Нельзя забывать, что бюрократизм неизбежно бросает свою тень и на печать. Одним из наиболее отвратительных и злокачественных отражений бюрократизма является прислужничество или молчалинство. Есть этот грешок? Есть, и очень. Да и как не быть? Где есть бюрократизм, там он неизбежно рождает из себя молчалинство. Это почти что закон общественной механики. Молчалинство в чем состоит? Загляните в «Горе от ума». Главный молчалинский принцип: угождать. Кому? «Хозяину, где доведется жить, начальнику, с кем буду я служить, слуге его, который чистит платье, швейцару, дворнику, для избежанья зла, собаке дворника, чтоб ласкова была». Не всякой собаке и не всякому слуге Молчалин хотел угождать, – о, нет! – а только слуге своего начальника. В «чужие» же он готов по первому приказу или намеку зубами вцепиться.

Молчалинский дух, товарищи, у нас есть. Мы иной раз читаем корреспонденцию, что наш-де завод всем заводам завод, а директору равных нет. Проверишь – неправда. Что это такое? Конечно, иногда тут говорит просто наивный дух патриотизма своей колокольни. Но нередко и душок молчалинский. Он есть, есть, – и в разных областях. С ним нужна суровая борьба. Нужно воспитание нашего общественного мнения в духе нетерпимости и презрения к молчалинству во всех его видах и масках. Фамилия Молчалин как будто бы от молчания происходит, но на самом деле Молчалины страшно разговорчивы. Молчалины и речи произносят, и фельетоны пишут, и не только в прозе, но и в стихах. (Аплодисменты.)

Товарищи, сейчас, когда мы с вами беседуем, в Британии идет стачка углекопов. Всеобщую стачку задушили, а стачка углекопов идет. Не исключено, что эта стачка углекопов таит в себе новые революционные возможности. Во всяком случае, борьба углекопов есть борьба мирового рабочего класса, а значит и наша борьба. От всеобщей стачки возврата назад нет. На этом совещании нелишне будет указать на мелкое, как будто, но в высшей степени характерное обстоятельство: значение стачки сказалось между прочим и в том, что она в среде английского рабочего класса вызвала такие явления, как стенгазета, как рабкорство. Стенгазета в Англии! Перед стачкой и в мыслях не было, что через две-три недели там появятся стенгазеты. Всеобщая стачка, – газет нет, необходима связь, – и вот появляется стенгазета.

Генеральную стачку задушили не столько капиталисты, сколько вероломные вожди, – стачка углекопов продолжается, и по-видимому, если не обманывают все показатели, будет напряженной и острой. Англия вступила в эпоху длительных революционных потрясений. Будут, конечно, и перерывы и затишья, но уже покоя, мирного и благоденственного жития «Таймсу» не видать, как своих ушей.

Тот грандиозный подъем, который переживала наша страна в дни английской всеобщей стачки, явился поистине великой демонстрацией теснейшей связи трудящихся масс нашего Союза с жизнью и борьбой английского пролетариата и мирового рабочего класса в целом.

Когда наши рабочие собирали деньги, а профсоюзы посылали их стачечникам, английская буржуазная печать писала, что, дескать, русские поддерживают стачку из патриотизма, чтобы разрушить британское хозяйство. Любопытно, что за несколько недель до стачки британский почти-социалист Бертран Рессель писал: все большевистские суждения и советы насчет революционного развития Англии продиктованы патриотизмом. Русские хотят Англию втянуть в вооруженное восстание, вызвать ее упадок, чтобы тем самым упрочить свое положение.

Эти господа забывают, что в 17 году к нам, в тогдашний Петроград приезжал один из английских почти-социалистов Артур Гендерсон, один из мнимых руководителей и фактических предателей недавней генеральной стачки, и говорил примерно так: большевики – предатели России, они служат германскому империализму, у них в душе нет ни капли здорового национального чувства и патриотизма. Меньшевики, эсеры – вот патриоты, которые поддерживают борьбу за государственную независимость и демократию!

Вот каков был голос официального британского социализма в 17 году, в наиболее острый момент, когда большевистская партия боролась против империалистической войны. А теперь, когда Коминтерн те же самые принципы и методы переносит на английскую почву, отражая объективный ход событий, положение британского хозяйства, рост противоречий, безвыходное положение английского пролетариата в падающем капитализме, – когда все эти обстоятельства переносят методы большевизма на английскую почву, тогда тот же самый Гендерсон – вместе с «Дейли Мейль», с одной стороны, вместе с Ресселем – с другой, – уже не говорит, что большевики – предатели и изменники своей родины. Нет. Он говорит: большевики – это хитрейшие патриоты, они служат национально-великорусской идее, они хотят продолжить политику царизма и подкопаться под могущество старой Британии. Эти господа вертятся, лгут, выворачиваются наизнанку. А мы остаемся теми же. Будут ли господа Гендерсоны называть нас изменниками России или самыми кровожадными русскими патриотами, – нас не прибудет и не убудет. Мы были, остаемся и останемся теми же. Если мы патриоты, то патриоты рабочего класса, в том числе и британского, патриоты международной пролетарской революции. (Бурные аплодисменты.)

«Правда» N 125, 2 июня 1926 г.

(Из «Писем к другу»)

Мы являемся партией рабочего класса. С его передовыми элементами мы сидели десятки лет в подполье, вели борьбу, сражались на баррикадах, опрокинули старый режим, отбросили всякие межеумочные группы, вроде эсеров и меньшевиков, и, во главе рабочего класса, мы взяли в руки власть. Но если наша партия кровно и неразрывно связана с рабочим классом, то она никогда не была и не может стать простой хвалительницей рабочего класса, которая удовлетворяется всем, что делают рабочие. Мы с презрением относились к тем, которые поучали нас, будто пролетариат взял в руки власть «слишком рано»: точно революционный класс может взять власть в любое время, по желанию, а не тогда, когда история заставляет его брать власть. Но в то же время мы никогда не говорили и сейчас не говорим, будто рабочий класс наш достиг полной зрелости и может «играючи» справиться со всеми задачами и разрешить все затруднения. Пролетариат, а тем более крестьянские массы только что вышли ведь из многовекового рабства и несут на себе все последствия гнета, невежества и темноты. Завоевание власти само по себе вовсе еще не преобразовывает рабочий класс и не наделяет его всеми необходимыми достоинствами и качествами: завоевание власти только открывает перед ним возможность по-настоящему учиться, развиваться и очищаться от своих исторических недостатков.

Верхний слой русского рабочего класса путем величайшего напряжения совершил гигантскую историческую работу. Но даже и в этом верхнем слое слишком много еще полузнания и полуумения, слишком мало работников, которые по своим сведениям, кругозору, энергии могли бы делать для своего класса то, что представители, ставленники и агенты буржуазии делали для господствующих классов.

Лассаль говорил когда-то, что современные ему немецкие рабочие – более полустолетия тому назад – были бедны пониманием своей бедности. Революционное развитие пролетариата и состоит в том, что он приходит к пониманию своего угнетенного положения, своей нищеты, и восстает против господствующих классов. Это дает ему возможность захватить политическую власть. Но обладание политическою властью, в сущности, впервые открывает перед ним самим полную картину его бедности в деле общего и специального образования и государственного опыта. Понимание же своих недочетов для революционного класса есть залог их преодоления.

Самым опасным для рабочего класса было бы, бесспорно, если бы верхи его вообразили, что с завоеванием власти главное уже сделано, и позволили бы своей революционной совести успокоиться на достигнутом. Не для того же, в самом деле, пролетариат совершил революцию, чтобы дать возможность тысячам или даже десяткам тысяч передовых рабочих заседать в советах и комиссариатах. Наша революция вполне оправдает себя только тогда, когда каждый труженик, каждая труженица почувствуют, что им легче, свободнее, чище и достойнее стало жить на свете. Этого еще нет. Еще трудный путь отделяет нас от достижения этой основной и единственной нашей цели.