«Пильняк сватался к маме, но она ему отказала».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 388. Почему Женя не вышла замуж за Пильняка? Простейший психологический закон говорит о том, что в таких ситуациях первейшее средство, за которое инстинктом ухватится каждый, – новый брак. От этого не отказывается никто. Даже те, кто не ждет, что боль пройдет, если на нее подуть, все равно первым движением – пробуют. Так женился Николай Заболоцкий, когда его бросила жена.
«Нужно жениться. Немедленно. И так, чтобы об этом знали все. Он позвонил одной женщине, которую знал мало и поверхностно, и по телефону предложил ей выйти за него замуж. Она сразу согласилась».
ЧУКОВСКИЙ Н.К. Литературные воспоминания. Стр. 310.
Писательские будни. По всему миру писателям разъезжать не давали, по крайней мере с сознанием, что: «вот я разъезжаю по миру, я – в путешествии. И еще один раз в этом году буду, удалось и в прошлом». Разъезжали они чаще только по одной шестой части суши, странное дело – стараясь и здесь по мере сил и административных возможностей оказаться в группе, на совещании молодых писателей, на семинаре. Только это было сладостно. (Корнею Ивановичу Чуковскому – нет, но вот Женечка Пастернак, которую бросивший муж хотел лишить этих знаков состоявшейся жизни, – она знает, чего может лишиться)… «…сказали, между прочим, что в Тифлисе – Пильняк. Было уже 4 часа. Я до этой минуты не ел, не спал, не нашел пристанища. Все гостиницы были заняты, я истратил на носильщиков и извозчиков около 50 рублей <> – и надежд на номер почти никаких не было. От отчаяния пошел я в гостиницу „Ориант“ („Orient“) и спросил, не тут ли остановился Пильняк. „Тут, в правительственных комнатах“. Я пошел туда – и в обширной столовой увидел стол, накрытый яствами, – и за столом сидит сияющий улыбками Пильняк. <> – и Евгения Влад. ПАСТЕРНАК, б/ывшая/ жена Пастернака и др. (Пильняк ухаживал за Евгенией Владимировной, и в эту поездку взял ее с собой он – включил в состав делегации как ХУДОЖНИЦУ. „Женичка Пастернак“ радостно ассистировала на рабочих встречах, как секретарь комитета комсомола на партийных обкомовских конференциях.) Во главе стола сидел тамада Тициан ТАБИДЗЕ, осоловелый тучный человек, созданный природой для тамадантства.
Он тотчас же произнес тост за М.Б., за меня (причем помянул даже мою статью о Шевченко, даже мою книгу «От Чехова до наших дней»), и сейчас же Женичка побежала куда-то и устроила нас в своем номере «Орианта», а сама получила другой… »
ЧУКОВСКИЙК.И. Дневник. В 2-х томах. Т. 2 (1930—1969 гг.). Стр. 81.
«"Вы предлагаете мне стать вашей женой?" Он <>расхохотался <>. „Дорогая, – сказал он мягко, – отдавая должное вашему уму и потому не пытаясь предварительно соблазнить вас, я предлагаю вам стать моей любовницей!“»
МИТЧЕЛЛ М. Унесенные ветром.
Писатели будут, как в старом анекдоте про однолюбку, единственной любовью Евгении Владимировны, но – любовью платонической. В ней все социальные амбиции (разбитые слишком жестоко и слишком рано) и никакой физиологии. Чувственна в ней только ревность, и это другая, тяжкая песня.
Пастернак хлопочет о писательском санатории для Евгении Владимировны, лавируя между «для тебя неприемлема по отдаленности срока и длительности ожидания» (Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак. Переписка… Стр. 368) и «обречь себя, в смысле труда, на каторгу», естественно, на все лето, с Женей и его гувернанткой. Путевки добился только Жене, на месяц, Женю маленького пристроили уже на месте в какой-то детский сад. «Кормили там впроголодь, манными котлетами, в которых попадались щепки. Мы снимали какую-то комнату, выходившую в грязный двор с огромной открытой выгребной ямой. С утра мы торопились поскорее уйти в парк, где сидели на лавочке и читали…» (Там же. Стр. 372).
Но Евгении Владимировне в санатории нравится, она снова просит Пастернака: ей хочется пользоваться его заботой – она реальна, а реального между ними осталось уже не так много, ну и, кроме того, невозможно было бы не воспользоваться крохами барства, какие только можно было добыть в этой стране. Пастернак отчитывается перед сыном: «Мама телеграммою попросила меня похлопотать по телефону, чтобы вам продлили срок пребывания в санатории. Я мог только телеграфировать человеку, указанному мамой, потому что я не в городе… <> Не знаю, что получится из моей телеграфной просьбы, и не верю в ее удачу» (Там же. Стр. 375). Евгения Владимировна живет своими заботами – в писательском санатории ей хорошо – Жене-нок продолжает воспоминания: «Мы с трудом дождались конца санаторного срока. Возвращались в Москву кружным путем, поезда объезжали области, вымиравшие от голода и холеры… » (Там же. Стр. 375)
У Жени всегда так: то Пастернак, то брат Фейхтвангера, то Пильняк – все не то. Потом появляется дачный сторож, делает предложение, легко женится. Получив от завода комнату, исчезает бесследно.
Женя не давала Пастернаку права жить по своему усмотрению, поймала его за руку и не отпускала. Но режет по сердцу. За дело бьют собаку или для разгулки времени – смотреть не в удовольствие.
«Дожил я, можно сказать, и доработался, что о возможности жизни для себя и сына моя жена в моем присутствии должна говорить с посторонним… »
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 461—462. Скорее всего у Жени не вызвало сильного сочувствия описание страданий Зинаиды Николаевны, когда за свою жену заступается Пастернак. О ком-то другом, о другой женщине, Борис пишет Жене: «жена», и у нее нет права протестовать. Наверное, она до конца жизни не отдала своего права называться женой. То есть другая женщина спокойно взяла титул и пользовалась им законно – но Жене каждый раз приходилось делать страшное усилие, чтобы совместить это в голове: жена – это не она, это кто-то другой. Женя несколько раз в своей жизни лечилась в психиатрических клиниках, но не совсем понятно, как ей удавалось добиваться ремиссий.
Описывает Пастернак и организационную сторону жизни в Чистополе: «Я снимаю комнату на той же улице, где <> детдом Литфонда, место Зининой службы и Леничкина жительства. Стасик живет в другом месте. Мы его не видим почти никогда. Зину вижу почти ежедневно, она у меня иногда ночует».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 433.
С момента первой ночевки Пастернака у Зины прошло почти десять лет – она и Борис Леонидович помнят дату, Евгения Владимировна ее точно не знает, хотя жестокие письма его к родителям зачитывались ими вслух при «гостившей» (отправленной в надежде, что навсегда, из Москвы, где ей при квартирном кризисе буквально не было места), и в одном из них было: «note 12уехал первого января в концертное турне по Сибири. Я боялся этой поездки и отговаривал его от нее. В его отсутствие на то, что было неотвратимо и случилось бы и при нем, легла тень нечестности. Я показал себя недостойным Нейгауза, которого продолжаю любить и никогда не разлюблю».
БОРИС ПАСТЕРНАК. Письма к родителям и сестрам. Стр. 511.
Может, на это было ответом: «Сегодня твой папа читал мне кусками твои письма к ним <> у меня от них волоса становятся дыбом».
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 352.
Зинаида Николаевна тоже страдала: «С Пастернаком мы встречались редко, главным образом у Асмусов, где он продолжал бывать. <> Я чувствовала, что у меня пробуждается грандиозное чувство к нему и что все это жестоко по отношению к моей семье, Асмусам (из тех в Пастернака была влюблена жена – помните „союз шестисердый?“) и к его семье. В декабре Нейгауз поехал в большое турне в Сибирь. Борис Леонидович стал по три раза в день приходить ко мне. В конце декабря он пришел как-то ко мне очень поздно. <> Он остался в ту ночь у меня. Когда наутро он ушел, я тут же села написала письмо Генриху Густавовичу о том, что я ему изменила. <> Я была уверена, что он все это переживет, и написала письмо, считая это более порядочным. Он получил мое письмо в день концерта. Как рассказывал мне потом его импресарио, во время исполнения Нейгауз закрыл крышку рояля и заплакал при публике. Концерт пришлось отменить. <> Нейгауз отменил все последующие концерты этой гастроли и приехал в Москву. Увидев его лицо, я поняла, что поступила неправильно не только в том, что написала, но и в том, что сделала».
