— Пообедаем? — спросил я Сторми.

— После того, что произошло в церкви?

Я пожал плечами.

— Все оставшиеся нам годы мы будем жить после того, что произошло в церкви. Лично я намерен снова начать есть, и чем быстрее, тем лучше.

— Эта еда не сравнится с тем пиром, который я собиралась устроить на колокольне.

— Так что будем делать?

— Я умираю от голода.

Держа одной рукой мобильник у уха, второй я поставил «Мустанг» в хвост очереди к «автоокну».[37]

— Почему он решил разгромить церковь? — спросил чиф Портер, вернувшись на мою линию.

— Понятия не имею, сэр. Он пытался устроить мне и Сторми ловушку в звоннице церкви…

— А что вы делали в звоннице?

— Устроили пикник, сэр.

— Полагаю, видели в этом какой-то смысл.

— Да, сэр. Там очень красиво. Мы обедаем наверху пару раз в месяц.

— Сынок, мне бы не хотелось поймать тебя обедающим на флагштоке перед Дворцом правосудия.

— Конечно, это не настоящий обед, закуски.

— Если вы хотите приехать сюда, мы сможем накормить вас жареным мясом. Захватите и Элвиса.

— Я оставил его у баптистской церкви, сэр. Мы со Сторми стоим в очереди за тако,[38] но все равно спасибо.

— Расскажи мне о Робертсоне. Мой человек давно уже следит за его домом в Кампс Энде, но он еще не возвращался.

— Он стоял на кладбище, увидел нас наверху, в звоннице. Показал нам палец, а потом попытался добраться до нас.

— Ты думаешь, он знает, что ты побывал в его доме? — спросил чиф.

— Если он не заезжал домой после меня, я не понимаю, как он может это знать, но он знает. Одну секунду, сэр.

Мы добрались до меню.

— Тако с меч-рыбой, побольше сальсы,[39] жареные кукурузные палочки и большой стакан «колы», — сказал я пареньку в сомбреро, который тут же продиктовал мой заказ в подвешенный у рта микрофон. Посмотрел на Сторми. Она кивнула. — В двойном размере.

— Вы в «Мексиканской розе»? — спросил чиф.

— Да, сэр.

— У них потрясающие чурро.[40] Советую попробовать.

Я последовал его совету и заказал две порции чурро пареньку в сомбреро, который вновь поблагодарил меня голосом девочки-подростка.

Автомобильная очередь поползла вперед, и я продолжил:

— Когда мы сумели удрать от Робертсона в церкви, он, должно быть, рассердился. Но почему он решил выместить свою злость на здании, я не знаю.

— Две патрульные машины уже едут к церкви, без сирен. Возможно, они уже там. Но вандализм… это же не идет ни в какое сравнение с теми ужасами, которые, по твоим словам, он замыслил.

— Нет, сэр. Не идет. И до пятнадцатого августа меньше трех часов.

— Если мы сможем отправить его в тюрьму за вандализм, у нас будет повод покопаться в его жизни. Может, это даст нам шанс понять, что он хотел устроить в Пико Мундо.

Пожелав чифу удачи, я оборвал связь и вернул мобильник Сторми.

Посмотрел на часы. Полночь, а вместе с ней и 15 августа, надвигалась на нас, как цунами, набирая высоту и мощь. Бесшумная, но несущая смерть слепая сила.

С тем чтобы услышать от чифа, поймали они Робертсона на вандализме или нет, Сторми и я поели на автостоянке «Мексиканской розы», опустив стекла «Мустанга» в надежде на легкий ветерок. Еду здесь готовили вкусную, но горячий ночной воздух пахнул исключительно выхлопными газами.

— Так ты залез в дом Человека-гриба, — в голосе Сторми не слышалось вопроса.

— Окно не разбивал. Воспользовался водительским удостоверением.

— Он держит в холодильнике отрезанные головы?

— Холодильник я не открывал.

— А где еще ты рассчитывал найти отрезанные головы?

— Я их не искал.

— Эта мерзкая улыбка, эти странные серые глаза… Бр-р-р. Тако превосходные.

Я согласился.

— И мне нравятся все цвета в сальсе. Желтый и зеленый — чили, красный — нарубленные помидоры, фиолетовые кусочки — лук… похоже на конфетти. Ты должна точно так же готовить сальсу.

— Ты что, будешь теперь учить меня кулинарии? Лучше расскажи, что ты там нашел, не обнаружив отрезанных голов?

Я рассказал ей о черной комнате. Слизывая крошки кукурузных палочек с пальцев, она повернулась ко мне.

— Послушай меня, странный ты мой.

— Я превратился в уши.

— Они у тебя большие, но ты состоишь не только из них. Так что открой уши пошире и послушай, что я тебе сейчас скажу: больше не заходи в черную комнату.

— Ее уже не существует.

— Даже не ищи ее, в надежде что она вернется.

— Такая мысль не приходила мне в голову.

— Еще как приходила.

— Приходила, — признал я. — То есть мне хотелось бы понять, как эта комната… как эта чертова комната работает.

Чтобы подчеркнуть значимость своих слов, Сторми нацелила на меня кукурузную палочку.

— Это ворота ада, и нечего тебе около них отираться.

— Не думаю, что это ворота ада.

— Тогда что это?

— Не знаю.

— Это ворота ада. Если ты отправишься на поиски и найдешь их, то окажешься в аду, а я не собираюсь спускаться туда, чтобы найти тебя и вытащить твою задницу из костра.

— Твое предупреждение не будет оставлено без внимания.

— Трудно, знаешь ли, быть замужем за человеком, который видит мертвых и каждый день общается с ними. Не хватало только, чтобы он еще начал гоняться за воротами в ад.

— Я за ними не гоняюсь, и с каких это пор мы женаты?

— Мы поженимся. — Она доела последнюю кукурузную палочку.

Я не единожды предлагал Сторми выйти за меня замуж. Хотя мы оба соглашались в том, что у нас родственные души и мы будем вместе до скончания веков, она всякий раз отметала мое предложение, говоря что-то вроде: «Я безумно тебя люблю, Одди, так безумно, что готова отрезать ради тебя правую руку, если тебе потребуются доказательства моей любви, но насчет женитьбы… давай погодим».

Понятное дело, кусочки непрожеванного тако с меч-рыбой выпали у меня изо рта, когда я услышал о том, что мы собираемся пожениться. Я подобрал их с футболки, покидал обратно в рот и съел, выгадывая время, чтобы подумать, а потом спросил:

— Так… ты хочешь сказать, что принимаешь мое предложение?

— Глупый, я приняла его давным-давно, — и продолжила, чтобы стереть недоумение с моего лица: — О нет, не сказала тебе традиционное: «Да, дорогой, я твоя», но использовала другие слова.

— Я, знаешь ли, не воспринял «давай погодим» как согласие.

Смахнув крошки меч-рыбы с моей футболки, она ответила:

— Тебе нужно учиться слушать не только ушами.

— А каким отверстием ты предлагаешь мне слушать?

— Не груби. Тебе это не идет. Я хотела сказать, что иногда ты должен слушать сердцем.

— Я так долго слушал сердцем, что периодически мне приходилось вычищать ушную серу из аорты.

— Как насчет чурро? — спросила она, раскрывая маленький пакет из белой бумаги. И салон «Мустанга» сразу наполнился ароматом печеного теста и корицы.

— Как ты можешь думать о десерте в такое время?

— А разве сейчас не время обеда?

— Сейчас время разговора о женитьбе. — Мое сердце так стучало, будто я за кем-то гнался или кто-то гнался за мной, но я надеялся, что с погонями на этот день покончено. — Послушай, Сторми, если ты говоришь серьезно, тогда я приму меры, чтобы улучшить мое финансовое положение. Уйду из «Гриля», и я говорю не про покрышки. У меня более серьезные намерения.

Она, улыбаясь, склонила голову, прищурилась.

— И что же, по твоему мнению, серьезнее покрышек?

Я на мгновение задумался.

— Обувь.

— Какая обувь?

— Любая. Торговля обувью.

На лице Сторми отразилось сомнение.

— Обувь лучше покрышек?

— Конечно. Как часто ты покупаешь покрышки? Даже не раз в год. И для автомобиля тебе нужен только один комплект. А людям нужна не одна пара туфель. Им нужно много пар. Коричневые туфли, черные, беговые, сандалии…