В конце концов, в ее космологии, эта жизнь — тренировочный лагерь, где ты проходишь курс молодого бойца. Если не преодолеешь все препятствия, если полученные раны свалят с ног, ты не сможешь перейти в следующую жизнь, где тебя ждут великие свершения, ее Сторми называет «службой». И уж тем более тебе не будет дарована третья жизнь, с радостями и удовольствиями, с которыми, по ее мнению, не сможет сравниться шарик кокосо-вишне-шоколадного мороженого.

Поэтому, какие бы тяготы ни выпадали на ее долю, какие бы удары ни наносила ей жизнь, Сторми, образно говоря, всегда остается на ногах. В отличие от нее, я иной раз должен остановиться, оглянуться, чего уж там, даже присесть.

Мне хотелось прийти к Карле спокойным, собранным, сильным, излучающим позитивную энергию. Ей требовалась поддержка, а не слезы или сочувствие.

Спустя две или три минуты я успокоился и примерно наполовину взял себя в руки. Решив, что большего мне не добиться, поднялся и нажал на кнопку с цифрой 4.

Комната ожидания, расположенная по другую сторону холла от отделения интенсивной терапии, настроения не поднимала. Серые стены, серо-черные плиты винила на полу, серые и грязно-коричневые стулья. Создавалось ощущение, будто здесь поселилась смерть. Просто руки чесались дать подзатыльник дизайнеру по интерьерам, услугами которого воспользовалась больница.

Сестра чифа, Эйлин Ньюфилд, сидела в углу, с красными от слез глазами, комкая в руках вышитый платок.

Рядом с ней устроился Джейк Халквист, утешал. Он был лучшим другом чифа. На службу они поступили в один год.

Джейк приехал в больницу без формы, в брюках цвета хаки и футболке навыпуск. Даже не завязал шнурки кроссовок. И волосы торчали во все стороны, словно после звонка о покушении на чифа он не успел причесаться.

Карла же выглядела как всегда: свежая, как роза, прекрасная, уверенная в себе.

Сидела с сухими глазами, не плакала. Прежде всего была женой копа, а уж потом женщиной. Не собиралась давать волю слезам, пока Уайатт боролся за свою жизнь, потому что душой боролась вместе с ним.

Как только я переступил порог, Карла поднялась, подошла ко мне, обняла.

— Вот уж долбануло так долбануло, не так ли, Одди? Молодежь в такой ситуации использует именно это слово?

— Долбануло, — согласился я. — Еще как.

Учитывая состояние Эйлин, Карла увела меня в холл, где мы могли поговорить.

— Ему позвонили по личной ночной линии, около двух часов ночи.

— Кто?

— Не знаю. Звонок только наполовину разбудил меня. Он сказал мне, все в порядке, спи.

— Многим известен номер ночной линии?

— Нет. Он не стал одеваться. Вышел из спальни в пижаме, вот я и решила, что это какая-то мелочовка, с которой он может разобраться дома, и заснула вновь… но меня тут же разбудили выстрелы.

— Когда это случилось?

— После звонка не прошло и десяти минут. Похоже, он открыл дверь человеку, которого ждал…

— И которого знал.

— …и в него выстрелили четыре раза.

— Четыре? Я слышал о трех выстрелах в грудь.

— Три в грудь, — подтвердила она, — и четвертый в голову.

Услышав о выстреле в голову, я вновь чуть не сполз по стене на пол: возникла необходимость посидеть.

Должно быть, я изменился в лице, потому что Карла быстро добавила:

— Мозг не поврежден. Выстрел в голову оказался наименее опасным, — ей удалось выдавить из себя улыбку. — Он обратит его в шутку, как по-твоему?

— Полагаю, уже обратил.

— Я буквально слышу, как он говорит: «Если вы хотите вышибить мозги Уайатту Портеру, стрелять ему нужно в задницу».

— Да, на него это очень похоже, — согласился я.

— Они думают, что это был контрольный выстрел, после того как чиф упал, но, возможно, у киллера сдали нервы или он отвлекся. Пуля только задела череп.

— Кому же хотелось его убить?

— К тому времени, как я спустилась вниз с пистолетом, позвонив по 911, киллер уже скрылся.

Я представил себе, как спускается она по лестнице, держа пистолет обеими руками, готовая вступить в перестрелку с тем, кто поднял руку на ее мужа. Львица. Как Сторми.

— Когда я нашла Уайатта, он уже лежал без сознания.

По коридору, от лифта, шла медсестра в зеленом хирургическом костюме. На ее лице читалось: «Пожалуйста, не стреляйте в гонца».

Хирургическая медсестра Дженна Спинелли окончила среднюю школу за год до меня. Ее спокойные серые глаза испещряли синие точки, а изяществу рук с длинными пальцами могли бы позавидовать многие пианистки.

Новости, которые она принесла, оказались не столь мрачными, как я боялся, но и не столь хорошими, как хотелось бы. Состояние чифа оставалось стабильным. Он потерял селезенку, но мог без нее обойтись. Одна пуля пробила легкое, но дыру уже залатали, ни один из других важных органов серьезных повреждений не получил.

Основные этапы операции остались позади, они уже сшивали сосуды, и хирург, возглавлявший бригаду врачей, полагал, что чиф покинет операционную через полтора, максимум два часа.

— Мы уверены, что операцию он переживет, — заявила Дженна. — И главное теперь — предотвратить послеоперационные осложнения.

Карла вернулась в комнату ожидания, чтобы ввести в курс дела сестру чифа и Джейка Халквиста. Оставшись наедине с Дженной, я спросил:

— Ты сказала все или что-то приберегла?

— Сказала все как есть, Одди. Мы не утаиваем плохие новости от родственников. Говорим правду и только правду.

— Долбаете по голове.

— А что делать? — Она пожала плечами. — Я знаю, вы были очень близки.

— Да.

— Думаю, он выкарабкается, — выдала свой прогноз Дженна. — Операцию выдержит, поправится и покинет больницу на своих двоих.

— Но ты не можешь этого гарантировать.

— А кто может? У него же внутри каша. Но все оказалось не так плохо, как мы подумали, когда положили его на стол, до начала операции. У человека, получившего три пули в грудь, шанс выжить — один на тысячу. Ему невероятно повезло.

— Если это везенье, в Вегас ему лучше не ездить.

Подушечкой указательного пальца она оттянула вниз нижнее веко моего левого глаза, всмотрелась в расширившиеся сосуды белка.

— Ты, похоже, вымотался донельзя, Одди.

— День выдался длинным. Ты знаешь… в «Гриле» завтрак начинается рано.

— Я была там на днях с двумя подругами. Ты приготовил нам ленч.

— Правда? Иногда у меня такая запарка, что я глаз не могу оторвать от сковороды, посмотреть, кого кормлю.

— У тебя талант.

— Спасибо. Приятно слышать.

— Говорят, твой отец продает Луну.

— Да, но для отпуска это не самое лучшее место. Нет воздуха.

— Ты совсем не такой, как твой отец.

— Да кому захочется быть таким?

— Большинству парней.

— Думаю, в этом ты ошибаешься.

— Знаешь, что я тебе скажу? Ты должен организовать кулинарные курсы.

— Я умею только жарить.

— Я бы все равно записалась.

— Это не слишком здоровая пища.

— Все мы от чего-то да умрем. Ты по-прежнему с Броуэн?

— Сторми. Да. Это судьба.

— Откуда ты знаешь?

— У нас одинаковые родимые пятна.

— Ты хочешь сказать, что она вытатуировала такое же, как у тебя?

— Вытатуировала? Нет, оно у нее от природы. Мы женимся.

— Правда? Не слышала об этом.

— Это самая последняя новость.

— Подожди, пока девушки прознают об этом.

— Какие девушки?

— Все.

Разговор пошел какой-то странный, вот я и сменил тему.

— Послушай, я — ходячая грязь, мне нужно помыться, но я не хочу уходить из больницы, пока чиф Портер не покинет операционную живым, как ты и сказала. Есть тут место, где я смогу принять душ?

— Я поговорю со старшей сестрой этажа. Думаю, такое место мы найдем.

— Чистая одежда у меня в машине.

— Тогда сходи за ней. А потом подходи к сестринскому посту. Я обо всем договорюсь.

Она уже начала поворачиваться, когда я спросил:

— Дженна, ты училась играть на пианино?