Таня кивнула:

– Да, может, на Рождество или другие праздники.

– Все-таки они расстроятся, – вздохнул Адам.

– Они смирятся с этим, – утешала его Таня. – По крайней мере, это будет совсем по-другому, чем раньше. Теперь они не будут волноваться за меня. Тогда они не знали, увидят ли вообще меня когда-нибудь. Теперь они знают, что я вернусь.

– Это не совсем так, Таня, – не согласился с ней Адам. – Наша жизнь полна риска день ото дня, в ней нет никаких гарантий. В любой момент нас может подстерегать опасность. Тебе известно это так же хорошо, как и мне.

– Ты прав, но наши дни на земле сочтены на небесах, и когда придет время, нас позовут. Этот день может наступить завтра для каждого из нас. И случиться это может где угодно: здесь, в Пуэбло, или на равнинах, и ничто не сможет этого предотвратить. Можно попасть под экипаж на шумной улице или спокойно умереть в своей мягкой постели. Не важно, где мы будем находиться, когда это произойдет. Если мы останемся, неизбежное может случиться и здесь. Мы не можем надеяться, что нам удастся избежать своей судьбы, преградить ей путь.

Адам улыбнулся:

– Какой же умудренной в вопросах жизни ты стала, моя женщина.

– Я научилась этому у твоего народа, у нашего народа, – поправила она себя. – Они научили меня терпению и тайнам, я поняла, что тщетно пытаться бороться с тем, над чем не имеешь власти.

– У тебя много власти надо мной, – сказал он, прикоснувшись губами к ее губам, – хотя ты не борешься со мной.

– Это потому, что твоя власть надо мной сильнее, – ответила она шепотом. – Ты навсегда пленил мое сердце.

Таня жила на ранчо уже десять дней и в полной мере наслаждалась каждой минутой, хотя и здесь было несколько грустных моментов. Было блаженством проводить целый день с Адамом, а ночью находиться в его жарких объятиях. Здесь не было никого, кто подглядывал бы за ней и следил, чтобы она достойно себя вела. Она чувствовала здесь облегчение оттого, что Джеффри не надоедал ей своим присутствием и неожиданным появлением.

У Джулии совсем не оставалось времени следить за поведением сестры, поскольку она сама была полностью занята, отбиваясь от ухаживаний решительно настроенного Роберто. Он не страшился отказов и острого языка Джулии, а наоборот, подшучивал над ней и получал удовольствие и сердечно смеялся, когда она выходила из себя.

– Ах, мой милый колючий кактус, – посмеивался он. – Когда ты спрячешь свои острые иголки?

– Никогда! – непреклонно заявляла она, надувшись.

– Моя милая, ты знаешь, какой соблазнительной ты бываешь, когда сердишься? – спросил он, показывая в широкой улыбке свои белые зубы. – Твои губки просят, чтобы их поцеловали, особенно нижняя, которую ты все время выпячиваешь. Я думаю, ты специально дразнишь меня, еще больше распаляя во мне желание.

Джулия сердито топнула ногой:

– Какой же ты самонадеянный! Сколько раз мне нужно еще повторить, что меня интересует другой мужчина? У тебя совсем нет гордости?

Темные глаза Роберта блестели.

– Гордость тут ни при чем. Этот другой мужчина твой любовник?

– Конечно нет! За кого ты меня принимаешь? – возмущенно воскликнула Джулия.

Улыбка Роберто сделалась шире.

– Ты помолвлена с ним? – продолжал допытываться Роберто.

Джулия сделала слишком длинную паузу перед тем, как ответить:

– Нет, еще нет.

– Тогда почему я должен перестать за тобой ухаживать, моя голубка?

Не успела Джулия понять, что он собирается делать, как Роберто заключил ее в свои объятия. Какую-то секунду его глаза пожирали ее, потом он заглушил губами ее возгласы. Конечно, это не был нежный, ищущий поцелуй, о котором она часто мечтала, как все девушки мечтают о своем первом поцелуе, но он не был и грубым. Роберто просто заявлял о своих правах на нее, делая это твердо и решительно.

Она упиралась в руку, что поддерживала ее голову, и чувствовала себя жертвой удивительного момента. Его теплые, решительные губы вызывали в ней ощущения, о которых она раньше никогда не подозревала. Хотя мозг Джулии кричал и сопротивлялся его превосходящей силе, ее тело начало таять от его опытных прикосновений.

Наконец она перестала сопротивляться, ее руки начали теребить его рубашку, чувствуя быстрые удары его сердца. Она крепче прижалась к нему, позволяя поддерживать свое тело на ослабевших ногах. Он проводил рукой по ее спине, и по ней пробегала дрожь.

К тому времени как он ее отпустил, она была полна страстного, доселе неизвестного желания. Он внимательно изучал нежные черты ее лица, серо-зеленые глаза и распухшие от поцелуя губы.

– Теперь я имею представление о том, как ты будешь выглядеть после того, как я пересплю с тобой: вся такая нежная и мечтательная, а твои волосы разбросаны на моей груди, – тихо прошептал он.

Сознание того, что она натворила, что он сделал с ней, спицей пронзило Джулию. Ее лицо пылало, когда она вспомнила, как ему отвечала. Гордость ее была уязвлена, она вся напряглась и поспешно вырвалась из его объятий, досадуя на себя и на него одновременно.

– Ты никогда не переспишь со мной, Роберто! С моей стороны это было просто затмение. Ты захватил меня врасплох. Больше этого не повторится, – заявила она ему через плечо и гордо удалилась.

– Беги, маленький кролик, беги! – услышала она вслед смех, потому что к нему вернулось веселое настроение. – Только помни: нельзя бегать по кругу, потому что лиса тебя поймает, а ты для нее такой лакомый кусочек!

– Я отравлю себя раньше, чем ты снова прикоснешься ко мне, – выпалила в ответ Джулия.

Он рассмеялся еще громче.

На возвышенностях Колорадо стояла середина мая. Сельская местность сбросила белое зимнее одеяло и поменяла его на новое, ярко-зеленое. Холмы были усеяны пышными цветами всевозможных оттенков. Покрытые молодыми листьями ивы изящно протягивали к земле свои длинные ветви, создавая вдоль берега реки тенистые беседки.

Весна пробудила к жизни все новое. Насекомые метались вокруг с новой энергией, а пчелы летали и собирали нектар на пышных цветах. Новая жизнь проявлялась в рождении молодняка. Цыплята и утята неуклюже, вперевалку ходили за своими гордыми мамашами, крякали и пищали, стараясь удержаться на не крепких еще ножках.

Джереми больше всего нравились жеребята. Они стремительно проносились мимо на тонких, длинных ногах.

– Они не отходят от своих матерей, – сказал он Адаму. – Они боятся потеряться?

Адам засмеялся и положил руку на плечо мальчика:

– Это маловероятно. Мамаши их быстро найдут. Просто жеребята не хотят пропустить своей следующей еды.

– Они выглядят смешными с пушистой шерстью и короткими тонкими хвостами, – довольно усмехнулся Джереми. – Как будто вместо хвоста у них кусок веника!

Однажды вечером, перед тем как ложиться спать, Джереми ворвался в дом и возбужденно воскликнул:

– Таня! Адам! Пойдемте быстрее! В конюшне кобыла скоро начнет жеребиться. Хосе послал за вами. – Быстро развернувшись, вприпрыжку побежал к двери. – Он сказал, что я могу посмотреть, если буду тихо вести себя!

Дверь за ним захлопнулась. Таня, Адам и Ракель обменялись довольными взглядами.

– Que torbellino! – воскликнула Ракель, усмехнувшись. – Настоящий ураган!

– Он самый обычный мальчик, – соглашаясь, улыбнулся Адам. – Ты ведь не забыла, какими мы с Джастином были в его возрасте.

– Dios Mio! Как я могу забыть? И если один из вас не мог придумать, куда бы влезть, второй обязательно это делал. Вы были настоящими чертенятами!

Джастин прикинулся обиженным:

– Разве, Ракель! Адам и я были ангелами!

Ракель пронзила его скептически взглядом:

– Да! Только маленькие рожки дьяволят не давали упасть вашим накренившимся венчикам.

Мелисса заразительно засмеялась.

– Пожалуйста, расскажите нам еще что-нибудь, Ракель, – умоляла ее Таня, искоса поглядывая на Адама.

– Не волнуйся, – сказала он ей, протягивая руку и помогая встать. – Джереми ждет. Ты сможешь позже выслушать порочащие меня рассказы.