— Порадуй нас, друг мой, — обратился Валерий к вольноотпущеннику.

Эней обвел грустными глазами молодых людей, хором просивших его прочесть новые стихи, поднялся с ложа и, встав посредине террасы, начал декламировать свое произведение ясным чарующим голосом. О благородной любви и честной дружбе, о предательстве и лицемерии поведал Эней заворожено слушающим молодым людям. Беззаботный смех куда-то улетел. Лица гостей сосредоточились. Тела юношей застыли в неподвижности…

Взрыв восторга и восхищения был похвалой Энею. А тот стоял на мозаичном полу, смущенно улыбаясь и взъерошивая волосы на голове.

Близилась полночь. Рабы уносили грязную посуду со стола. Гости разошлись. Кто ушел пешком, кого-то унесли в носилках слуги. Валерий сидел в кресле, задумчиво глядя в темноту. Он был один. Где-то залаяла собака, и вслед за ней уже целая собачья песня доносилась из укутанных мглою окрестностей.

На коленях молодого господина лежала записная книжка. В нее уже были занесены события, происшедшие с ним на вилле Децим Фабии. Но Валерий лишь несколькими словами описал празднество. В записной книжке большая часть была отведена описанию чувств, клокотавших в его душе. Он изливал свою боль и страдания на вощеные страницы, на мгновение задумывался и вновь брал грифель в руки, чтобы исторгнуть свои душевные муки.

«Женщины… женщины… — думал про себя Валерий. Привлекательные, красивые, горячие и грубые в ласках. Чего же не хватает мне? А Фабия? Она высокомерна и горда, хотя искусна в любви. Но как меня поразила ее рабыня? Актис очаровательна…»

Сердце молодого господина приятно защемило.

«Я непременно увижу ее завтра. Я хочу испытать восторг от встречи с ней». Постепенно мысли Валерия перелились в восхитительные сновидения, и вскоре он уже спал в кресле, уронив голову на плечо.

После встречи с Валерием Актис весь день была сама не своя. Это событие настолько поразило ее, что она была в состоянии, похожем на опьянение. Голова кружилась, ноги то и дело подгибались, появлялась и исчезала дрожь. Сердце прыгало в груди. А на губах… На губах, словно ожог, только сладкий, волнующий и приятный, горел поцелуй. Первый поцелуй в ее жизни…

Актис чувствовала, будто в груди, или где-то внутри, трудно даже сказать где, что-то словно проснулось и стало жить. Жить и расти. Оно заполняло собой, всю ее душу. Тепло волной разливалось по телу. Было приятно, так приятно, что даже становилось страшно. Но хотелось, чтобы это чувство продолжалось. Продолжалось как можно дольше.

Актис вспомнила, как Люция Флавия еще задолго до появления Демиция рассказывала, как девочка начинает становиться женщиной.

— Это самые замечательные дни в нашей жизни, — говорила она. — Они бывают только раз и никогда больше не возвращаются. Это похоже на цветок, когда он, увидев солнце, начинает открывать свои лепестки. Невозможно поймать тот момент, когда он из зеленого бутона вдруг становится прекрасным цветком. Что он чувствует, когда происходит это чудесное превращение? Этого никто не знает. Но девочка, которая еще не испытала мужских ласк, очень похожа на такой не распустившийся бутон. Поэтому, чтобы распуститься, ей необходимы, как солнечные лучи цветку, объятия и поцелуи мужчины, юноши, мальчика. Тогда будут пробуждаться и тянуться к жизни все дремавшие до этого чувства. Словно невидимые руки Венеры, будут ласкать тело. И захочется петь, танцевать и делать глупости.

Флавия очень многое рассказывала об этом своей питомице, учила, как вести себя в разговоре с мужчинами, рассказывала об их сильных, а главное, слабых сторонах характера. Показывала, что им больше нравится. Актис превосходно помнила эти лекции. Но теперь, когда сама непосредственно столкнулась с этим, она была поражена. И опробовав лишь первый, самый маленький глоток, она вдруг захотела утопиться в этом напитке, который люди называют любовью.

Влюбилась ли она в Валерия? Трудно ответить на этот вопрос. Наверно, еще нет. Но ее мучило желание еще раз увидеть его. Увидеть и опять прижаться к нему как можно сильнее. Прижаться всем телом и насладиться его губами…

Один лишь поцелуй подарил он ей. А как много оказалось в нем силы, пробудившей ее чувства. Актис даже забыла обо всем, что было до сегодняшнего утра. Всю прежнюю жизнь. Детство на родине. Годы, прожитые у Флавии, убийство несчастной женщины, ее продажа с аукциона, и почти год работы в розарии Фабии. Все на время вылетело из головы. Даже ее нынешнее жалкое и незавидное положение рабыни. Осталось лишь одно желание — любить и быть любимой. А что-то ей подсказывало, что Валерий любит ее. Актис не могла сказать почему она так думает, но то ли глаза Валерия, то ли его слова, рвущиеся из самого сердца, подсказывали, что это правда.

Так незаметно прошел день. Актис забылась глубоким сном, едва только после ужина добрела до своей постели. Во сне она ничего не видела, а когда проснулась на следующее утро, снова все вспомнила. Механически, почти не понимая, что делает, она выполняла со всеми задания Корнелия.

Ее подруги видели, что Актис изменилась, но лишь удивлялись да молча переглядывались друг с дружкой. Не слишком-то поговоришь, когда старший садовник и его помощники, словно надсмотрщики в каменоломнях, следят за каждым движением невольниц.

В девятом часу, когда жаркое солнце августа загнало всех более или менее зажиточных жителей города в тенистые места, и под его жаркими и обжигающими лучами остались только обнаженные головы рабов, Леонид перед тем как пойти в баню, решил поговорить с женой.

Фабия встретила его в громадной мраморной ванне, наполненной свежей, только что подогретой водой. Это была летняя ванна, находящаяся на свежем воздухе и окружающие ее карликовые пальмы своими широкими листьями создавали приятную тень. Фабия блаженно плавала, изредка подзывая к себе, стоявшего тут же молодого раба и державшего поднос с холодными напитками. Раб имел на голове женскую прическу, девичьи черты лица и больше походил на прислужниц матроны, которые стояли тут же. Девушки были обнаженные. Две из них находились в ванне, на случай если понадобятся госпоже; еще две стояли напротив раба с подносом у противоположного края ванны, которая наполовину возвышалась над землей, а наполовину уходила вниз. У ног рабынь лежало розовое египетское покрывало почти такое же тонкое, как шелк, только помягче.

Когда из-за пальмы вышел раб, как две капли воды схожий с тем, что подавал напитки, и доложил купающейся матроне, что сюда идет господин, Фабия по специальным ступенькам, поддерживаемая рабынями, следившими, чтоб хозяйка не поскользнулась, вышла наружу, где стоявшие две невольницы тут же завернули ее в подготовленное заранее покрывало. Две рабыни так и остались стоять в воде, так как купание еще не кончилось. Фабия легла на стоявший здесь же диван. Раб с подносом подошел к ней и встал на колени. Фабия улыбнулась, погладила его кудри и щеки, коснулась пальцами губ раба. Затем она взяла с подноса чашу с розовой, подслащенной медом и виноградным соком водой.

Когда Леонид вошел, его встретил холодный и равнодушный взгляд жены.

— Надеюсь, дорогая, я тебе не помешал? — спросил Леонид.

Фабия молчала.

— Я сейчас иду в баню, — продолжал Леонид, — и решил вот кое о чем поговорить с тобой.

Голос его был слегка сдавленным. Он подошел к ванне и с равнодушием смотрел на стоявших в ней рабынь. Глаза его скользнули по их грудям и уставились вниз на воду. Встречаться взглядом с женой ему не хотелось.

— О чем же ты хочешь поговорить со мной?

Фабия также не смотрела на мужа. Её куда больше интересовала чаша с розовой водой.

— До меня дошли слухи, — Леонид кашлянул, — я, конечно, не придал им значения…

— Ты всегда был любитель собирать сплетни? — Фабия презрительно усмехнулась.

— Это касается Валерия, моего племянника, — повысил голос Леонид.

Фабия даже глазом не моргнула.