Нужно сказать, что Фабия — новая владелица Актис, была самой богатой женщиной в Капуе, и сегодня она очередной раз поразила город своим размахом. Женщина, у которой теперь предстояло жить Актис, славилась на всю округу своим вздорным характером и жестоким обращением с рабами, их у нее было около трехсот. Она была замужем за начальником Кампанского легиона. Но, так как муж, женившись на ней, не имел почти никакого состояния, то в доме у него власти было мало. Всем заправляла Фабия, получившая состояние от своих знатных предков. Она вообще больше любила мужа, когда тот был в отъезде. Матрона любила жить вольно и с блеском, во всем подражая утопающему в роскоши императорскому дому.

Детей у нее не было, да она и не собиралась их заводить. Ей вполне хватало тех дней, когда она изредка собирала у своих рабынь, имеющих детей, трех или четырехлетних младенцев и, нацепив им на спины голубиные крылышки, нагишом пускала резвиться вокруг себя, умиляя многочисленных гостей и клиентов мужа их забавным лепетом и своей добротой. Но эта забава очень быстро ей надоедала, и гордая Венера прогоняла своих Купидонов к их матерям. Перед этим она никогда не забывала собственноручно высечь виноградной лозой одного или двух малышей, имевших неосторожность чем-нибудь досадить рабовладелице. Обычно после такой экзекуции, наслушавшись жалобных криков несчастных младенцев, она веселела и даже становилась добрее и ласковей со своей челядью. Но, к сожалению, для последних такие моменты были довольно редкими в её доме.

Богатство, роскошь и весёлые праздники, устраиваемые хозяйкой дома, поражали гостей своим размахом, а обеды обилием и разнообразием вин и закусок.

Фабию считали в обществе женщиной с тонким вкусом, хорошими манерами и умеющей развеселить и развлечь каждого, кто попадет к ней в дом. Разумеется, чтобы поддержать овей авторитет среди капуанской знати. Хозяйка лично занималась всеми домашними делами и командовала многочисленной армией прислуги. Каждый из трехсот рабов имел индивидуальное задание, которое он должен был выполнять прямо-таки с виртуозной быстротой и старательностью, иначе его тело могло вмиг познакомиться с плетками и кнутами палачей-африканцев, а уж их в отсутствии старательности никто обвинить же мог.

Обо всем этом Актис еще не знала, когда, сгорая со стыда, одевала свою бедную одежонку и вместе с Мигдонией в сопровождении двух рабов, судя по толстым лицам евнухов, шла через весь город на окраину Капуи в поражающую глаз виллу Деци Фабии Катулы.

Ее судьба сделала еще раз крутой поворот и понесла Актис к новой, неизвестной и от этого еще более пугающей жизни — жизни, полной невзгод, страха и унижений, ужаса и отчаяния.

А уже холодный в приближении зимы ветер играл волосами девочки и быстро осушал слезы, льющиеся из её прекрасных греческих глаз, он словно уговаривал Актис не отчаиваться и напоминал о всесилии олимпийских богов, внушая ей надежду на их помощь и содействие.

Прекрасная богиня Флора была скромна и застенчива и не любила показываться на глаза остальным богам. Но однажды её в своей прекрасной миртовой роще увидал пролетающий мимо проказник Амур. Изнывающий от скуки мальчик очень обрадовался: «Ах, наконец я нашел тебя, вечно скрывающаяся от меня Флора», — воскликнул он и пустил в юную богиню свою золотую стрелу и, шурша розовыми крыльями, улетел к Афродите. Флора же увидев побег хитрого божка, воспылала к нему такой страстью и любовью, что потеряла покой и сон. На следующее утро Амур вновь прилетел в миртовую рощицу Флоры. Та же нетерпеливо ждала его, и юный бог сорвал очередной девственный цветок. До вечера ласкал он Флору и одарял ее такими любовными играми, что душа богини готова была расстаться со своим телом. Но боги бессмертны, и Флора осталась жива. Еще три дня прилетал к ней Амур, и три дня раздавался в миртовой роще счастливый смех двух богов. Но, как известно, любовь Амура не может быть долгой. Коварный обольститель покинул Флору и отправился на поиски новой любви. Та же, преисполнившись неудовлетворенной страстью, в горе решила броситься на куст терновника, чтобы его острые шипы разорвали ей грудь. В отчаянии она остановилась перед ним и в неутешном горе залилась горючими слезами. Слезы ее капали, капали из глаз на терновник, и — о чудо! — орошаемый ими, словно утренней росой, куст начал покрываться дивными цветами. И цветы эти, смеясь и плача, вместили в себя и грусть, и радость.

Увидав их, богиня в восхищении хотела воскликнуть: «Эрос!» — так греки звали Амура, но застенчивая от природы, запнулась, покраснела и, проглотив первый слог, крикнула только: «Рос…». Росшие вокруг цветы подхватили это слово, и эхом пронеслись по земле: рос, рос, рос…

С той поры цветок и стал называться розой.

Цветы эти увидал Амур и, потрясенный красотой, понес показать их Зевсу. Отцу богов цветы также несказанно понравились. И он, обрызгав их нектаром, который боги пили на своих пирах, велел Амуру показать их Афродите. Амур полетел, рассекая крыльями воздух, и так торопился, что во время полета потерял половину букета. Потерянные цветы упали на землю, и их нашли люди. Красота и дивный запах розы потрясли людей, и они воспели ее в своих стихах и поэмах. Вся Греция покрылась розами. Греки украсили ими свои знаменитые храмы. Роза стала играть главную роль во всех радостных и печальных торжествах, праздниках, и свадьбах. Всю землю греки одарили цветами. Попала роза и в Италию, где стала считаться символом строгой нравственности и служила наградой за выдающиеся деяния римских граждан. Римские воины, отправляясь на войну, снимали шлемы и надевали венки из роз, чтобы вселить в себя мужество. Она служила эмблемой храбрости и была орденом, который давался в награду за выдающиеся геройства. Сверх того, роза у римлян в первой республике считалась предметом священным. Ежегодно в Риме устраивались в память умерших торжества, называемые розалийскими днями. Но постепенно, вместе с падением республики, из царственного цветка роза становится цветком забавы, пьяных оргий, выразительницей любовных чувств. А с тех пор, как Гай Юлий Цезарь, прозванный Калигулой, стал покрывать лепестками розы свое ложе, чтобы грехом насладиться на нем со своими сестрами Друзиллой и Ливиллой, римляне уже украшают не ВенеруУранию — богиню честного брака и благословения детьми, а Венеру Пандемус — богиню чувственной любви.

Роза стала предметом роскоши, она истреблялась в огромном количестве на всех обеденных пиршествах римлян, где не только каждый гость непременно был увенчан венком из роз, но ими украшались также все подаваемые кушанья и прислуживавшие рабы, все сосуды и чаши с вином; ими же был усыпан стол, а иногда даже и пол. При чем венки подносившиеся гостям были до того пропитаны запахом роз, что непривычному человеку становилось дурно. Потребность в розах была так велика, что обширнейшие розарии вокруг Рима и по всей империи не были в состоянии удовлетворить все потребности и приходилось привозить розы целыми кораблями из Александрии и Карфагена, где возникла вследствие этого целая новая развитая отрасль. В розарии были превращены самые плодоносные местности Рима в ущерб хлебным полям, так что некоторые из благомыслящих людей были возмущены этим и с горькой усмешкой говорили: «Египтяне, пришлите нам хлеба вместо наших роз».

Самый большой розарий в Капуе был у Деции Фабии Катуллы. Три опытных садовника работали здесь днем и ночью. Им помогали шесть сильных африканцев выполнявших самые тяжелые работы, и двенадцать девушек, которые ухаживали за цветами, и доставляя к каждому ужину бесчисленные букеты, готовя розовую воду, и собирая нежные красные, белые и розовые лепестки. Каждый вечер девушки выстраивались в обеденном зале и показывали хозяйке и гостям сплетенные из роз венки. Затем, осыпав гостей дождем из лепестков роз, уходили обратно в розарий. Их сменяли рабы, подносившие кушанья, и юноши-виночерпии. Девушек старший садовник запирал до утра в находившемся здесь же здании. И они засыпали под журчание бьющих круглые сутки фонтанов.