Свет факелов разгонял темноту ночи, белые снежинки, падая с неба, превращались в оранжевых шмелей, и их невозможно было отличить от искр, вырывающихся из костров. Бриганты, затаив дыхание, ждали окончания великого таинства. Как и летом, многие из них были полуобнажены, но не обращали внимания на холод, снег и ветер. Ожидание полностью захватило их. Мэрлок и ещё несколько друидов стояли около костра и тихо творили молитвы. Они тоже были погружены в фантастический сон ожидания. Они разговаривали с богами.

Венуций оглядел окружающих его людей, и ему стало тоскливо. Он был словно не среди живых людей, а в толпе призраков, которым нет дела до земных забот. Никому из них нет дела до того, будет ли Актис жить, или помрёт в родовых мучениях. А Венуцию не всё равно, хоть он и варвар.

Из хижины вышла Эримона. Все взоры устремились к ней. Старуха оглядела слезящимися от дыма глазами ожидавших её слов людей и произнесла:

— Сейчас.

Больше она не добавила ни слова, и словно мышь скрылась за пологом, закрывшим вход в дом. Волнение ещё больше охватило варваров.

Мэрлок повысил голос, остальные жрецы тоже стали доводить себя до нужной в этот торжественный миг возбудимости.

Снова раздался крик Актис, перекрывший все остальные звуки. В этот раз он продолжался немного дольше, чем прежде. Варвары, которые шумели, тут же замолкли. Все слушали так сосредоточенно, словно от этого зависели их жизни. Это кричал младенец. Только что родившийся на свет младенец. Король торжествующим взглядом обвёл своих подданных. Бриганты ликующе смотрели на него. Из их ртов уже готов был вырваться крик радости, но было ещё рано.

Из хижины вышла Эримона. В руках у неё был свёрток. Вернее даже не свёрток, а просто кусок ткани, грубой льняной ткани, а на нём лежал — это было хорошо видно — младенец. Маленький, беспомощный, ничем не прикрытый. Он кричал и смешно дрыгал ножками и крохотными ручками. Ему, наверно, было холодно, но Эримона не обращала на это внимания. Она медленно и торжественно подошла к Венуцию, протягивая ему свою ношу.

— Он родился, о, мой король! — говорила она. — Хвала Езусу, он родился. Посмотри на него, как он хорош. Ребёнок твой будет счастливым. Когда он выходил к нам, я видела знамение…

— Это сын? — сгорая от желания взять ребёнка на руки и в тоже время бежать к жене, спросил Венуций, скрывающимся голосом. — Мальчик?

— Посмотри сам, — ответила старуха. — Разве могли мы опередить тебя в радости познания?

Она протянула ребёнка королю. Тот нетерпеливо выхватил их рук стоявшего Пролимеха факел и осветил им новорождённого. Несколько секунд он всматривался. Его резкие черты смягчились. Бриганты, толпившиеся рядом, пытались тоже что-то увидеть.

— Мальчик, — выдохнул Венуций и, выбросив факел, схватил ребёнка на руки. — Это Бригантий!

Крик, давно родившийся в нескольких десятках глотках, наконец, вылетел наружу. Бриганты кричали от радости, словно помешанные. Чудо свершилось.

Из дома, где проходили роды, вышли остальные женщины. Среди них была и сестра короля. Они подбежали к Венуцию и отняли у него из рук Бригантия. А затем короля окружили соплеменники и воины. Они стали звать его на пир, за столы, которые давно их ждали. Венуций не в силах был противиться всеобщему порыву и тоже последовал за ними. Теперь он уже не мог идти к королеве. Не мог показать свою слабость перед подданными. Его не должно было волновать, жива жена его или нет. Теперь это никого не волновало. Она сделала своё дело, хвала ей, но на этом, всё! Для бригантов она больше не существует. Про Актис все забыли.

Но Венуций ни на мгновение не забыл о ней. Неизвестность и невозможность узнать что-либо, превратились для короля в невидимую для других пытку, куда более страшную, чем испытание огнём во время ухода из детства. Вино потеряло остроту, мясо не имело вкуса, а радостные песни бардов и воинов раздражали. Король сидел хмурый и скованный. Бриганты недоумевали. Они кричали на весь пиршественный зал поздравления и хвалы богам. К счастью для короля, им даже в голову не приходило, о чём печалится Венуций, иначе он сильно бы пал в их глазах. Король, князья и вожди, а так же несколько десятков воинов пировали во дворце (если можно назвать дворцом огромную хижину с большой комнатой в центре), народ веселился и праздновал прямо под открытым небом.

Веселье с каждым часом набирало силу, а Венуций хмурился всё сильней и сильней. Он как мог, пытался скрыть своё настроение, в угаре праздника ему это неплохо удавалось.

— Отчего ты так грустен, король? — вдруг услышал за своей спиной голос Венуций.

Это была Эримона. Неизвестно как, она пробралась сюда, где не было ни одной женщины.

— Что ты здесь делаешь? — Венуций спросил Эримону, не оглядываясь.

— Я подумала, что могу тебе понадобиться. Неужели моя служба закончилась?

— Старая бестия, — голос Венуция наполнился тихой благодарностью к юркой старушонке, — ты вовремя подумала о своём короле.

— Я знаю, что тебя гложет.

— Что?

— Красивая чужеземка — наша королева. Тебя волнует её состояние.

— Тише ты! — Венуций зажал Эримоне рот и осмотрелся, не услыхал ли кто их разговор и особенно последние слова старухи. Но никто не обращал на них внимания.

— Значит, я угадала, — удовлетворённо произнесла Эримона.

— Только говори тише.

— Я угадала, — продолжала твердить старая бригантка. — Не разучилась я с годами читать в сердцах людей. Скажи, король Венуций, да продлят боги твою жизнь, эта римлянка стала дорога и любима, как ни одна бригантская женщина?

— Прекрати, — прошептал Венуций. Но повитуха не унималась.

— Славно ты отомстил Картимандуе, — продолжала она. — Ой, как славно! Но сейчас ты хочешь узнать про жизнь королевы? Скажи, я права? Тебя волнует, не умерла ли она при родах? Верно?

— Да!

— Тогда прикажи мне сходить к ней и проверить.

Венуций молчал. Он не в силах был дать такой приказ.

— Я понимаю, — опять вмешалась Эримона, — ты стыдишься своих воинов. Тогда я спрошу по-другому. Ты не велишь меня сжечь на костре, если я без твоего позволения пойду и сама проверю твою римлянку? Как она себя чувствует?

Венуций улыбнулся. Но продолжал молчать.

— Вот и хорошо, — обрадовалась хитрая служанка. — Король не рассердится. Он добрый. А я сбегаю. Актис, какое чудное имя, была жива, когда родился Бригантий. Только потеряла сознание. А что с ней сейчас, я мигом узнаю и прибегу рассказать.

И она убежала быстро, как молоденькая девчонка. Венуций внезапно вспомнил, что точно также быстро всегда исчезала и появлялась Гайятта, маленькая служанка Картимандуи.

Эримона отсутствовала недолго. За это время бард по имени Глур спел лишь одну песню. Но когда через определённое время она появилась, Венуций вздрогнул от нехорошего предчувствия. Лицо старухи было искажено страхом, вернее даже ужасом. Венуций приготовился услышать страшную весть…

Не один Венуций думал об Актис в минуты общей радости и праздника. Был ещё один человек, которому не давала покоя прекрасная чужеземка. Он скрипел зубами от ненависти к ней, когда вспоминал её лицо и стройную фигуру. Этим человеком был Мэрлок — главный друид бригантов.

Как только он увидел, что все отправились в дом короля, мужчины пировать, а женщины ухаживать за младенцем, который теперь будет жить во дворце отца, и все совершенно забыли про Актис, которую покинули сейчас, даже самые близкие служанки. Мэрлок понял, что его час наступил. Когда никого не осталось поблизости, он ужом скользнул в дом королевы.

Бедная Актис! Её оставили в полном одиночестве, после того, как она с такими муками выполнила то, чего ждали от неё британцы. Варвары оправдали в этот раз своё название. Они не накрыли несчастную мученицу даже покрывалом, и она, омытая прохладной водой, лежала и дрожала от холода. Она была без чувств, и то, что происходило вокруг, не доходило до её сознания. Боль кончилась, и это было главное. Женщина едва успела услышать голос родившегося ребёнка и тут же потеряла сознание. Актис даже не успела обрадоваться, возможно, она даже и не совсем поняла, что всё, наконец, кончилось. Никто не показал ей ребёнка, никто не успокоил её, и не сказал ободрительных слов. Женщины лишь закричали, зашумели, а потом и вовсе куда-то пропали. Актис этого не увидела.