По ворчливому тону Центуриона, Клодий узнал в нём того самого легионера, который когда-то не выпустил его из Линда. Это было в ту самую ночь, когда сжигаемый ревностью Эллиан метался по городу и не мог найти себе покоя.

Встреча с Центурионом разбередила душевные раны Клодия. Он вспомнил, как глупо и жестоко по отношению к Актис вёл он себя тогда. Той поздней осенью, он чуть было не потерял жену, которую, оказалось, любит до безумия. В тот раз боги сжалились над ним, и Актис осталась жива. Но оказалось, что они сделали это только лишь для того, чтобы потом жестоко над ним посмеяться.

И вдруг в мозгу Клодия молнией блеснула мысль про Вирку — мать всех друидов. Вот кто может помочь ему. Ведь это она спасла Актис. Почему бы ей не сделать этого во второй раз? Надежда медленно стала заполнять сердце римлянина жизнью. Надо, во что бы то ни стало, срочно связаться с Карлайгом. А там он не пожалеет золота, чтобы вернуть Актис.

С такими мыслями, почти окрылённый надеждой, Клодий вошёл в свою комнату.

В полумраке потухающего светильника он не заметил, что находится здесь не один. На скамье послышалось тихое шуршание одежды, и кто-то кашлянул. Клодий вздрогнул.

— Кто здесь? — спросил он, хватаясь за кинжал.

— Тихо, римлянин. Нас никто не должен слышать.

По голосу Клодий понял, что с ним говорит женщина. Облегчённо вздохнув, он скинул плащ и спросил:

— Кто ты? И что тебе нужно?

— Я пришла поговорить с тобой.

Наконец женщина вышла из затаённого места, и Клодий узнал её. Перед ним стояла Картимандуя.

— Царица, — растерянно пробормотал Клодий.

— Да, это я.

— Что нужно повелительнице бригантов в жилище простого воина?

— Я хочу кое-что спросить у тебя, и кое-что рассказать тебе.

— Я слушаю.

— Скажи, воин, — царица приблизила своё лицо к лицу Клодия и внимательно посмотрела ему в глаза, — я нравлюсь тебе как женщина, а не как царица?

Клодий чуть не сел на пол. Он ожидал какого угодно вопроса, но такой, с каким обратилась к нему Картимандуя, непросто удивил его, а буквально ошарашил и сбил с толку. Римлянин стоял и не мог сказать ни слова.

— Почему ты молчишь? — Картимандуя нетерпеливо топнула ногой. — Отвечай же! Я жду! Наконец Клодий собрался с мыслями и ответил:

— Ты прекрасна, царица, и я восхищаюсь твоей красотой. Но почему ты задаёшь мне такой вопрос?

И действительно, Клодий насторожился. Ему показалось странным, что Картимандуя ведёт себя, словно простая портовая шлюха, а не царица племени, до недавнего времени дружественного римлянам. За этим крылось что-то варварски хитрое.

Однако, то, что сказала и сделала Картимандуя после его слов, было подобно удару грома. Едва он кончил говорить, как царица скинула с себя меховой плащ, в котором она была и предстала перед Эллианом совершенно нагой.

— Тогда овладей мной, если ты мужчина, воин, герой. Пусть я буду твоей наградой, твоим трофеем. Ведь ты бился с моим мужем. И вот ты здесь — в его городе, а он бежал, как подлый трус и скитается где-то на севере среди болот и лесных дебрей. А я твоя раба, стою перед тобой на коленях. — Картимандуя действительно упала перед ним на колени и прижалась к Клодию, обхватив руками его ноги. — Я жду твоих приказаний, которые решат мою судьбу. Ты мой царь.

Картимандуя словно помешалась. Она ползала перед римлянином на коленях и выкрикивала слова любви. Он совершенно не знал, что ему делать и как поступить. Но ничего не приходило в голову, и Клодий растерянно стоял, и был похож на такого же помешанного, как и Картимандуя.

Светильник вдруг погас, и стало темно. Картимандуя замолчала. Прошло несколько томительных минут молчания. Первой нарушила тишину женщина.

— Почему ты не отвечаешь мне? — спросила она.

Клодий почувствовал, как её руки прикоснулись к его лицу, также до него дошло дыхание женщины, которая жаждет поцелуя. Тогда только римлянин опомнился и понял что происходит. Он резко сбросил с себя руки царицы и отпрянул от неё. Но та как кошка, снова бросилась ему на шею. Клодий не знал, как ему избавиться от этих объятий.

— Опомнись, царица! — наконец сказал он. — Что ты делаешь?

— Я хочу тебя, римлянин!

— Это невозможно!

— Для меня нет ничего невозможного.

— И, тем не менее, это так.

Клодий всё-таки вырвался из женских объятий. Он даже хотел бежать, но не решился. Он прекрасно понимал, что уже оскорбил царицу отказом, бегство же она воспримет, как высшее унижение для своего королевского величия. Поэтому Эллиан взял себя в руки и произнёс:

— Надо зажечь огонь.

Картимандуя молчала. Она с усмешкой смотрела на Клодия, и тот почувствовал эту насмешку. Ему стало досадно, но всё-таки, несмотря на это, он занялся зажиганием светильника. От волнения тряслись руки, и пламя не слушалось человека. Наконец, тот одолел огонь, и помещение залилось мягким светом. Клодий оглянулся на царицу, ожидая встретить гневный и полный ненависти взгляд. Но женщина смотрела на него, будто между ними ничего не произошло — спокойно и с достоинством, как должна смотреть царица. Она была всё ещё без одежды, и Клодий смог рассмотреть её фигуру. Что ж, Картимандуе могла позавидовать любая римлянка.

Несмотря на тридцать четыре года, у царицы не было ни капли лишнего жира, а правильность линий тела могла привлечь самых прославленных скульпторов и художников. Глаза её излучали холодное и надменное равнодушие. Так должно быть смотрела Клеопатра на своих любовников, которых убьют, сразу, как только взойдёт солнце.

Картимандуя смотрела на Клодия, словно изучала его. Римлянин не скрывал своего изумления её поступком.

— Царица, вероятно, проверяла меня? — задал он вопрос, на который не надеялся получить ответа.

— Да, я проверяла тебя.

— Для чего же? — изумлению римлянина не было предела. — Я не понимаю.

— Я сама себя часто не понимаю, — голос Картимандуи был усталым. — С тех пор, как стала править своим народом, я не знаю, что мне ещё нужно.

Наступила тягостная тишина, долго никем не нарушаемая. Царица смотрела на Клодия, и её сузившиеся, как у кошки, глаза обшаривала римлянина с ног до головы. Эллиан, напротив старался не глядеть в сторону Картимандуи.

Огонь трещал в светильнике, и на стенах прыгали таинственные тени.

— Скажи, римлянин, почему ты скрываешь, что твоя женщина находится в плену у моего мужа? — спросила Картимандуя.

— Что? — воскликнул Клодий. Он явно был захвачен врасплох вопросом британки.

— Я никогда не повторяю свои вопросы дважды, — голосом, наполненным твёрдостью, сказала Картимандуя.

— Скажи, что тебе известно про мою жену? — забыв обо всём на свете, взмолился Клодий. — Где она?

— Я не знаю.

— Откуда же ты узнала, что она в руках Венуция?

— Об этом уже знает вся Британия.

— Не может быть!

Клодий схватился руками за голову, боясь, что она разорвётся, как переполняемый водой бычий пузырь.

— Где твой муж? — он схватил Картимандую за плечи, совершенно позабыв, кто стоит перед ним. — Я немедленно пошлю к нему людей на переговоры.

— О чём же ты хочешь говорить с Венуцием? — усмехнувшись, спросила царица.

Клодий опять не заметил усмешки.

— О выкупе конечно. О чём же ещё?

— Разве тебе неизвестно, что бриганты никогда не отдают своих пленников обратно ни за какой выкуп? — голос Картимандуи наполнился торжественностью и величием. — И никогда они не оставляют им жизнь. Твою женщину, вероятно, принесли в жертву, Мэрлок — друид бригантов, сам сжёг её сердце.

— Что ты говоришь? — Клодий был в ужасе.

— Я говорю то, что знаю.

— О, боги!

Клодий упал на землю, как тогда, когда не нашёл Актис на спасительном берегу Омы, и, закрыв руками лицо, застонал. Картимандуя была поражена тем, что она увидела. Ей было непонятно, как можно убиваться из-за женщины. Однако она не могла потворствовать чужим чувствам, потому что её интерес здесь не касался судьбы римлянки.

— Забудь свою женщину, — сухим бесчувственным голосом сказала Картимандуя. — Ты должен отомстить за неё, если действительно она так тебе дорога. — Клодий молчал. Он не в силах был что-либо говорить. — Теперь ты будешь принадлежать мне, — продолжила царица, — потому что ты мне нравишься. Этот Веллокат слишком глуп для власти, он годится только в постели. А ты умён, смел, если смог уйти от Венуция. Я уговорю твоего вождя, чтобы он оставил тебя со мной, потому что рано или поздно он вернётся.