Вчера праздновали именины императора, в Невской лавре собралось немало народу во главе с великим князем Константином, — которому, между прочим, сделалось дурно в церкви, однако вечером я встретил его в Павловске, и он показался мне совершенно оправившимся от своего минутного недомогания. — А накануне я был в той же самой лавре на панихиде по Михаилу Муравьеву… с чьей смерти в тот день минул ровно год. Присутствовали его кузина, его сын Леонид с женой, но без Софи, которая осталась в деревне, еще человек двадцать друзей. Погода стояла мягкая и солнечная, и я подумал: как бы мне хотелось получить возможность дарить такую погоду добрым душам, которые по тому же поводу будут наносить мне ежегодный визит…
В «Revue des Deux Mondes» от 1-го сентября появилась статья о Славянском съезде, написанная неким поляком, где, как мне сообщили, много внимания уделено моей особе, что само по себе меня нисколько не взволновало бы. Но хуже то, что в этой статье говорится о моих отношениях с князем Горчаковым и приводится несколько более или менее удачных острот в его адрес, которые упорно приписываются мне, хоть их происхождение, по меньшей мере, сомнительно… И что ж, наш милейший канцлер оказался настолько добр, что говорил со мной об этом маленьком недоразумении с самой благодушной веселостью и откровенностью, хотя имел основание поверить в мое авторство, ибо его приближенные, которых он спросил об упомянутых остротах, поспешили сказать ему, что давным-давно их знают, как знает весь свет. — Но повторяю, это было всего лишь маленькое облачко, уже растаявшее.
Что до новостей из Москвы, то они по-прежнему состоят из одних догадок… Никогда еще, я убежден, сроки беременности так не растягивались, и у меня порой возникает мысль, что беременность эта не настоящая и что все это состояние неопределенности разрешится каким-нибудь совершенно ненормальным феноменом.
Тем временем грозивший аксаковской газете удар был благополучно предотвращен, благодаря, мне кажется, отсутствию Валуева. Спасовали перед ответственностью решения, которое стало бы вопиющим произволом, потому что в последнее время в газете Каткова появились статьи с выпадами гораздо более серьезными и еще более резкими. — Поскольку же я знал, что ни у кого не хватит смелости тронуть «Московские ведомости», я потребовал начать с предупреждения за эти статьи под страхом того, что, закрыв на них глаза, мы самым откровенным образом распишемся в нашей непоследовательности и трусости… Поистине, этот злосчастный Совет — жалкое учреждение, достойно отражающее в своей мизерности то огромное целое, частью которого оно является.
Димино здоровье вполне удовлетворительно. Он все время на ногах, иногда занимается со студентом, который к нему захаживает. Я наслаждаюсь его соседством, но без навязчивости, то есть предоставляя ему полную и неограниченную свободу действий. — Не думаю, чтобы он мог когда-либо сказать, что отеческий кров слишком тяготел над ним. — У нас совершенно разный распорядок дня, и нам почти не случается вместе обедать, но мы часто встречаемся за завтраком.
Я бы мог писать тебе без конца, но чувствую, что пальцы мои деревенеют и скоро откажутся мне повиноваться. Так что пока до свиданья. Я покидаю тебя, милая моя киска, чтобы идти заниматься доверенностью. Милейший Добровольский мне все это устроит.
Нежно поцелуй за меня Мари. В последний раз я написал ей письмо, которое должно ее вполне удовлетворить, хотя бы своей пространностью.
Господь с вами.
Аксаковой А. Ф., 8 сентября 1867
140. А. Ф. АКСАКОВОЙ 8 сентября 1867 г. Петербург
Pétersbourg. Vendredi. 8 sept
Eh bien, ma fille, eh bien? — Il est donc décidé que ce sera pour le mois d’octobre? Je me résigne à cet ajournement, pourvu qu’en attendant ta santé soit bonne.
Mais comment se fait-il que la sage-femme, qui t’annonçait avec tant d’assurance il y a déjà un mois l’imminence du terme, ait pu se tromper si grossièrement? et une pareille erreur ne t’inspire-t-elle pas quelques doutes sur sa science et son expérience? Ce serait là, peut-être, une question à examiner. Mais il est certain que tu es mieux à même que personne de la résoudre.
Le président du Conseil de la Presse, Похвиснев, qui est en ce moment à Moscou, me disait à son départ qu’il aurait beaucoup désiré voir ton mari. Et moi aussi j’aurais désiré que cette rencontre pût avoir lieu — non pas que j’espère qu’il en résulte une solution rationnelle de la question de la presse, nécessairement insoluble partout où la presse est encore une question, mais une entrevue personnelle convaincrait ton mari qu’il n’y a pas l’ombre de parti pris contre lui, rien qui ressemble à une hostilité systématique. En général on est trop disposé à distance de systématiser hommes et choses. Et nulle part ce procédé n’est aussi trompeur que chez nous, surtout dans les régions officielles où il n’y a pas assez d’idées pour qu’il y eût lieu à rien systématiser. Avec ces gens-là il faut toujours se garder de viser trop haut.
Pour ce qui concerne en particulier ce pauvre Conseil de la Presse, il vaut mieux que ce qu’il fait très souvent par la faute de l’institution, il est condamné à faire ce qui lui répugne. C’est ce qui vient de lui arriver tout dernièrement à propos d’un article des Биржевые вед<омости>, dirigé contre le Ministère des Finances. Après mûr examen, il avait été convenu que cet article n’appelait pas un avertissement. C’était avant le retour de Mr de Reutern, et il s’est trouvé que nous avions compté sans notre hôte. Car à peine celui-ci a-t-il en pris connaissance de l’article en question qu’il a déclaré dans le Conseil des Ministres qu’il réclamait une répression administrative contre le dit journal… Et force a été au pauvre Conseil de se déjuger, pour lui accorder la satisfaction demandée. Tout cela est aussi misérable que révoltant, mais qu’y faire…
Je suis très impatient de me retrouver à Moscou entre ton cher mari et toi, et je n’attendrais pas l’annonce de l’événement, pour me rendre auprès de vous, si j’avais dans le moment actuel plus de latitude pour une absence. J’ai eu ces jours-ci une lettre de Biarritz satisfaisante. Mais depuis longtemps je ne sais rien de Daria.
Dieu vs garde.
Перевод
Петербург. Пятница. 8 сентября
Ну что, дитя мое, ну что? — Значит, это уже определенно произойдет в октябре? Я готов мириться с ожиданием, лишь бы ты хорошо его перенесла.
Но как же акушерка, еще месяц назад с полной уверенностью заявлявшая, что дело идет к исходу, могла так сильно ошибиться? и не внушает ли тебе подобная ошибка некоторых сомнений в ее знаниях и опытности? Этим, пожалуй, стоило бы озаботиться. Впрочем, тебе, конечно, виднее, чем кому-либо.
Председатель Совета по делам печати Похвиснев, сейчас находящийся в Москве, говорил мне перед отъездом, что очень хотел бы повидаться с твоим мужем. Мне бы тоже хотелось, чтобы эта встреча состоялась, — не потому, что я жду от нее какого-нибудь разумного решения вопроса печати, неизбежно неразрешимого повсюду, где печать все еще под вопросом, но личное свидание убедило бы твоего мужа, что по отношению к нему нет и тени предвзятости, нет ничего похожего на систематическую враждебность. Человеку вообще свойственно систематизировать мало знакомых людей и отдаленные предметы. И ни в одной стране подобный подход не чреват более глубокими заблуждениями, чем у нас, особенно когда речь идет о правительственных сферах, где настолько мало идей, что и систематизировать-то нечего. Эту публику никогда не следует переоценивать.