Не знаю, отчего я так верил этому круглому коротышке. Но непонятная мне самому уверенность в том, что он, несомненно, во многом прав, не давала мне покоя. Может, оттого, что его мысли перекликались с моими собственными? И были так похожи на некоторые видения из Сферы? Выходило, что я практически угробил этот мир, придя с торжественным топотом его спасать. Так я же не знал! Одно дело — лупить по жбану тонхов, а другое — вытаскивать из задницы целую Вселенную!

"Время пришло. Недостойное жить на свободе". Мне вспомнились эти слова Теней, на которые я поначалу обратил внимания не больше, чем зритель в театре уделяет выражению "кушать подано". А вышло так, что в них-то и крылась чуть ли не вся соль. И почему вам не было дозволено, Тени, рассказать мне сразу ВСЁ?!

Скольких ошибок и глупых действий можно не совершать, имея на руках предупреждение…

Я вспомнил самый последний вечер, в котором смерть тонха тоже наступила в результате применения «стороны» Печати. И неожиданно для самого себя я прозрел: врачи! Вот кого я видел в тот раз среди всей этой тёплой компании… И кто имел доступ к телам убитых инопланетян. Это как раз те, кто мог бы эти самые «шарики» из них выковыривать. Я слышал все их разговоры, словно присутствовал тогда рядом. После того я убил того рыжего…, да. Ну, и вся хатёнка, в которой и пребывали тогда тот бандюган и его дружки, взлетела своей половиной на воздух. Я удалился тогда, а там, кажется, даже помер один из эскулапов и, по-моему, охранник. А двое других врачей… Где мне искать теперь этих двоих?! Как их там? Фогеля и Роека, вот!

— Чик, Джи, Рене… Вам следовало бы идти со мною. — Я не спрашивал, я утверждал.

Отчего-то мне показалось, что их очень даже стоит тащить за собой. Тонкое наитие или грубая команда свыше? Не знаю, но я намеревался поступить именно так, как пришло мне в этот момент на ум.

Джим и Нортон промолчали, переваривая услышанное, зато быстро сориентировался и робко пискнул Мони:

— Простите мне мою глупость, но — куда?

Я решительно поднялся и как-то нехорошо улыбнулся:

— Туда, Рене, туда, где больше нет и следа, как я понимаю, от Венской Оперы. Назад, — туда, откуда я недавно прибыл. В Австрию. Или окрест. Куда приведёт Сфера. Ей виднее.

— Почему именно туда, господин Ангел? — Похоже, и Джи сегодня обрёл, наконец, внятную способность говорить.

— Потому что, как я теперь понимаю, меня спешно оттуда «ушли» за несколько часов как раз по той причине, что туда и был направлен очередной удар. И там оставались в тот момент те, у кого могут быть недостающие нам «стороны». У двух вертихвостов, прислуживавших одному надутому богатому павлину с преступными наклонностями. И если «пули» там, у живых ли они или у мёртвых, им ничего не сделалось. Найдём — и будем продолжать думать об остальном. Я их почувствую. Почувствую и найду, даже если они зарылись до центра планеты!…

Я промолчал о том, что «заряд» их безнадёжно истрачен, и они теперь не опасней пригоршни булыжников супротив ревущего цунами, однако я сперва их разыщу, а там — да там и будет видно…

Не успел я договорить, как троица подорвалась и похватала с песка кое-какие личные вещи. Сдаётся мне, прикажи я им тащиться в ад, и то они не пикнули бы даже. Хорошо всё же быть Ангелом! Это куда круче любого президента…

Я мысленно собрался и попытался настроиться на Сферу. Где-то далеко, на самой грани бытия, отозвалась певуче её хрустальная струна. Я понял, что меня услышали, мысленно потянул за крохотную нить… И через несколько секунд возникший передо мною на песке крохотный смерч явился мне тому порукой.

…Когда я, протянув внутрь Сферы руку, пропускал в неё обалдевших, но покорно идущих внутрь людей, на горизонте послышался шум сильных винтов, сердито рассекающих знойный воздух. Так, по моей прошлой памяти, могут звучать только быстроходные винтокрылые машины элитного спецназа. Дорогие и эффективные летательные аппараты с характерным шипящим звуком. А может, это мне всего лишь послышалось?

…Гарпер недоверчиво всматривался в ту сторону, откуда долетел голос, не опуская коробки и не убирая напряжённого пальца с переключателя. Само собою, он понимал, что если бы там был тонх, Питер давно был бы трупом. Уж тонх не преминул бы воспользоваться теми моментами, когда человек был увлечён своей «игрушкой», и быстренько свернул бы тому голову. Хватило б и секунды. А потому тот, кого скрывает мрачная ниша, либо действительно настроен миролюбиво, либо… Либо не так скор, как его тюремщики.

— Ты можешь не сомневаться, — я не питаю к тебе враждебных чувств, человек, — из проёма не спеша выступило существо, облачённое в длинный балахон, мешком висевший на худой и до того нескладной фигуре, что казалась невероятным сама возможность того, что это существо представляло собою категорию мыслящих. А не было высохшим насекомым, напоминающим огромного богомола. Голова существа была целиком закрыта капюшоном, оставляя открытым лишь узкий заострённый подбородок, под которым отливала тёмной зеленью морщинистая кожа тонкой шеи…

Рук, скрытых под глухой накидкой, видно не было.

Не успел Питер даже как следует подумать о том, что неизвестно, какой же урод спрятался под этой безобразной тёмно-серой грубой тканью, как тот высказал всё это за него сам:

— Да, я уродлив. По вашим меркам, разумеется. — В его голосе послышалась улыбка. — Правда, и вы, люди, для меня выглядите крайне отталкивающе… Эти ваши уши, носы, губы… Да и тела ваши — как жирные, изнеженные черви с крайне глупо устроенной конституцией.

— Ты не тонх… Тогда кто ты? — У Гарпера моментально пересохла гортань. Ещё бы — оно читало его мысли! Хорошо ещё, что Питеру просто некогда было особо думать, а то прочти незнакомец в его голове такое…

Впору было бы от него, оскорблённого и разобиженного, отстреливаться.

"Вот дьявол, это досадно, что мои мысли для него как на ладони…"

В коридоре раздался хриплый то ли смех, то ли кваканье:

— Я не всё время держу сознание открытым для чтения твоих примитивных рассуждений, о несовершенный и слабый, — и неизвестный резким движением головы вдруг сбросил с неё капюшон.

— Я уже представился, мне кажется. Клоффт, если ты подзабыл…

Гарпер испуганно отшатнулся. Сердце в один скачок разогналось до максимально возможных оборотов, и ледяная испарина пронзила его разом заколовшее во всех порах тело. Он с трудом удержался, чтобы не рвануть до отказа рукоять регулятора…

И было от чего.

Острая и влажно блестящая, с высоченным теменем и пирамидальной макушкой, голова, увенчанная по линии лобной доли — от голых и массивных надбровных дуг до самой верхней точки темени — тонкой полоской коротких и жёстких подобий толстых волос. Цвета антрацита. Расширяющиеся резко в стороны от височных долей сильно пульсирующие кожистые припухлости, от которых в сторону впавшей переносицы тянулись многочисленные жилистые нити, образующие подобие носа с крупными круглыми отверстиями дыхательных каналов, смотрящих на мир почти прямо, как проёмы электрической розетки. Их края непрестанно шевелились, и было едва заметно, как в глубине головы существа сходились и расширялись при крайне редком дыхании две мягкие и толстые мембраны…

Казалось, незнакомец насмешливо наслаждается произведённым эффектом, так и сяк поворачивая перед Питером свою необычную голову. Надо думать, с чувством юмора у него всё было в полном порядке. Потому как его неширокий впалый рот, окантованный рваными хрящевинами наподобие изломанного и истертого пластикового канта старых спортивных сумок, обнажал в усмешке два ряда длинных и острых, как пилы, трёхгранных — тонких и серых — зубов. Ушные раковины у этого гуманоида практически отсутствовали, — их заменяли два небольших пельмешка тугой зелёной же плоти, приютившихся чуть ближе к затылку, чем это устроено у человека. Над ними чернели два крохотных слуховых провала, под углом вверх уходивших в череп.