Когда я думаю об этом, многие постулаты фундаментальной физики представляются мне очевидными до абсурда. Любой пьяница, который пытался припарковать свой автомобиль на то самое место, которое занимал фонарный столб, может считаться физиком-самоучкой.

Предположив, что мы оба не сможем сосуществовать, не вызвав катастрофы, я остался в гостиной, дожидаясь, пока второй Одд Томас переступит порог и скроется в черной комнате.

Вы, несомненно, полагаете, что с его уходом в черноту временной парадокс благополучно бы разрешился и кризис, предсказанный верящими в возможность конца света учеными, миновал, но ваш оптимизм основан на том, что вы счастливо живете в мире стандартных пяти чувств. Вам, в отличие от меня, не приходится иметь дело с паранормальным талантом, который вы не понимаете и не можете полностью контролировать.

Вы счастливчик.

Как только этот Одд Томас полностью скрылся за порогом напрочь лишенной света комнаты, я подошел к двери, которую он оставил открытой. Не мог видеть его, разумеется, нас же разделяла стена черноты, но полагал, что он, как только обернется, увидит меня, то есть произойдет событие, уже происшедшее со мной.

Когда, по моим расчетам, он заметил красный огонек, приблизился к нему на двадцать шагов и обернулся, чтобы увидеть меня, стоящего на пороге, я посмотрел на часы, чтобы зафиксировать начало этого эпизода, и сунул в черноту правую руку, лишь для того, чтобы полностью повторить увиденное мною телодвижение, после чего вновь переступил порог.

Больше всего я боялся, не говоря о возможности взрыва и перспективы опоздать на обед со Сторми, что могу попасть во временную ловушку, которая заставит меня вновь и вновь, до бесконечности, кружить по дому Человека-гриба, попадая из гостиной в черную комнату и обратно.

Я не уверен, что такая временная ловушка вообще возможна. Любой физик высмеял бы меня за подобные тревоги и обвинил бы в невежестве. Но, если для физика эта ситуация — сугубо теоретическая, то для меня — самая что ни на есть практическая, поэтому я считал себя вправе рассматривать любые варианты.

Впрочем, имеются весомые доказательства того, что во временную ловушку я не угодил: оставшаяся часть моей истории — не бесконечное повторение происшедшего в доме Человека-гриба, хотя есть причины, по которым мне бы хотелось, чтобы она состояла только из этого.

На этот раз, в мой второй визит в черную комнату, я куда более решительно, пусть и с той же картинной храбростью, двинулся к красному маяку, который находился в центре черной комнаты. Его загадочный свет показался мне более зловещим, чем в первый раз, и, как и раньше, он совершенно не разгонял мрак.

Дважды я оглядывался на распахнутую дверь в коридор, но ни разу не увидел себя. Тем не менее я вновь ощутил внезапное покачивание гироскопа, и меня опять вышвырнуло из этого странного помещения…

… на этот раз в жаркий августовский день, его вторую половину, где я выходил из тени гаражной пристройки в солнечный свет, золотые иглы которого тут же вонзились мне в глаза.

Я остановился, прищурился, защищаясь от яркого света, и ретировался в тень гаражной пристройки.

Гробовая тишина, которая царствовала в доме, не распространялась за пределы стен. Вдалеке лениво лаяла собака. По улице проехал старый «Понтиак» с кашляющим двигателем и скрипящим ремнем вентилятора.

В уверенности, что мое пребывание в черной комнате затянулось не больше чем на минуту, я еще раз сверился с часами. Судя по увиденному, меня не только вышвырнуло из дома, но и забросило в будущее на пять или шесть минут.

Во дворе с наполовину выжженной солнцем растительностью и в сорняках, полоса которых отделяла этот участок от следующего, стрекотали цикады, так громко, будто скопилось их на этом маленьком, залитом солнцем клочке земли великое множество.

Вопросы так и роились у меня в голове. Ни один не имел отношения к жизни покрышек или финансовой стратегии, благодаря которой двадцатилетний повар блюд быстрого приготовления мог обеспечить себе безбедную жизнь на пенсии.

Я спрашивал себя, может ли человек с постоянной полубезумной улыбкой, человек, не умеющий поддерживать порядок в доме, человек, делящий свое свободное время между порнографическими журналами и любовными романами, мог ли такой человек оказаться супергением, который с помощью электронных приборов, купленных в «Рэдио-шэк»,[23] сумел трансформировать одну комнату своего скромного дома в машину времени. Год за годом странные события, случавшиеся со мной, по капле выдавливали из меня скептицизм, но версия с супергением не показалась мне убедительной.

Я спрашивал себя, а принадлежит ли Человек-гриб к роду человеческому. Пожалуй, склонялся к тому, что он — пришелец.

Я спрашивал себя, сколь долго он здесь живет, кем представляется, каковы, черт побери, его намерения.

Я спрашивал себя, а может, черная комната совсем и не машина времени, а что-то еще более необычное. И организуемые этой комнатой путешествия во времени — всего лишь побочные эффекты основной ее функции.

Я спрашивал себя, как долго собираюсь стоять в тени покосившейся гаражной пристройки, размышляя над ситуацией, вместо того чтобы что-то делать.

Дверь между гаражной пристройкой и домом автоматически захлопнулась за моей спиной после того, как я вошел в дом в первый раз. Вновь я отжал язычок замка с помощью ламинированного водительского удостоверения, довольный, что наконец-то получил наглядное подтверждение: уплаченные мною налоги используются на что-то полезное.

В гостиной по-прежнему валялись журналы с голыми женщинами и любовные романы, но на полпути к коридору, ведущему к спальне Человека-гриба и черной комнате, я остановился как вкопанный.

Ко мне вернулась способность слышать. На кухне под моими ногами потрескивали половицы, укрытые древним линолеумом, дверь в гостиную заскрипела на несмазанных петлях. Тишина более не глушила в доме все звуки.

Воздух, ранее чуть ли не морозный, стал всего лишь прохладным. И постепенно нагревался.

А необычный неприятный запах не совсем сгоревшей проводки, смешанный с не совсем аммиаком, угольной пылью и мускатным орехом, стал более резким, чем раньше, но и значительно ослабел.

Обычный инстинкт самосохранения, никакое не шестое чувство, подсказал мне, что не надо идти к черной комнате. Более того, возникло острое желание ретироваться из гостиной.

Я вернулся на кухню и спрятался за дверью, приоткрыв ее на два дюйма, чтобы увидеть тех, от кого я бежал, если они появятся.

И лишь только я скрылся за дверью, как из коридорчика в гостиную повалили бодэчи.

Толпа движущихся бодэчей обычно вызывает мысли о волчьей стае, выслеживающей добычу. В других случаях они напоминают мне охотящихся котов.

Но на этот раз, когда я смотрел, как врываются они из коридорчика в гостиную, у меня возникли ассоциации с тараканами, так быстро и решительно они ее заполнили.

Да и количеством они больше напоминали тараканов. Двадцать, тридцать, сорок… молчаливые, черные тени клубились передо мной, только, в отличие от настоящих теней, эти никто не отбрасывал, вот они и могли двигаться, как им заблагорассудится, ни к чему не привязанные.

Они устремились к плохо подогнанной входной двери, к плохо подогнанным окнам гостиной, как ленты сажи, утягиваемые сквозняком. Через щели они вылетали из дома в залитый послеполуденным светом Кампс Энд.

Но при этом из коридорчика в гостиную вываливались все новые и новые бодэчи: пятьдесят, шестьдесят, семьдесят, в итоге я просто сбился со счета. Никогда прежде я не сталкивался с таким количеством бодэчей.

И хотя, стоя за дверью в кухне, я мог видеть только арку коридора, отходящего от гостиной, я знал, откуда эти незваные гости попадали в дом. Они не поднялись с пола под кроватью Человека-гриба, где лежали только серые катышки пыли да грязные носки. Они не появились из стенного шкафа, где обитали вместе с привидениями. Их дверью в дом не стало сливное отверстие раковины или унитаза. Нет, нет и нет. Они вошли в него через черную комнату.