Теперь люди нескончаемой вереницей потянулись к алтарю проститься с ушедшим. Архиепископ махал кадильницей, и тяжелый запах ладана плыл повсюду.
Мигелю все это было невыносимо, и когда одна из величественных старух, присутствующих на церемонии, лишилась чувств, он, воспользовавшись всеобщей сумятицей, поднялся с места.
Он пошел по боковому нефу, в стене которого, в нишах, были погребены древние португальские герои; на крышке каждого гроба имелся каменный барельеф с изображением того, кто здесь покоился. На одном из саркофагов был изваян знаменитый воин вместе с маленькой собачкой, с настороженным видом прижавшейся к его ногам. Мигель вспомнил, что, когда он показывал этот собор Патриции, она погладила каменную собачку по голове. «Ах, погляди, – воскликнула она тогда, – какая чудесная собачка!» И, приглядевшись, он понял, что она имеет в виду, – вид у каменного рыцаря был скорбный и фигура его была решена в серой цветовой гамме, тогда как гладкая голова собачки сияла белизной. И все посетители – а вовсе не одна только Патриция – поддавались искушению погладить собачку.
Он был рад тому, что вчера ему удалось отправить ей Таксомотора и Фебу. Она, казалось, не сомневалась в том, что вот-вот вернется в Лиссабон, но теперь, когда начались все эти ужасы – повестка в суд, обвинение, – ей стало не до этого. Его сердце едва не разорвалось, когда она еле сдерживая рыдания сообщила ему по телефону, что не сможет прибыть на похороны. И сейчас ей необходима была его помощь. Уладив дела в Учебном центре, он собирался через пару дней вылететь в Штаты.
Мигель дошел до конца нефа и собрался было вернуться на свое место, но тут к нему приблизилась женщина в черном. Лицо ее скрывала вуаль.
– Мигелино, – мягко сказала женщина, – я скорблю о твоей утрате.
Она подняла вуаль – это была Исабель. Ее темные глаза оставались в тени, а ярко накрашенный рот казался алой трещиной на белом лице.
– Благодарю тебя, Исабель.
Он хотел было продолжить путь, но она не отставала.
– Я пришла отдать последний долг… пришла извиниться… – Ее лицо выражало сейчас страдание и печаль. – Извиниться за свое поведение в диско-баре.
– Я все понимаю, Исабель. Давай забудем это.
– Да, пусть цветут все цветы.
Кивнув, Мигель вновь попробовал пройти мимо нее, но она схватила его за руку.
– Мигель! На следующей неделе я устрою прием в память о твоем отце. Я пригласила всех его друзей. И, надеюсь, ты тоже там появишься.
– С удовольствием принял бы приглашение, Исабель, но меня здесь не будет.
– Вот как! А где же ты будешь?
– Мне надо лететь в Штаты.
– Понятно. – Пару мгновений она пристально смотрела на него, потом опустила вуаль. – Что ж, каждый должен исполнять свой долг. Всего наилучшего!
Она резко развернулась, едва не налетев на Мигеля, и пошла прочь. Он проводил ее преувеличенно почтительным поклоном.
– Извини, Мигелино, я видел, как она к тебе подкрадывается, но не так-то просто было бы утанцевать ее в сторону посреди собора.
– Да нет, она на этот раз была даже трогательна. Для разнообразия совладала со своими чувствами, даже пожелала мне всего наилучшего.
Эмилио состроил гримасу.
– Чего наилучшего? Уж не ее ли?
Глава XX
СТОУН РИДЖ
Таксомотор и Феба ластились к Патриции, словно желая показать, как они по ней соскучились. Как трогательно со стороны Мигеля – прислать их именно сейчас, когда она, вопреки задуманному, не сможет незамедлительно отправиться в Лиссабон! На ошейнике у Таксомотора Патриция обнаружила записку: «Прилечу через неделю. А пока двое посланцев передают тебе мою любовь. Мигель». Еще он прислал ей кассету с песней, под которую они танцевали в диско-баре. Патриция тут же поставила эту кассету и с затуманенными глазами вслушивалась в слова:
Я знаю, что у каждого есть сон,
И у меня, конечно же, есть свой:
Мой дом, где я от мира защищен,
Где я один… где я один с тобой.
Лаура, на диво предупредительная, вошла с чашкой кофе.
– Вот, выпей, я только что сварила. – Она заметила, что у Патриции красные глаза. – Что стряслось?
– Да ничего. Соринка в глаз попала.
– Чего-нибудь закапать?
– Да нет, не надо, и так пройдет.
Они принялись пить кофе. В комнате звучала песня:
Лежу в постели, спящий и неспящий,
Лежу – и строю замки на песке,
И лишь мечтой, зовущей и манящей,
Даю отпор унынью и тоске.
– А зачем сюда приезжает миссис Спербер?
Голос Лауры заглушил музыку.
– Что?
Патриция убавила громкость стереосистемы.
– Я спрашиваю, зачем сюда приезжает миссис Спербер?
Лаура произнесла это еще громче.
– Мы с нею подруги. Лаура обиженно надула губы.
– Ну, Лаура, не такие подруги, как с тобой… но она хочет помочь мне выпутаться из всей этой идиотской истории.
Лаура грузно шлепнулась на диван рядом с Патрицией.
– Детка, в последний раз тебе говорю. Бери деньги – и вали от них подальше. Продай им эти проклятущие акции!
Патриция вздохнула.
– Что ж, может быть, ты и права.
Как раз в это мгновенье до них донесся шум машины, подъезжающей к дому по гравиевой дорожке. Патриция бросилась встретить миссис Спербер. Та была в своем неизменном неприметно сером костюме делового покроя, но, к удивлению Патриции, следом за миссис Спербер из машины выбрался какой-то коротышка в мятом коричневом габардиновом пиджаке.
– Патриция, я хочу представить вам мистера Ховарда Биндера.
– Называйте меня просто Хови.
У Хови было мучнисто-белое лицо; казалось, что на него ни разу не падал солнечный луч. Очки в роговой оправе; Хови уставился на Патрицию сквозь толстые стекла. Большие уши были прикрыты редкими прядями черных неопрятных волос. Рядом с высокой и прямой, как палка, миссис Спербер, он казался эльфом.
Они прошли в дом. Лаура встретила их у дверей.
– Ах да, прошу прощения, – сказала Патриция. – Это моя лучшая подруга Лаура Симпсон. Лаура, это миссис Спербер и мистер Биндер.
– Рада познакомиться. Сейчас сварю вам кофе. После нескольких минут, проведенных в светской беседе за чашкой кофе, Хови поднялся с места.
– Знаете ли, Патриция, – начал он с улыбкой. – Считается, что нельзя говорить о людях у них за спиной. Но это глупость, не правда ли? – Не дожидаясь ответа, он продолжил. – Зато это единственный способ говорить начистоту. Пойду, пожалуй, пройдусь по ферме.
– Конечно, – согласилась Патриция. – Лаура, будь так добра, покажи мистеру Биндеру…
– Просто Хови!
– Покажи Хови ферму.
– С радостью, – без особого энтузиазма отозвалась Лаура.
Когда они ушли, миссис Спербер сразу же приступила к делу.
– Не позволяй обманчивой внешности ввести себя в заблуждение. Хови один из лучших адвокатов, с которыми я когда-либо имела честь быть знакомой. Его услуги вам, Патриция, непременно понадобятся.
– Ах, миссис Спербер… адвокаты… прения сторон… И все потому, что мне захотелось кое-что исправить… Неужели это означает, что я сумасшедшая?
– Нет, конечно же.
– Иногда я сама не знаю, что делать… Может быть, и впрямь продать эти акции.
– Именно этого они и хотят добиться.
Патриция подошла к окну. Во дворе Лаура направлялась к инсекторию, бок-о-бок с нею семенил маленький эльф.
– И вы полагаете, что мистер Биндер в состоянии помочь мне?
– Хови непревзойденный мастер своего дела. Он уже полностью вошел в курс происходящего и горит нетерпением вам помочь.
– Но он так выглядит…
– Понятно-понятно… – Миссис Спербер кивнула. – Но он – тот самый Давид, который всегда побеждает любого Голиафа. И ему до смерти хочется еще раз заняться нашей корпорацией. Три года назад он выиграл у нас процесс по антимонопольному законодательству. Это влетело нам в пятнадцать миллионов долларов.