— Нет, Джим…, не-ет же, пойми… — отчего-то задрожавшему губами и телом сержанту показалось странным, что он всё так же не может называть этот поганый труп другим словом, кроме как настоящим именем покойного Робинсона. — Я не смогу, не смогу…

Труп прислушался, наклонив сильнее и без того скособоченные ошмётки башки, и утвердительно кивнул:

— Сможешь. Мой голос уже не узнают. Похоже, его больше и нет. Да он мне уже здесь и не нужен. Я могу говорить с тобою и так, например… А вот ты… Ты ведь всё ещё радист…, и разговаривать в эфире придётся тебе. Что-то пошло не так, и в нескольких убежищах Спящие не выполнили своих задач. Их позывные ты найдёшь в узле связи. Мне осталось немного. Я выполнил повеление Хаара. Всё, как он приказал. Но теперь нужно помочь и другим Спящим. Идём, Дик…

От ужаса тот подпрыгнул прямо лёжа. Раздававшееся в голове монотонное, упрямое и настойчивое бормотание Спящего оказалось настолько неожиданным, что связисту показалось, что он уже сошёл с ума.

Право слово, уж лучше бы оно так и было! Потому что бывшее тело Робинсона решительно и быстро шагнуло к нему, наклонилось, протянуло серьёзно покалеченную в нескольких местах руку… и попросту сгребло сержанта с пола, словно уроненного на мостовую пупсика.

…Дик, зависнув в воздухе, как щенок перед оценивающим его прикус хозяином, скрежетал зубами от вновь проснувшейся боли, с отвращением, смешанным с необъяснимым страхом, смотрел сквозь пелену кувыркающимся обожжённым мотыльком сознания в остатки лица Спящего. И чувствовал, как понемногу «уплывает» он от дохнувшего ему в ноздри зловония, от самого только вида этого ходячего порождения горячки. Спящий приблизил к нему порубленные в жирные синие ломти контуры того, что раньше называлось головою, и в голове у Дика вновь зазвучало:

— А ещё ты запустишь для нас эти ракеты. Все, Дик. Все до последней…

Много ума для этого не требовалось. В своей жизни, в молодые годы, Гарперу не раз приходилось быть конвоируемым. И сейчас те, казавшиеся раньше унизительными, навыки спасали, можно сказать, ему жизнь. Ну, или по крайне мере, помогали сохранять видимость того, что он — пленный. Заложив руки за спину и угрюмо уставившись в пол, шагал он широким размашистым шагом за очень быстро двигавшимся по бесконечным коридорам Маакуа. Точнее, тот словно летел над полом, едва касаясь его ногами. Настолько стремительной и лёгкой была его поступь. Безусловно, так двигаться мог только очень сильный и крайне опасный воин. Существо даже не оборачивалось, столь внезапно и резко ныряя за очередной из бесчисленных поворотов или в огромные двери попутных залов, что Питер подумал и с грустью понял, — будь он здесь один, и будь он даже увешанным оружием, как молодая и плодовитая вишня ягодами, остаться б тут ему навечно. Просто заблудившись в лабиринтах корабля. Или напоровшись на воинов Доленграна. На что, интересно, он рассчитывал, затевая свой побег? И что было б с ним, не появись так вовремя этот Клоффт? Потому как и коридоры, и непонятного назначения помещения, мимо которых они почти пробегали, как ужаленные, были бесконечны. И были обитаемы! Некоторые встречаемые ими тонхи были весьма активны, и живо интересовались происходящим у них на глазах. Правда, с расспросами к самому Вопрошающему не дерзнул пристать никто, но на них смотрели заинтересованно и, как даже почудилось с перепугу Гарперу, подозрительно. Таких «умников» было совсем немного, они все были вооружены, и Питеру даже показалось, что они — няньки для основной, просто огромной массы других тонхов, что как-то лениво ходили, едва переставляя будто деревянные ноги; сидели, расслабленно привалившись спиною к спинкам кресел, вдоль стен коридоров и залов. Что-то очень медленно и явно с трудом ели и глотали с огромных столов, стоящих посреди просторных помещений, и пили мутную бурду из пузатых чашек, напоминающих земные ковшики для браги. Или же они просто тупо пялились им вслед затуманенным взором грудного младенца, не различающего ни цветов, ни чёткого абриса склоняющихся над ним родных лиц. Этим, похоже, было до лампочки, что происходит вокруг. Как сонные мухи, они непрерывно ползали туда-сюда, будто люди, не знающие, чем себя и занять. Некоторые, правда, спали, укутанные непонятными «пледами» стального цвета, к которым от кресел тянулись то ли провода, то ли тонкие шланги. Он видел, как временами то к одному, то к другому тонху спешила такая вот «нянька», если у тех вдруг возникали даже мельчайшие затруднения. Например, встать с кресла или же наоборот, — сесть в него, взять ёмкость с питьём или посуду с пищей…

Они вышли на круглую эстакаду, опоясывающую по периметру один из самых больших залов, виденных Питером за время почти часовой непрерывной ходьбы. Внизу всё так же бессмысленно и неспешно бродили целые ватаги будто «примороженных» тонхов, казавшихся сейчас не опаснее отравленного таракана, валяющегося кверху едва шевелящимися лапами. В это верилось с трудом, и Гарперу вдруг подумалось: вот бы ему сюда сейчас два, нет, — три батальона морской пехоты! Да весь этот обезьяний питомник можно было бы выкорчевать за неполный час!!!

Неожиданно Клоффт остановился прямо на этом «помосте», и очень негромко заговорил, показывая вниз движением головы, с которой он по-прежнему не снимал капюшона:

— Ты видишь перед собою процесс реанабиоза воинов, человек. Здесь, и ещё на четырёх ярусах, пробуждаются к деятельной жизни и к последующему бою особи мужского пола. Их самки приходят в себя и обретают необходимую жизненную активность двумя ярусами ниже.

— Мать моя, родина… Сколько ж их здесь, Клоффт?! Этих гениальных и воинственных приматов… Три тысячи, пять тысяч? Десять? — Возбуждённый собственными кровожадными мечтами, вцепившийся в кажущиеся на ощупь резиновыми поручни Гарпер почти шептал в ответ, нависая над всем этим безобразием. И рискуя, того и гляди, свалиться прямо на головы этой ленивой ярмарке живого чужеродного материала.

Чужак усмехнулся, насколько можно было судить по ироничному движению его головы, и насмешливо произнёс:

— Ни тебе, ни кому бы то ни было из всего человечества не стоит даже думать, даже мечтать перебить всё это кажущееся безобидным и беззащитным малоподвижное воинство. Они умеют управлять собственным телом, умеют максимально быстро мобилизовать все жизнеобеспечивающие ресурсы, до последней капли. Если потребуется, они проснутся полностью в течение пяти ваших минут. И дадут бой. И победят, человек. После чего попросту «сгорят», не прожив после этого боя и года. Это их плата за право быть могучими и практически непобедимыми, землянин. Если так, неожиданно и резко, «разогнать» человека или любое другое живое существо, кроме ещё одной — двух рас…, - тут в его голосе послышалась улыбка скрытого торжества, — то человек просто и банально умрёт через десять — пятнадцать секунд от разрыва сердца и нервных окончаний, гибели лопнувшего скорлупою мозга и гипертрофирования мышечных тканей на молекулярном уровне. Превратившись за этот мимолётный промежуток времени в тонкостенную оболочку, набитую перемолотой в жижу требухой…

Обалдевший Питер не знал, что и сказать. Он уже многое знал о тонхах, но чтобы такое…

— А кто те, что бегают за ними, как квочки, и выполняют все малейшие капризы тех, кто всё ещё дрыхнет, спит вон прямо на ходу? — Он едва удержался, чтобы не показать пальцем прямо на тонха, внимательно наблюдавшего за состоянием дел в зале, и уже пару раз вскользь бросавшим взгляды на них, находящихся выше зала на сорок с лишним метров.

Существо едва заметно покачало головою, как бы отрицая заблуждения Питера, и задумчиво проговорило, словно сожалея о чём-то своём:

— Не спят, человек. Дремлют, копя и стягивая в одну точку рассеянные по периферии тел силы. Их сознание пока отключено и находится на уровне вашего двухлетнего ребёнка. Это так. Но они будут подсознательно помнить всё, что происходило с ними за всё это время. В том числе и то, что они видели нас здесь. И если усердно покопаться щипцами в их памяти за этот период, можно будет нарыть всё необходимое. Те, кого ты назвал птичьими матерями, сиделками, — это гроарты. Да, это своего рода няньки, если говорить вашими понятиями. Здесь это почётное и смертельное звание. Его удостаиваются чести носить лишь самые надёжные и сильные.