Мы учились уже в приготовительном классе школы социализма тому, что главное проклятие капиталистического общества состоит в разделении умственного и физического труда. Разделение это началось до капитализма, на первых шагах развития классового общества и культуры; с этого времени труд управления все более связывается с умственным трудом и обслуживается разными категориями умственного труда. Обслуживая производство, умственный труд отделяется от материального производства. Этот процесс проходит через все развитие культуры. Капитализм доводит разделение умственного и физического труда до высшего противоречия, до чрезвычайного напряжения. Капитализм превращает физический труд в постылый автоматический труд, а умственный труд он доводит, на высших его обобщениях, до идеалистической абстракции и до мистической схоластики. Тут как бы есть противоречие. Вы знаете, что схоластика выросла на церковной основе в средние века. Потом, еще в недрах старого феодального общества, стали развиваться естественные науки, оплодотворившие производство. Таким образом развитие буржуазного общества тесно связано с развитием естествознания и, следовательно, с борьбой против церковной схоластики. А в то же время, чем больше созревала буржуазия, тем больше она боялась применения методов естествознания к истории, социологии, психологии. В этих областях буржуазная мысль все выше уходила в область идеализма, абстракции и новой схоластики, а затем, чтоб замести следы, стала вносить элементы идеализма и схоластики также и в естествознание. Наука есть часть исторической практики человека; в развитии своем она стремится охватить мир со всех сторон, дать всеобъемлющую ориентировку творческому человеку. Разделение теории и практики не может не бить одним концом разорванной цепи по умственному, другим – по физическому труду. Это мы знаем по первым страницам первых книг о социализме. Там же мы учились тому, что капитализм, доведя это противоречие до высшего напряжения, тем самым подготовил примирение умственного и физического труда, их объединение на началах коллективизма. Наша социалистическая страна стремится к примирению физического и умственного труда, что только и может привести к гармоническому развитию человека. Такова наша программа. Но программа дает на этот счет только общие директивы, там нарисован указательный палец – «вот тебе общее направление пути!», – но программа не говорит, как достигнуть этого объединения практически, и не может этого сказать, потому что никто не мог, да и сейчас не может, предвидеть, в каких условиях во всех странах и в каждой отдельной стране, какими путями будет складываться социализм, каково будет состояние хозяйства, какими методами будет воспитываться молодое поколение, именно в смысле сочетания физического и умственного труда. В этой области, как и во многих других, мы пойдем и уже теперь идем путем опытов, поисков, экспериментов, зная только общее направление пути к цели: возможно правильному сочетанию физического и умственного труда. Школа фабзавуча привлекательна тем, что это есть одна из практических попыток частичного разрешения этой колоссальнейшей общественно-воспитательной задачи. Я не хочу этим сказать, что задача уже разрешена или что разрешение совсем близко. Наоборот, я уверен, что нам еще гораздо дальше идти до достижения цели, чем тот маленький путь, который мы прошли. Если б мы могли сказать, что через школу фабзавуча мы уже вплотную подошли к сочетанию физического и умственного труда, это значило бы, что мы, примерно, на три четверти, а то и больше, осуществили социализм. Но до этого еще очень и очень далеко. Предпосылкой сочетания физического и умственного труда является уничтожение классового господства. Вчерне мы у себя это сделали, власть находится у нас в руках трудящихся. Но рабочий класс, только взяв власть в свои руки, впервые понял, осознал, насколько мы еще бедны и насколько отстали или, как говорил когда-то русский критик Писарев,[28] насколько мы «бедны и глупы». Под словом глупость тут нужно понимать просто культурную отсталость, так как от природы мы совсем-совсем неглупы и, подучившись, весьма за себя постоим. Рабочий класс для того должен был взять в свои руки власть, чтобы не было политических преград к построению нового общества; но когда он овладел властью, он уперся в другое препятствие: в бедность и некультурность. В этом разница с положением пролетариата передовых капиталистических стран. На его пути – непосредственное препятствие: это буржуазное государство, которое отводит лишь определенную площадь для пролетарской деятельности, ту площадь, которую господствующий класс считает для себя допустимым отвести. Первая задача на Западе – низвергнуть классовое господство, буржуазное государство. Там эту задачу разрешить труднее, чем у нас, ибо буржуазное государство там сильнее, чем у нас. Но, низвергнув классовое государство, западный пролетариат окажется в отношении культурного творчества в обстановке более благоприятной, чем мы. Если сейчас мы забежали на несколько лет вперед, то это еще вовсе не значит, что в царство социализма мы придем раньше, чем английский или германский пролетариат. Нет, это не доказано. На пути к царству социализма есть несколько окопов или несколько баррикад. Мы первую баррикаду – политическую – взяли раньше, но вполне возможно, что они нас догонят на второй или третьей баррикаде. Хозяйство, производство, это – самая трудная баррикада, и только когда мы ее возьмем, когда поднимем производительные силы социализма, тогда исчезнет проклятое различие между «рабочим» и «интеллигентом», являющееся результатом того, что умственный труд отделен от физического. Отнюдь не исключено, а, наоборот, весьма вероятно, что германский пролетариат, если он – я говорю примерно – года через три возьмет власть в свои руки, двумя-тремя прыжками не только догонит, но и перегонит нас, потому что «наследственная» материальная база для культурного творчества у него гораздо богаче, чем у нас. Сейчас рабочий класс Германии движется по асфальту, но руки и ноги у него связаны классовым рабством. Мы шагаем по рытвинам, по оврагам, а ноги у нас свободны. Вот этим, товарищи, характеризуется наше отличие от европейского пролетариата. Под ярмом капитала он сейчас бессилен даже и приступить к разрешению вопроса о физическом и умственном труде. Власть не у него. А государственная власть – это материальная возможность и формальное право сказать подчиненному классу: вот до этой черты ты имеешь право идти, а дальше не смеешь, – как мы, господствующий класс у себя, говорим нэпману. Мы сами себе указ, но как под ноги поглядим, – там лужи, ямы, канавы разные, вот мы и ковыляем и спотыкаемся, двигаемся медленно. Европейский же пролетариат, освобожденный от оков на руках и на ногах, нас обгонит, и мы будем это, разумеется, приветствовать, ибо он и нам поможет довести дело до конца. Я это говорю к тому, что мы одними собственными педагогическими мерами не разрешим до конца и полностью основных задач социалистического воспитания и слияния физического труда с умственным; но если мы сделаем на этом пути ряд опытов и достигнем частичных успехов, то это будет уже громадным плюсом и для нас и для европейского пролетариата, который поможет развернуть эти частичные успехи в более широком масштабе. Тем энергичнее, тем настойчивее, тем упорнее мы должны работать на этом пути.
В области педагогики, т.-е. в области сознательной обработки человека, люди учились, пожалуй, еще более вслепую, чем в других областях. Общественная жизнь человека слагалась, как вы знаете, стихийно. Человеческий разум стал прорабатывать, продумывать общественную жизнь не сразу. Крестьянское производство, крестьянская семья, церковный быт, «патриархально»-монархические формы государства слагались за спиной людей незаметно, столетиями, тысячелетиями. Только на известном уровне и особенно с появлением естественных наук люди начинают сознательно, не по старинке, а по плану, по замыслу строить производство (не в общественном, разумеется, а в частном масштабе). Потом начинают критиковать сословный строй, королевскую власть, требуют равенства, демократии. Демократия означает приложение разума молодой и свежей еще буржуазии к делу построения государства. Таким образом критическая мысль с вопросов естествознания и техники переносится на государство. Но социальные отношения в широком смысле продолжают, под господством буржуазии, складываться стихийно. Пролетариат стихийно восстает против капиталистической стихийности. Затем возникает сознательная критика. На этом строится теория социализма. Что такое социалистическое строительство? Это есть хозяйственное строительство по разуму, уже не в пределах предприятия или треста только, как при господстве буржуазии, но в пределах общества, а затем и всего человечества. В социализме мы имеем применение научной мысли к построению человеческого общества. Как раньше буржуазия «по разуму» строила фабрики, по разуму (буржуазному) построила свое государство, так рабочий класс говорит: «я по разуму построю всю общественную жизнь сверху донизу».
