Леонид оглядывал своего собеседника, и переваривал в уме его рассказ. Вот, след оставленный стрелой, выпущенной галлом и предназначавшийся для него, навеки застыл на теле Апполония. Уже видны морщины на лице бывшего сослуживца. Уголки рта опущены вниз. Губы плотно сжаты.

— А где твои роскошные волосы? — спросил Петроний Леонид.

— Я ведь брадобрей, — улыбнувшись, ответил Муска. — И каждый третий день брею свою голову. В таком виде я хожу уже второй год. Некоторые сторонятся меня, другие смеются и издеваются. А ведь прическа самая удобная. И привлекает женщин! — Апполоний рассмеялся.

Леонид улыбнулся шутке друга. Беседа, продолжавшаяся почти час, во время которой было съедено и выпито немало, подошла к концу.

— Ты теперь легат Кампанского легиона, — прощаясь с Леонидом, говорил Апполоний. — Ты не избежал почестей и славы. Это можно было предположить и раньше, когда ты был еще центурионом. А вот я испытал в жизни много профессий, но привлекает меня все-таки военная служба. Хочется иногда взять снова в руки меч. А игры на мечах, когда противник лишь деревянный столб, не для меня.

— Апполоний, друг мой, я буду рад видеть тебя в моем доме. Приходи, будь добр, — Леонид пожал Муске на прощание руку.

— Приду! Но лучше встретимся здесь. В баню я хожу в определенное время, как и ты, наверное.

На следующий день, когда Корнелий вечером после того, как девушки выполнили свою миссию в пиршественной зале, запирал за ними дверь, он внимательно посмотрел на Актис. Та заметила его взгляд, но не придала ему значения. Она как всегда направилась к нарам, и с удовольствием растянувшись на своем тюфяке, моментально заснула. Через час сюда снова заглянул Корнелий и напряженно вслушался в дыхание спящих невольниц. Убедившись, что все рабыни крепко спят, он снова запер дверь.

Актис проснулась, когда кто-то стал гладить ее волосы. Она захотела спросить, что это значит, но чьи-то руки мягко коснулись ее губ, и тихий голос прошептал в самое ухо:

— Молчи. Не говори ни слова. И не бойся меня, — голос был такой ласковый. Он шептал словно утренний ветерок. — Поднимайся и иди за мной.

Актис привыкла к темноте и различила силуэт. Кто-то стоял у ее постели. Это не женщина. Она смело пошла за незнакомцем.

— Ты что, хочешь вывести меня отсюда? — шепотом спросила Актис. — Но как ты собираешься это сделать? И как ты попал сюда?

— У меня есть ключ, — ответил незнакомец. — Актис!

— Валерий! — Актис сама не ожидала, что скажет это. Слово само сорвалось с ее губ. Она тут же смутилась. — Что ты сказала? Повтори! — это действительно был Валерий.

— Господин, — растерянно пробормотала Актис.

— Замолчи! — взмолился Валерий. — Я же просил тебя не называть меня так. Пойдем сейчас же отсюда?

Скрипнула дверь. Валерий запер ее и спрятал ключ на земле. Молодую пару встретила ночная прохлада. Актис поежилась. Увидев это, Валерий накинул на нее тогу. Он даже не подумал о том, что совершил кощунство, накидывая столь священную одежду на рабыню.

— Я же говорил тебе, что приду, — сказал Валерий, глядя на Актис.

Рабыня не отвечала. Глаза ее блестели от восторга, потому что она ни разу не видела розарий, в котором работала, ночью. И зрелище это заворожило ее. На небе ярко светила луна и ночь была на редкость светлой. Лунные лучи обливали серебряным светом деревья и кусты. Весь сад был словно покрыт сединой: кусты цветов, мраморные и бронзовые статуи, соседки и фонтаны, деревья и скамейки, вазы. Все это будто светилось в темноте, создавая таинственную и прекрасную картину.

Но Валерий смотрел только на Актис. Сейчас, при свете луны, он увидел ее совершенно по-новому. Она стала еще красивее. Что-то неожиданное появилось в облике девушки. Что-то таинственное и неуловимое. Легкая улыбка играла на ее губах, волосы отливались золотистым светом. Лицо былосчастливым. Это Валерий почувствовал сразу, как только они вышли из душного помещения на воздух.

— Я знала, что придешь, — тихо сказала Актис.

Ее голос неожиданно прозвучал в тишине ночи, которую нарушали лишь струи фонтанов, сливая с ней свое журчание. Где-то еще ухнула сова.

Актис взяла Валерия за руку и прижала ее к своей щеке. Такая доверчивость поразила юношу. Когда он почувствовал кожу Актис, сердце его тревожно забилось в груди, и сразу стало трудно дышать.

— О боги! — простонал Валерий.

Он упал на колени и уткнул свое лицо в живот Актис. Живот был горячим и от дыхания шевелился. Валерий впился губами в платье девушки, стараясь добраться до ее тела. Руки рабыни обняли его голову и стали слегка теребить густые волосы. Внезапно Валерий поднял Актис на руки, и покрывая ее лицо горячими и страстными поцелуями, понес по дорожке. Мраморные купидоны и нимфы игриво и хитро поглядывали им вслед. Строго и грозно смотрели на Валерия бронзовые герои и боги. Только серебряная Венера была занята лишь собой. Она смотрелась в зеркало и вспоминала, как по воле Юпитера она родилась из пены морской и сразу заняла самое почетное место на пирах Олимпа.

С Актис на руках Валерий вскоре оказался в чаще кипарисов. Он бережно положил на теплую землю свою ношу. Актис, завернутая словно ребенок в его тогу, молчала. Да что было го ворить. Слова были излишни. Юноша и девушка смотрели друг на друга и не могли наглядеться.

— Как тебе удалось сделать все это? — оглядываясь вокруг, спросила Актис.

— Никакие преграды не помешали мне увидеть тебя, говорить с тобой! Любить тебя! — Валерий еще раз прикоснулся к ее руке.

Ему не хотелось рассказывать Актис о том, как он подкупил Корнелия и взял у него ключ. Не было желания разрушать идилию.

Актис счастливо улыбнулась.

— Ты вчера утром называл меня колдуньей, а напротив сам творишь чудеса. Ты красив, как Аполлон и видимо также могуществен, если вызволяешь меня, бедную рабыню, из темницы. Скажи, прошу тебя, зачем ты все это делаешь? Сначала спас меня от ужасного наказания, теперь осыпаешь ласками, носишь на руках. Кто ты? Чего тебе нужно? — сказала она.

— Говори, — ответил Валерий. — Твой голос я готов слушать до утра. Он слаще пения самых сладкоголосых птиц.

— Хорошо, — согласилась Актис. — Я думала о тебе со вчерашнего утра. Когда ты, подобно золотому дождю Юпитера, предстал передо мной, такой красивый и великодушный и сказал, что пришел за благодарностью, я очень испугалась. Испугалась и огорчилась. Огорчилась от мысли, как же и чем я смогу отплатить тебе, о добрейший из смертных? У меня ничего нет. Нет даже самой себя. Я рабыня. Рабыня.

Актис задумчиво и тихо, опустив глаза, проговорила это слово, затем снова обратила взгляд на слушавшего ее юношу.

— Вот, ты, свободный и, судя по твоим одеждам, очень богатый человек, вдруг обратил внимание на меня. Почему? Я не устаю задавать себе этот вопрос. Ты, как бог, явился на следующее утро после того, как одним своим словом спас меня, может быть даже от смерти, потому что вряд ли бы мое сердце выдержало такое испытание, оно разорвалось бы на мелкие части, и стал говорить мне волшебные слова. И целовал, — Актис с трудом перевела дыхание. — Ты целовал меня, как любимую женщину, хотя видел лишь второй раз. Может быть и не было любви? Разве можно любить рабыню? Но твои слова так мне были приятны! Я не видела человека лучше, чем ты. Ты взял в рабство маленькую Актис несколькими словами. Ах, почему я не твоя рабыня? Я бы служила тебе, и выполняла даже самые нелепые приказания.

— Бедная девочка, — пробормотал в растерянности тот, к кому обращались эти дышавшие искренностью слова. — Однако, как ты красиво говоришь, словно брала уроки по риторике у самого Сенеки.

Валерий в очередной раз открыл в рабыне новое, неизвестное и неожиданное для себя свойство. Умение мыслить в юной девушке, которая является всего лишь цветочницей, он никак не ожидал. И восхищение перед Актис за мгновение превратилось в поклонение, подобное которому он не испытывал еще ни перед одной самой блистательной женщиной из самых знатных семей.