Немного о храмах. По мнению руководителя УВРК, плохо, что они появились, не заменив собой ленинские комнаты и красные уголки. Но скажем прямо. В прежние времена и на воле-то на политзанятия в красные уголки затаскивали едва ли не силой, храмов были единицы, и нашему народу-атеисту некуда было приткнуться, кроме парка культуры или пивной. Что уж говорить про зону! С ухмылкой слушая очередного лектора по «распространению знаний», зэк милостиво разрешал вешать себе лапшу на уши насчёт достижений развитого социализма. А то, что сейчас не идёт он в храм, так это и на воле так. Наш народ – у него вообще после десятилетий болтовни о преимуществах и достижениях атрофировалось чувство высокого, духовного, чувство веры. Из высокого осталось одно колесо обозрения.

Так что не надо загонять в храм строем и проводить там воспитательную работу. Дорога к храму – личное дело каждого, а «религия есть умственное воззрение», как говорил набожный фельдкурат в книге Ярослава Гашека, и это вещь настолько тонкая, что замполит вряд ли поймёт. Он, может, и до сих пор уверен, что правильно рушили церкви, скидывали колокола и расстреливали попов. Почему он теперь нагнетает – тоже понятно: под маркой борьбы за чистоту нравов политотдельцы пытаются свернуть даже те хилые перемены, которые проникают в зону в виде телевизоров, нательных крестиков, Библии или Корана.

Потому что, скажем же, наконец, правду сами себе, господа читатели, зэки и офицеры: никакие эти наши учреждения не исправительные, никакие не воспитательные. Российская пенитенциария – это способ создания и закрепления условного рефлекса страха: «украдёшь – сядешь, а сидеть плохо». Не осознание грехов и ужас душевный, и просветление, и тихие слёзы; – нет, одно лишь оскотинивание и ужас телесный. Жуй жвачку и молчи, когда бьют.

Тут даже не пахнет перевоспитанием. И наш хитромудрый замполит, сам не понимая того, делает всё, чтобы ему не надо было работать, потому что воспитывать – это работа, причём тяжёлая работа, предполагающая у самого воспитателя что-то вроде совести, чтоб не сказать души; а для создания и закрепления у живых людей рефлекса страха работать не надо: чем хуже – тем лучше, пусть всё разваливается, пусть голодают и страдают.

М.Б. (Республика Татарстан, Казань, учр. УЭ-148/2):

«Ассаламу галейкум вэ рахматматуллахи вэ бэрэкэтух, здравствуйте, уважаемые соотечественники!

Я хожу в мечеть-медресе учреждения. Приняв Ислам, я стараюсь читать за всеобщее благополучие государства должные по Шариату пять намазов. Читаю Коран и хадисы из Сунны пророка Мухаммеда Саляаллаху галейхи вассалам. Медленно, но общее просветление в духовном плане идёт. С каждым днём я набираюсь знаний. Трезвеет рассудок, отходят грехи с зачерствевшей души. Учусь жить нормально между собой здесь, и с людьми, согражданами в будущем.

К нам с воли приходят наши достопочтенные учителя. Администрация колонии пускает их в учреждение ограниченно, 1 раз в неделю. Я считаю, этого маловато.

Неплохо было бы, по шариату, самим готовить чистую и добротную пищу. Ведь от чистой пищи зависит очень многое: человек избавляется от грязи в организме и крови, становится совсем другим. Теплеет душа и сердце, светлеет мышление. Мы обращались к государственной власти, духовенству и общественности с просьбой, чтобы на законном основании мусульманам продукты питания выдавали сухим пайком. Чтобы, как принято в здоровом и нормальном обществе, самим готовить себе пищу. Даже в фашистских концлагерях военнопленных мусульман кормили отдельно, уважая обычаи. А в России мы обращались, и год назад нам ответили отказом.

Со стороны администрации просветительная работа идёт очень плохо, воспитательный отдел бездействует. Их работу выполняют священнослужители. Вместо помощи от некоторых работников колонии можно услышать одни оскорбления. Например, время занятий и намаза, а меня не пускают в мечеть. Бесчинствуют зам. нач. по воспитательной работе м-р Колбасин, оперативные дежурные, контролёры и локальщики. Провоцируют и толкают на крайности.

Здесь царит произвол. Как в былые советские времена за инакомыслие, письма, жалобы и высказывания, бывает, отдают на растерзание ОМОН-спецназ. Эти головорезы не смотрят, куда бьют. Что ж им не бить безоружных людей. Бьют и насмехаются, спрашивают, зачем бороду отпустил. Заставляют стричь-сбривать усы и бороду. Слышал я и такое: «выведем ночью на запретную полосу и пристрелим, а оформим, что был ты убит при попытке к бегству». Кто так может? Только красные бандиты.

Повернёмся же лицом к Создателю и Творцу Всевышнему, Аллаху тагаля-Богу. Беды сгинут, и чудо Божественное снизойдёт обязательно. И тогда и в нас откроются достоинства человеческие, а также и духовные богатства нашей необъятной Родины. Порядок в стране должен быть, а произвол и беззаконие нужно устранить. Господа, соотечественники и братья по вере, если можете чем помочь, то помогите восстановить справедливость в круговерти жизни и нашего общества, и «малого государства», тюрьмы.

Мира вам и благополучия».

Для зэка отбывание срока не разделяется на культпросвет, быт, работу и прочие составляющие. Для него это единое мрачное пятно, которое, хорошо бы, скорее рассосалось. Этим он озабочен и днём, и ночью, и на производстве, и в клубе, и на нарах. От бытовухи он забывается на работе, а, напахавшись в промзоне, идёт играть в домино или писать письма домой. Каждый убивает время по-своему и в силу своих талантов, а замполитов и культпросветчиков воспринимает как неизбежное зло, вроде дождя осенью.

Официальный культпросвет всегда пасовал перед тем, который в душе у зэка. Если бы зэку не забивали мозги политбеседами, он бы горы мог своротить, не только изучая чужое художественное творчество, но и сам творчеством занимаясь.

…В исправительной колонии № 2 г. Екатеринбурга ещё несколько лет назад организовали собственную телестудию. Троица специально подобранных перековавшихся зэков наладила, с помощью городских телевизионщиков, весь процесс телепроизводства на высоком уровне.

«Зэк-ТВ» вещает трижды в неделю вечером, когда заканчивается работа на производстве. Это здесь самый популярный из каналов! Его хит – местные новости. Ни «Вести», ни «Время» не могут с ними сравняться. Передача острая, что для её авторов бывает чревато последствиями, и один из сотрудников телестудии опасается, что угрозы разобраться когда-нибудь реализуются.

Получается так, что своё телевидение на зоне уважают, а телевизионщиков – нет, считают суками, как и всех, кто работает на начальство. Но существует тайная причина, по которой население зоны их всё же не трогает. Иногда они крутят фильмы про любовь, а точнее, порнуху. Поток видеокассет в зону возрос многократно. Пока воспитатели и режимники разбираются, льзя или нельзя смотреть не наше кино, администрация закрывает глаза на сомнительные сеансы, считая, что изредка, в качестве поощрения за ударный труд, можно.

Вот такая есть ещё культура на зоне. Причём в последние годы своё ТВ – уже не диковинка для исправительных учреждений. В Кировской области в одной из колоний есть свои радио, газета и ТВ – Омутнинская студия кабельного телевидения, или сокращенно ОСКТВ. Нынешний её главный редактор, режиссер и оператор, осуждённый Анатолий Наумченков рассказал в июньском (2003 года) номере журнала «Преступление и наказание»:

– Всего здесь нас работает шесть человек, это основные сотрудники… Кроме меня – монтажник и радиомеханик Сергей Романцев, дикторы и ведущие программ Алексей Федоров и Николай Штанько, сценарист Сергей Никольский и, назовём его рабочий, Владимир Зайцев. А для массовки и из зоны ребят приглашаем. Делаем различные программы: новости колонии, медицинские, с участием наших врачей; сегодня вот записали программу о соблюдении прав человека с ответами на вопросы осуждённых, собранные заранее. Сегодня смонтируем, а в воскресенье покажем. Даже игровые фильмы делаем. Ну, пусть не фильмы, ролики.