И вдруг Семияза прохрипел что-то на непонятном Элигору языке и рванулся на жужжание Мухи. Широко открыв рот, он с шумом втянул воздух.

Муха попытался отлететь в сторону, но тщетно. Неумолимо, неотвратимо поток насекомых стал вытягиваться из судорожно меняющейся фигуры государя и засасываться в рот гиганта, прямо в его мерцающую пасть. Контур Вельзевула начал на глазах редеть, и из тающего облака мух раздался вдруг страшный крик. Он буквально вонзился Элигору в уши и отдавался там эхом, пока не исчезла последняя частица государя Ада. Капитан так никогда и не смог сказать с уверенностью, но ему показалось, что в этом последнем вопле боли было только одно слово — «Лилит»…

Увидев гибель своего господина, остатки войск Мухи побежали по разрушающемуся полу. Многие тогда нашли свою судьбу на кончике копья.

Поддерживая господина, Элигор приземлился и с помощью Метафракса попытался его спасти. Они положили его на сломанный плинт, поднимающийся из обломков, постелили кожи. Отвлеклись они только один раз — когда неожиданно взлетел к куполу Страж. Даже не взмахнув крыльями, Семияза проломил плиты крыши и, испустив последний непонятный вопль, исчез во тьме адской ночи…

Независимо от исхода поединка Вельзевула и Саргатана ничего хорошего для себя от победителя — кто бы им ни оказался — Адрамалик не ждал. Поэтому, собрав оставшихся рыцарей, он уходил.

В хаосе появления Стража выйти из Ротонды оказалось легко. Еще легче рыцари разделались с несколькими демонами, которые заметили их и имели глупость преследовать.

Но Адрамалик понимал: проблемы у них только начинаются. Найти место, где его с рыцарями хорошо примут, — вот это была действительно задача. После призыва Саргатана лишь очень немногие демоны не определилось с позицией. У архидемона оказалось и огромное количество молчаливых союзников. Поэтому было ясно: нужно уходить подальше в Пустоши, там демоны равнодушнее к делам столицы, там бывший министр скорее сможет добиться успеха.

Если бы не осторожность Адрамалика, он давно бы уже погиб. В Аду все менялось постоянно, но неизменными оставались бешенство и непредсказуемость Вельзевула, поэтому министр готовился к любому шагу тщательно. Еще тысячелетия назад он внутренне приготовился к моменту, когда придется бежать из Диса. Но никогда не думал, что это произойдет в результате успешного восстания против господина.

В таком древнем городе, как столица Ада, имелось бессчетное множество туннелей; они, словно прогрызенные червями ходы в шкуре, пронизывали землю и вели прочь от Великой цитадели. Адрамалик лично исследовал эти туннели и выбрал обходной, кружным путем ведущий к Глубоким Садкам. Там можно было переждать возможную погоню. А убедившись, что нет хвоста, можно было уже двигаться через Пустоши к Рубежам. Вот тогда можно и прикинуть, куда податься лучше. Может быть, теперь, без Рофокаля, решиться и на Пигон-Аз? Конечно, близость Ямы Авадона — штука неприятная, но и в этом есть своя выгода: в эти ледяные уделы никто добровольно не сунется.

А пока они молча шагали по пустынным залам дворца. Вокруг было пусто, но Адрамалик сжимал кинжал, готовый разделаться со всяким, кто случайно встретится на пути, — свидетели были не нужны.

Он проходил через последнюю небольшую комнату и вдруг увидел, как из тени к нему выходит чья-то сгорбленная фигура. Это был Агарес. Похоже, он даже не понимал, что навстречу ему шагает группа рыцарей.

То ли из-за усталости, то ли из-за странного ощущения, что гибель бывшего первого министра теперь и так неминуема, Адрамалик заколебался и опустил кинжал. Мотнув головой, он пропустил рыцарей вперед, а сам задержался, рассматривая искривленную фигурку. Поняв наконец, кто перед ним, Агарес удивленно закатил глаза, и его изуродованное лицо пересекла странная улыбка. В одной руке он держал боевой топор, а второй поглаживал какой-то круглый плоский предмет. Адрамалик с удивлением узнал затейливый диск архитектора Мульцибера. «Он всегда был самым слабым кирпичом в нашей стене», — мелькнула в голове министра мысль.

Агарес хихикнул, и Адрамалик утратил к нему интерес. Мульцибер всегда оставался упрямым дураком и теперь получил по заслугам. Для Агареса же его существование и так стало сплошным наказанием. Адрамалика сейчас занимала только одна проблема: как выбраться из рушащегося и горящего Замка. А потом он пойдет к свободе, пусть даже через кровь и пепел. Это было прекрасно, но еще прекраснее была возможность покинуть Дис. Она почти опьяняла. Отступничество? Нет. Это — начало иной жизни, это — надежда.

Замок содрогнулся под его ногами, и глава рыцарей сорвался на бег. «Прочь отсюда, и неважно, что там впереди. Подальше от этой мерзкой требухи, подальше от государя».

Лилит открыла глаза. Она была на Небесах.

Над нею парило сияющее небо, чистое и прекрасное, оно раскрывалось перед нежелающими открываться глазами, над налитыми свинцом веками. Небо, каким она его помнила. С трудом повернув голову, она увидела под злато-алыми деревьями серафимов — стоя на парящих в лазури мостах, они рассматривали сверкающие лазурные потоки внизу. И некоторые из них глядели прямо на нее.

Лилит пошевелилась и почувствовала, что с нее осыпается какая-то мелкая шелуха. Она попыталась оглядеться в поисках Саргатана, спросить его, зачем он принес ее сюда, но перед глазами все поплыло.

Приподнявшись на локте, она ощутила головокружение и тошноту. Медленно перевела взгляд на себя. Тело в серых пятнах, в синяках, кожа сухая, исцарапанная. Закрыв глаза, она попыталась сосредоточиться и хоть что-нибудь вспомнить. Воздух вокруг словно застыл, скованный тишиной. «Странно, — подумалось ей, — почему не слышно перезвона змеек чалкадри? Где ароматный ветер? И где же Саргатан?»

Под ней — гладкий твердый камень… И еще что-то. Сотни хрупких, мелких, ломающихся в пальцах чешуек. Она снова открыла глаза — и вспомнила.

Дыхание ее остановилось, и легкие словно заполнил свинец. Она спустила на пол одну ногу, затем другую. Когти царапнули камень пола. С трудом выпрямилась, надеясь, что к ней вернется ясность мысли. На пол посыпался мелкий сухой дождь.

Библиотека… Зорай… рука Мухи!

Она вспомнила, и тут нее ее скрутил спазм, и тошнота перешла в рвоту. Из нее хлынул поток черных дохлых мух. Лилит подумала о сотнях этих насекомых внутри себя, и ей стало еще хуже. Но рвота казалась уже освобождением.

Так продолжалось несколько минут. Когда все прекратилось, она вытерла трясущиеся губы и посмотрела на загаженный пол. Пол Святилища Саргатана. И оно было теперь осквернено.

Но как она здесь оказалась? Кто принес ее сюда? Кто знал о Святилище? Подумав, она пришла к выводу, что это был Андромалий. Конечно, он выбрал это место как самое безопасное в городе. Печальный выбор…

Она повернулась к каменному ложу, усеянному сухими мухами. А они ведь чуть не лишили ее жизни… Теперь их мертвые лица, не похожие одно на другое, были искажены гримасой боли.

И вдруг в ней пробудилась холодная ярость. Набрав полные горсти маленьких трупов, она принялась растирать их. Каким-то шестым чувством она понимала, что кричит, и словно бы со стороны видела, как хватает мух пригоршню за пригоршней, как мнет их и давит. Тех, что остались в лужах рвоты, она начала растаптывать в черную слизь — поскальзываясь, стараясь не упустить ни одной, и от стен Святилища отдавались дикие крики мести.

Наконец она остановилась — тяжело дыша, почти лишившись сил. А потом вышла наружу, и по ее щекам текли слезы благодарности. Она теперь знала: Саргатану все-таки удалось убить Вельзевула.

А конец близился. И это не было обычным для демона уничтожением, мгновенным разрушением, привычным окончанием существования в Аду. Это было медленное умирание от множества смертельных ран. Саргатан уходил, и никто не мог ничего сделать.

Вокруг тихо стояли гвардейцы, Элигор и Метафракс старались устроить архидемона поудобнее. Элигор очень хотел, чтобы рядом оказался Сатанакия. Действительно, чем мог помочь падшему серафиму он, младший демон? Но капитан даже не знал, пережил ли Сатанакия штурм Замка, как не знал о том, что произошло со штурмовавшими ворота демонами, с душами Ганнибала.