Было похоже, что Джеффри только сейчас заметил детей. Он уставился на них, как будто они были прокаженными.

– Скажи, чтобы она отдала их Гейнсу или Билхарту. Они позаботятся о них.

Таня поднесла к своей груди нож. Ее глаза метали золотые искры.

– Она убьет себя прежде, чем позволит вам причинить вред своим сыновьям, – предупредила Мелисса.

Джеффри побледнел так, словно был ранен и потерял много крови.

– Что ты сказала? – задыхаясь, спросил он.

– Она убьет себя и своих сыновей, прежде чем отдаст их вам, – ответила она. – И я помогу ей. Мы уже видели, как прекрасно вы заботитесь о детях!

– Что за чертовщина! – пробормотал солдат. – Да просто пристрелите эту чертову кошку, забирайте отродье и давайте уходить! – Он вытащил свой пистолет.

Джеффри пристально смотрел на Таню. Наконец он заговорил:

– Мелисса, объясни ей, если сможешь, что она должна идти с нами. Капрал пристрелит кошку, если ему придется. Ей нет необходимости причинять себе вред. Если она хочет взять с собой детей, – он не мог заставить себя признать вслух, что они были ее сыновьями, – она может это сделать. Никто не отнимет их у нее.

Обращаясь к Тане, он сказал:

– Слишком много людей борются за тебя, Таня. Ты меня понимаешь? Я не знаю, через что тебе пришлось пройти и почему ты стала такой, но, должно быть, это было ужасно. Никто не причинит тебе зла. Теперь ты в безопасности. Мы доставим тебя в Пуэбло, к твоей семье. Все будет хорошо, я обещаю. Они ждут тебя, Таня. Никто из нас не оставлял надежды, что мы тебя отыщем. – Его слова звучали мягко и проникновенно. Он хотел задеть ее душу и вывести из шокового состояния.

Таня тяжело вздохнула. Он был прав в одном. Их действительно было слишком много, тех, кто боролся за нее. И Пантера должен увидеть всех живыми и здоровыми, когда придет за ними. В том, что Пантера придет за ними, она не сомневалась.

– Скажи им, что я пойду, но прежде всего мне нужно собрать кое-какие вещи в дорогу. – Таня отказывалась говорить по-английски.

Мелисса перевела Танину просьбу, и все явно почувствовали облегчение.

– Мы подождем на улице. У вас есть пять минут.

Мужчины вышли.

Таня упаковала кожаную сумку, сложив в нее свои вещи и вещи детей. Она уложила Знака Стрельца в люльку и привязала его, потеплее укутала Охотника. Она захватила с собой ожерелье и браслеты, подаренные ей Черным Котлом и Женщиной Будущего. Также она взяла ожерелье из когтей пантеры для себя и для Пантеры. Она знала, что их дом сожгут, поэтому все необходимое нужно брать сейчас. Она упаковала повязки на голову, которые подарили ей Пантера и Застенчивая Лань, а также маленькую сумочку из меха пантеры. Она также сложила сменную одежду для Пантеры и его любимые повязки на голову. Когда он спасет ее, ему захочется все это надеть. С ним сейчас его оружие и полушубок. Свою шубу она тоже сняла с крючка.

Сердце Тани разрывалось на части, а глаза застилали слезы, когда она окинула взглядом хижину, что за два с половиной года стала для нее родным домом. Здесь находились шкуры, которые она выделывала прошлым летом, меха и мешки с едой. Здесь были колыбель, над которой с любовью трудился Пантера, и соломенный тюфяк, где они провели столько страстных ночей. Она научилась любить Пантеру здесь, в этом вигваме. Именно здесь он сделал ее женщиной, здесь она зачала своих сыновей, здесь она родила Охотника. Бросив в последний раз долгий взгляд на свой дом, она повернулась и вслед за Мелиссой вышла наружу.

Головы поворачивались и следили за Таней, когда она шла по деревне. На спине висела люлька, в которой спал Знак Стрельца, рядом шел Охотник, а с другой стороны Кит. С высоко поднятой головой она следовала за Джеффри через разрушенную деревню. Она не пыталась скрыть свой гнев, который был заметен в ее пылающем взоре и раздувающихся ноздрях.

Джеффри нашел для нее и для Мелиссы место отдельно от других и приставил к ним охрану.

– Он хочет нас защитить или боится, что мы убежим? – спросила Таня, искоса глядя на охрану.

Мелисса утомленно покачала головой:

– Не знаю, Таня. Может, и то и другое.

Солдаты грабили перед тем, как сжечь хижины. Упрощенный стиль жизни индейцев не предполагал больших денег или дорогих украшений, но каждый солдат хотел увезти с собой трофей. Некоторые довольствовались тем, что увозили домой кое-какие предметы одежды. Тане хотелось закричать, видя, как один сержант гордо показывает всем свадебное платье Застенчивой Лани.

Очень скоро она почувствовала новый прилив страха и гнева. К своему ужасу и к ужасу Мелиссы они увидели, как один спятивший, похотливый мужчина отрезал груди от тел убитых чейинских женщин и половые органы у мужчин. Смеясь и размахивая ими, солдат рассказывал, что они сошьют из всего этого сумочки и кисеты.

Мелисса отвернулась, и ее вырвало. Она в истерике кричала:

– О Господи! Останови все это! Останови!

Таня завидовала тому, что у Мелиссы произошел взрыв эмоций. Как ей тоже хотелось неистовствовать и громко причитать от горя и гнева, но в тот момент ее тело застыло и лишилось способности двигаться и чувствовать. Каждый раз, когда она моргала, ее тело будто разрывалось на острые, кровоточащие куски. Мускулы на ее лице были натянуты, как тетива, а челюсти сжаты до боли в зубах.

Мозг Тани работал как бы отдельно от ее тела. Она видела и понимала все, что происходит вокруг. Ее мозг рисовал острую, подробную картину тех ужасов, которые наблюдали ее глаза. И хотя она испытывала ко всему отвращение, клапан безопасности в ее голове постоянно выдавал информацию: «Это все сон! Ничего этого нет на самом деле! Не может быть! Я сойду с ума, если узнаю, что это правда!»

Даже неожиданное появление Джеффри казалось ей нереальным. Если когда-то она молила Бога, чтобы он пришел и спас ее, то теперь она хотела одного: чтобы он ушел прочь и увел с собой остальных людей. Все нежные чувства, которые она испытывала по отношению к нему, вдруг растворились после этой ужасной резни. Она смутно пыталась прикинуть, сколько ее друзей убито им. Он пришел вместе с другими, чтобы убить, разграбить, ввергнуть ее мир в кошмар. В этот момент она его ненавидела и знала, что никогда не забудет того, что он принимал участие в этом убийственном акте, и не простит его за то, что он разлучил ее с Пантерой.

Казалось, что каждая минута длится целую вечность. Закончив грабеж, солдаты теперь начали собирать все, что им попадалось, в огромную кучу в центре разрушенной деревни. В нее сбрасывалось все: вигвамы, меха, шкуры, продукты питания, посуда и даже тела. Таня молча наблюдала, как туда же небрежно бросили люльку, которую сделал Пантера.

Когда уже больше ничего не осталось, все это подожгли. Языки пламени устремились ввысь, и черный дым закрыл утреннее небо.

– Еще даже не полдень, – бесстрастно пробормотала Таня. – Мир полностью сошел с ума за каких-то несколько часов.

– Два, – поправила ее Мелисса. – И мы единственные, кто об этом знает.

И как бы морозно ни было в то утро, от огромного пламени поднялась такая жара, будто стояло лето. От костра распространялось невыносимое зловоние.

Вскоре после того, как разожгли костер, Таня почувствовала в воздухе новое напряжение. Несколько мужчин, возбужденно жестикулируя, указывали на вершину утеса, поднимавшегося с одной стороны лагеря. Таня поднялась и пошла к тому месту, откуда ей было лучше видно. Охранник последовал за ней. Таня прижимала к себе детей, как бы защищая их. Кит и Мелисса шли последними.

То, что она увидела, заставило ее сердце бешено застучать. Пантера!

Там, высоко на вершине отвесной скалы, выстроились в линию воины верхом на лошадях. Зоркий глаз Тани различил среди них Улитку, Высокую Сосну и Зимнего Медведя. Ее взор задержался на Пантере. Сидя верхом на своем черном жеребце, он даже на расстоянии производил сильное впечатление.

Тане отчаянно захотелось броситься к нему, однако невозможно преодолеть отвесную скалу. Она почувствовала сразу же, когда он ее заметил, хотя было невозможно на таком расстоянии рассмотреть черты его лица. Держа Стрельца на руках, она выдвинула вперед перед собой Охотника. Она хотела, чтобы Пантера знал, что его сыновья живы.