«Небес… Небес… Небес…» — эхом прошелестела площадь. Ганнибал перевел дух. Не слишком ли много он обещает? Надо поосторожнее.

— Мы все наказаны за грехи, и наказаны справедливо, — продолжил он. — Никто из нас не попал сюда по чужой ошибке. И все же любой из вас мечтает об искуплении, о возможности доказать, что он может быть лучше, чем был при Жизни. Наши души наказаны за наши грехи, и это справедливо. Да, среди нас есть такие, которым не может быть прощения, столь тяжки их преступления. И это — тоже справедливо. И все же большинство из нас уже отстрадало свое, и наказание послужило нам хорошим уроком. Но что проку в уроке, если из него нельзя сделать выводов и применить их на деле?

Ганнибал стал срывать покровы с висящего на поясе свертка. Покосился на Маго — тот улыбнулся и одобрительно покачал головой.

Ганнибал выхватил из ножен меч, и вся площадь загудела. Душа — с оружием! Такого здесь не видел еще никто. Он почувствовал, как вспыхнули у всех глаза.

— Если вы хотите искупить грехи свои, не бойтесь борьбы за это святое дело! Восстание лорда Саргатана может потерпеть поражение, и тогда нас сотрут в прах или обрекут на еще худшие мучения. Но цель стоит попытки. И Небо узнает, что можно ожидать благих порывов даже от тех, кто считался неисправимым, узнает, что даже из тьмы Ада души могут устремиться к Свету.

И он поднял над головой полученный от Саргатана меч.

Толпа нестройно гудела, раздавались воодушевленные возгласы, просыпались забытые чувства.

— Хотите пробиться к Свету под знаменами го сударя нашего Саргатана и Белой Госпожи? Я поведу вас в борьбе за наши вечные души!

Площадь взорвалась ликованием. Тут и там восклицали: «За Ганнибала! За Саргатана!»

Ганнибал кивнул стражам, стоявшим у закрытых шкурами штабелей, и те стянули покровы прочь, открыв под ними сложенное оружие. Мечи, копья тут же стали расходиться по толпе. Ответственный момент. Ганнибал почувствовал, что насторожились и крылатые зрители на крышах. А вдруг толпа ринется сдуру на крепость?

Он шагнул к краю пьедестала и снова заорал что было сил:

— За Саргатана!!!

Услышали его все, однако прошло долгое мгновение, прежде чем толпа смогла вырваться из опьянения обладания оружием. Но вот множество душ, потрясая клинками и копьями, подхватили, повторили его клич. Сидевшие на карнизах и выступах зданий мелкие абиссали разом сорвались в воздух, взмыли ввысь, и на глазах уменьшающиеся огни их тел выглядели словно звезды, карабкающиеся к Небесам, почти предзнаменованием. Успокоились и демоны на крышах, часть их тоже поднялась и улетела прочь. Ганнибал улыбнулся, опустил меч, вложил его в ножны. Маго лучился улыбкой. Рука об руку они подошли к ногам фигуры падшего ангела, взобрались еще выше, уселись на присыпанный пеплом кулак рядом с обломанным мечом, вызывающе воздетым к небу… А что, если и эта война окончится так же? Ганнибал взглянул на небо и увидел, что звезды все еще взбирались вверх.

Он тяжело отвалился, в изнеможении упал спиной на кровать, слыша, как это, скуля и хныча, уползало от него в дальний угол. В третий раз уже он отпускал от себя это жалкое существо и снова безжалостно наваливался на него, отводя на нем душу, не обращая внимания на крики боли, только распалявшие его похоть. Заключительный аккорд акта он сопровождал свирепым рыком, еще больше ужасавшим жертву. Адрамалик покосился в угол, на мелко дрожащие огоньки. Оттуда доносились неясные причитания и стоны. Его боялись. Многие его боялись. Но — мало.

И рыцари начали плести интриги за его спиной, сговариваясь против него. Теперь он в этом уверился. С первого взгляда, только вернувшись, Адрамалик почуял что-то неладное. Он говорил с ними, требовал отчетов, и каждый из его подчиненных вызывал подозрения, каждый избегал его взгляда.

Когда, в сопровождении рыцарей, магистр вошел в свои покои, на их лицах читалось ожидание. Чего? Сигнала, чтобы на него наброситься? На всякий случай он зажег факел, который стоял ближе к стойке с оружием.

Тот свой испуг он запомнил надолго. Рыцари сдернули шкуры… Да, хорошо они потрудились. Изловили эту двуногую абиссаль-лысуху, затупили ее зубы, спилили спинные резаки, срезали когти, связали, заткнули пасть и накрыли толстыми шкурами, чтобы она раньше времени не выдала себя. Адрамалик до сих пор слышал взрыв хохота, раздавшийся, когда он подпрыгнул от неожиданности. Теперь, вдыхая острый запах абиссали, запах Пустошей, он вспомнил этот эпизод. Хороший подарок, ничего не скажешь. Они почтили его, и он им отплатит, тоже как следует. Не сразу, однако свой должок не забудет. Будет им сюрприз. Тоже подпрыгнут. Попрыгают.

Адрамалик лежал во тьме, снова наливаясь силами; наливалась силами и кровью также и определенная часть его тела. Сейчас он снова навалится на эту дрожащую тварь. Как поступить с нею в этот раз? Подтащить под себя командным глифом или обработать до полной покорности кулаками? С каждым ее стоном магистр чувствовал все большее возбуждение. Он перевалился со спины на бок, и уже это движение вызвало такой вскрик, что Адрамалик облизнул губы и причмокнул.

В комнату проник вдруг свет, и Адрамалик увидел за перевернутыми столом и стульями широко раскрытые, с ужасом уставившиеся на него глаза твари, увидел дрожащие губы ее окровавленного рта. Свет исходил от спиральных щупалец пурпурного глифа вызова. Проклятый Агалиарепт отыскал его в самом укромном уголке, в личной спальне. Но вызов был срочный, никуда не денешься. Адрамалик тряхнул головой, отгоняя похоть, гася эрекцию. Ничего, эта тварь тоже никуда не денется.

И чего старому не спится? Досадливо морщась, Адрамалик набросил на себя кожи покровов, вышел, запечатал дверь и направился к яме верховного мага.

В грязном, вонючем коридоре, ведущем к логову Агалиарепта, настроение Адрамалика упало еще ниже. Войдя, он услышал еле различимое щебетание множества каких-то мелких существ. Услышал и голоса присутствовавших в магическом зале. Кроме Вельзевула и Агареса, прибыл и главный генерал государя Молох. Начальным своим статусом он отличался от всех присутствующих — относился к наиболее могущественным из Отринутых Престолом, «придзархим», относительно малочисленной, но внушающей ужас группы бывших серафимов, которые превратились в языческих божков, а потом были забыты и отвергнуты даже собственной паствой Обращенных. Все они отличались могуществом, гордостью и жестокостью. Молоха Адрамалик побаивался, и, разумеется, слышал рассказы о его свирепости как в войне, так и в мире, где тот выполнял функции имперского мэра Диса и генерал-губернатора окружавшего город графства Слез. На его изрезанной шрамами груди мерцал Большой крест Ордена Мухи, каким, кроме него, мог похвастаться лишь Адрамалик — как верховный магистр этого Ордена.

Не прекращая разговора с Молохом, Вельзевул отделил часть лица и обратил ее к Адрамалику — наблюдая, как тот пробирается мимо мечущихся в воздухе кирпичей и глифов.

— Чем расстроен, мой генерал? — услышал Адрамалик адресованный Молоху вопрос Вельзевула.

Тусклые силуэты обоих вырисовывались в свете древних, медленно вращавшихся вокруг головы Молоха, не похожих на глифы символов. Старый бог беспокойно пошевелил своей массивной тушей — с помощью заменявших ему сожженные ноги крыльевых костей. С виду они были хрупки и непрочны, однако Адрамалик на этот счет не заблуждался — он наблюдал Молоха на поле боя.

— Государь, заели пришлые из уделов Астарота. Сотнями и тысячами — и все в Дис, в Дис. К тому же одна мелочь — ни одного старшего, очень мало младших, сплошь черти да бесы. Ничему не обучены, ничего толком не умеют. Опасаюсь, что они испортят и наше население. — Молох недовольно крякнул. — И что мне с ними делать?

— Молох, дорогой, делай с ними все, что посчитаешь нужным, — тут же откликнулся Вельзевул. — Вытащи из них всю возможную информацию, а потом… Разумеется, я хочу, чтобы они стали частью моей столицы. Скажем, в качестве кирпичей. Заклейми их моей печатью.