Большие просчеты Несмотря на свои словесные уступки агностицизму («непознаваемость сущности») (!), Менделеев в области естествознания и, прежде всего, химии является, по методам и по наиболее высоким своим достижениям, не кем иным, как диалектическим материалистом. Но его материализм как бы покрыт консервативной пленкой, предохраняющей его научную мысль от слишком резких столкновений с официальной идеологией. Это не значит, что Менделеев искусственно создавал для своих методов консервативное прикрытие; он сам был достаточно тесно связан с официальной идеологией и потому испытывал несомненно внутреннюю потребность притуплять слишком острые углы диалектического материализма. В области социологической соотношение было иное: основная ткань общественного миросозерцания Менделеева была консервативна; но эта ткань время от времени прорывалась великолепными догадками, материалистическими по своей основе и революционными по своей тенденции. И рядом с догадками – просчеты, да еще какие! Я приведу два примера из числа многих. Отвергая все планы общественного переустройства, как утопии и «латынщину», Менделеев рисовал себе лучшее будущее только в связи с развитием научной техники. Но у него оказалась и своя общественная утопия. Лучшие времена, по Менделееву, наступят, когда правительства крупнейших государств всего света дойдут до сознания необходимости быть сильными и достаточно между собою согласными для подавления всяких войн, революций и утопических начинаний анархистов, коммунистов и всяких иных «больших кулаков», не понимающих прогрессивной эволюции, совершающейся во всем человечестве. Заря этого общего соглашения народных правительств видна уже в Гаагской,[96] Портсмутской[97] и Мароккской[98] конференциях. Эта цитата представляет собою большой просчет большого человека. История проверила менделеевскую общественную утопию суровой проверкой. Из Гаагской и Портсмутской конференций выросли русско-японская война, балканская война, великая империалистская бойня народов, жестокое снижение европейского хозяйства, а из Мароккской конференции, в частности, выросла та отвратительная резня в Марокко, которая совершается ныне под флагом защиты европейской цивилизации. Менделеев не видел внутренней логики общественных явлений, или лучше – внутренней диалектики общественных процессов, и потому не предвидел последствий Гаагской конференции. А ведь мы знаем, что значение науки прежде всего в предвидении. Если же вы обратитесь к тому, что марксисты писали о Гаагской конференции в те дни, когда она затевалась и созывалась, то убедитесь без труда, что марксисты предвидели последствия правильно. Поэтому-то они и оказались в наиболее критический момент истории вооружены «большим кулаком». И, право же, не так плохо, что исторически восходящий класс, вооруженный правильной теорией общественного познания и предвидения, оказался, наконец, вооружен также и достаточно большим кулаком, чтобы открыть новую эпоху человеческого развития. Позвольте привести и еще пример просчета. "Особенно боюсь я, – писал Менделеев незадолго до смерти, – за качество науки и всего просвещения и за общую этику при «государственном социализме». Так ли? Уже сейчас более дальнозоркие ученики Менделеева прозревают гигантские возможности развития научной и научно-технической мысли, благодаря тому, что эта мысль, так сказать, национализованная, вырвана из перегородок частной собственности, не сдается на откуп отдельным предпринимателям, а служит хозяйственному развитию народа в целом. Создаваемая ныне государством сеть научно-технических институтов есть только небольшой и, так сказать, материальный симптом открывающихся необозримых возможностей… Не для умаления великой славы Дмитрия Ивановича привожу я эти его просчеты. По главному спорному вопросу история слово свое сказала, а для возобновления тяжбы основания нет. Но позвольте сказать, что в больших просчетах большого человека есть для учеников его большой урок. Из области химии прямого и непосредственного выхода к общественным перспективам нет. Одного глазомера, хотя и гениального, как у Менделеева, тут недостаточно. Нужен объективный метод общественного познания. Таким методом является марксизм.
Когда какой-либо марксист пытался превратить теорию Маркса во всеобщую отмычку и перескакивал через другие области знания, Владимир Ильич одергивал его выразительным словечком «комчванство». Это значило в частности: коммунизм не заменяет химии. Но и обратная теорема верна. Попытка перешагнуть через марксизм, под тем предлогом, что химия (или естествознание вообще) должна разрешить все вопросы, есть своеобразное химчванство, которое теоретически нисколько не менее ошибочно, а практически нисколько не более симпатично, чем комчванство. Большие догадки У Менделеева не было научного метода познания общества и его развития. Исключительно осторожный исследователь, который многократно проверял себя, прежде чем дозволить творческому воображению совершить гениальный скачок обобщения, Менделеев в общественно-политических вопросах оставался эмпириком, сочетая догадку с унаследованными от прошлого воззрениями. Нужно только сказать, что догадка эта была менделеевской, особенно там, где она непосредственно подталкивалась научно-промышленными интересами великого ученого. Самую сердцевину менделеевского мировоззрения можно определить, как научно-технический оптимизм. Этот свой оптимизм, совпадавший с линией развития капитализма, Менделеев направлял против аграрных реакционеров из породы помещиков-зубров, против народников, либеральных и радикальных, против толстовцев и вообще против всякого хозяйственного задопятства. Менделеев верил в победу человека над всеми силами природы. Отсюда его ненависть к мальтузианству.[99] Это у Менделеева замечательная черта. Она проходит через все его писания, и чисто научные, и общественно-публицистические, и по прикладным вопросам. Менделеев с удовольствием отмечал, что годовой прирост народонаселения в России (1 1/2 %) выше, чем средний прирост во всем мире. Высчитывая, что через 150 – 200 лет народонаселение земного шара достигнет 10 миллиардов душ, Менделеев отнюдь не видит в этом причины для тревоги. «Не то что 10 миллиардов, – пишет он, – но и во много раз больше народу пропитание на земном шаре найдут, прилагая к делу этому не только труд, но и настойчивую изобретательность, руководимую знаниями. Страшиться за пропитание, по мне, само по себе простая нелепость, если мирное и деятельное общение массы людей можно считать обеспеченным». Свеженький совет английского профессора Кейнса,[100] поднесенный нам в дни академических торжеств: заняться ограничением прироста населения, – отнюдь не встретил бы сочувствия в нашем великом химике и промышленном оптимисте. Дмитрий Иванович только повторил бы свои старые слова: «Или не хотят ли новые Мальтусы остановить этот рост? А, по мне, чем теснее, тем дружнее». Стариковское лукавство Менделеева нередко выражалось в таких нарочито упрощенных формулах. Под тем же углом зрения – промышленного оптимизма – Менделеев подходил к великому фетишу консервативного идеализма, к так называемому национальному характеру. «Там, где сельскохозяйственный промысел в его первичных формах преобладает, – писал Д. И., – там народ неспособен к постоянному упорному и настойчивому труду, а умеет только работать порывисто и страдным образом. Это отражается явно на правах в том смысле, что хладнокровия, спокойствия, бережливости вовсе нет, во всем видна суетливость, все на авось, нерасчетливость – или скупость, или мотовство… Там же, где рядом с сельскохозяйственной промышленностью уже развилась в обширных размерах фабрично-заводская промышленность, где на глазах у всех имеется, кроме порывистого сельскохозяйственного труда, и упорный равномерно-непрерывный труд на заводах, – является правильная оценка значения труда» и т. д. Что в этих строках исключительно ценно, это взгляд на национальный характер не как на первичный и основной элемент, раз навсегда данный, а как на продукт исторических условий и, еще точнее, – общественных форм производства. Это несомненное, хотя и частичное, приближение к исторической философии марксизма. вернутьсяГаагские мирные конференции. – Этим названием обозначаются две собиравшиеся в Гааге, в 1899 и 1907 гг., международные конференции, обсуждавшие вопросы о праве войны и нейтралитета и о способах мирного разрешения международных столкновений. Первая из этих конференций была созвана русским правительством для рассмотрения вопроса «об изыскании, путем международного обсуждения, наиболее действительных средств обеспечить всем народам истинный и прочный мир и прежде всего положить предел все увеличивающемуся развитию современных вооружений»… (циркулярная нота гр. Муравьева от 12 августа 1898 г.). Формулированная в этих словах задача не только не была выполнена гаагскими конференциями, но на второй из них даже вовсе и не рассматривалась. К предложению России большинство государств отнеслось скептически, а правительства великих держав, особенно германское, прямо враждебно. На обращение русского правительства великие державы ответили усилением военных кредитов. Тем не менее русское правительство разослало державам еще одну ноту (30 дек. 1898 г.), первый пункт которой предлагал выработать «соглашение, определяющее на известный срок сохранение настоящего состава сухопутных и морских вооруженных сил и военных бюджетов», и обсудить средства, «при помощи коих могло бы в будущем осуществиться их сокращение». На первой Гаагской конференции, заседавшей с 18 мая по 29 июля, русскими военными делегатами было внесено предложение, чтобы правительства обязались друг перед другом не увеличивать в течение 5 лет ни мирный состав своих войск, ни свои военные бюджеты, а также принять на трехлетний срок известную норму для морского бюджета. Но и в этом скромном виде предложение России, особенно в нем заинтересованной ввиду невозможности для нее тягаться в темпе вооружений с другими западно-европейскими государствами, не встретило надлежащей поддержки со стороны остальных делегатов конференции. Вследствие возражений Германии и Австрии конференция ограничилась «единогласным постановлением», гласившим, что «для роста материального и нравственного благосостояния человечества крайне желательно ограничение расходов на военное дело». Другое предложение России: «принять начало применения добрых услуг посредничества и добровольного третейского разбирательства в подходящих случаях, с целью предотвращения вооруженных между государствами столкновений», и выработать конвенцию «о способах применения этих средств и об установлении однообразной практики в их употреблении» – оказалось более приемлемым, поскольку такие средства фактически применялись и до Гаагской конференции. Принятая на основе этого предложения особая конвенция «о мирном решении международных столкновений» была пересмотрена и дополнена на второй конференции, состоявшейся в Гааге в 1907 г. В своем окончательном виде конвенция предусматривает институт международных следственных комиссий, добровольно учреждаемых спорящими, и признает желательность обращения государств к третейскому суду для разрешения международных несогласий. Кроме того делегатами конференций были подписаны постановления, воспрещающие бросание взрывчатых снарядов с воздушных шаров, распространение удушливых газов, употребление разрывных пуль и т. д. Многие буржуазные пацифисты придавали серьезное практическое значение принятым в Гааге постановлениям, хотя эти последние и не имели обязательной силы, а всего лишь рекомендовались к употреблению. Закончив свои работы, вторая Гаагская конференция приняла постановление о созыве в 1915 г. следующей мирной конференции. Разразившаяся в 1914 г. империалистская война положила конец этому мертворожденному начинанию. вернуться26 мая 1905 г. президент Соединенных Штатов Рузвельт обратился к находившимся в состоянии войны России и Японии с нотой, в которой предлагал обеим сторонам приступить к мирным переговорам. Предложение президента было принято. 20 июля в Соединенные Штаты прибыли русские уполномоченные – председатель комитета министров С. Ю. Витте и русский посол в Соединенных Штатах барон Розен, и японские уполномоченные – министр иностранных дел барон Камура и японский посланник в Соединенных Штатах Такахира. 27 июля начались переговоры в Портсмуте. 23 августа (ст. ст.) был подписан мир, по которому Россия признавала за Японией преобладающие политические, военные и экономические интересы в Корее. Россия и Япония обязались совершенно и одновременно эвакуировать Манчжурию, за исключением Ляодунского полуострова, переходящего в обладание Японии на тех арендных началах, на каких он раньше принадлежал России. Манчжурия возвращалась Китаю. Железная дорога между Куан-чен-цзы и Порт-Артуром со всем ее имуществом без вознаграждения перешла к Японии. Россия и Япония обязались эксплоатировать принадлежащие им в Манчжурии железные дороги исключительно в коммерческих и промышленных, но отнюдь не в стратегических целях. Наконец, Россия уступила Японии южную часть Сахалина. вернутьсяМеждународная Мароккская, она же Алжесирасская, конференция – происходила в Алжесирасе (на юге Испании) с 16 января по 7 апреля 1906 г. для определения взаимных отношений европейских держав в Марокко. Англо-французским соглашением от 8 апреля 1904 г. Марокко было признано входящим в сферу французского влияния, но это соглашение вызвало недовольство Германии и Испании. Начались очень обостренные дипломатические переговоры между заинтересованными державами. Тогдашний французский министр иностранных дел Делькассе отстаивал англо-французское соглашение и не шел ни на какие уступки; дело грозило окончиться франко-германскою войною, в связи с чем и была созвана конференция. На конференцию были приглашены, кроме особенно заинтересованных Франции, Германии, Испании и самого Марокко, также Австрия, Бельгия, Соединенные Штаты, Великобритания, Италия, Нидерланды, Португалия и Россия. Россия решительно поддержала Францию, благодаря чему постановления конференции оказались довольно выгодными для этой последней. Главные постановления конференции заключались в следующем: 1) во главе мароккской полиции в качестве генерального инспектора должен стоять офицер швейцарской армии, назначаемый на 5-летний срок державами по их взаимному соглашению; ближайшее начальство над полицией вверяется в одних местах испанским инструкторам, в других – испанским и французским, в остальных – французским, причем все инструктора должны утверждаться султаном на основании представлений испанского и французского правительств, сохраняющих за собой право их отозвания и замещения другими лицами; 2) запрещается ввоз в Марокко оружия и военных припасов; по алжирской границе специальный надзор за исполнением этого правила поручается Франции; 3) в Танжере учреждается мароккский государственный банк с основным капиталом в 15 – 20 милл. фр.; кроме обычных банковских функций этот банк получает также права и обязанности государственного казначейства; Франция имеет в нем три пая, остальные державы, принявшие участие в А. конференции, – по одному паю. Банки Франции, Англии, Германии, Испании назначают по одному цензору для контроля над деятельностью банка; 4) контроль за таможенными сборами поручается комитету из трех представителей – по одному от султана, мароккского банка и дипломатического корпуса в Танжере. Мароккская конференция, как показало будущее, не могла предотвратить вооруженное столкновение великих держав. вернутьсяО мальтузианстве – см. т. II, ч. 1-я, прим. 261. вернутьсяПрофессор Кейнс – видный английский экономист; выступил 14 сентября 1925 года с докладом об экономическом положении Англии на широком пленуме Промэкономсовета ВСНХ. В своем докладе Кейнс объяснял безработицу в Англии главным образом тем, что прирост новой рабочей силы значительно превышает естественную убыль ее. По поводу безработицы в СССР проф. Кейнс высказался в таком же смысле: «Я полагаю, что бедность России до войны вызывалась в значительной мере чрезмерным увеличением населения. В настоящее время опять наблюдается значительное превышение рождаемости над смертностью. Для экономического будущего России – это самая большая опасность. Одним из важнейших вопросов государственной политики является достижение соответствия между приростом населения и развитием производительных сил страны». («Экономическая Жизнь», N 210, 15/IX 1925 г.) |
