесь?

— Я знаю, что должен помнить вас. Вероятно, вы состоите в родственных отношениях с той семьей. Поэтому вы пришли?

Гостья не ответила. Взгляд ее несколько смягчился, но она продолжала выжидающе смотреть на него. Потом, казалось, уже собралась было что-то сказать, но, так и не произнеся ни слова, повернулась и отошла в сторону.

2
{"b":"116805","o":1}