Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Игорь, наконец, выпустил отца из своих объятий, теперь к Стогову шагнул Ларин, который в этот день надел на штатский пиджак все свои боевые ордена.

Сначала Ларин хотел в несколько официальном тоне приветствовать Стогова, но потом на полуслове оборвал свою речь и по русскому обычаю трижды расцеловался с профессором.

Так же приветствовал Ларин и Новикова, а Стогова уже сжимали в объятиях Булавин, Грибанов, Тихонов.

— Как станция? — задал Стогов первый вопрос Булавину, когда несколько улеглась радость встречи.

— Все готово к пуску. Ждем вас, — опередил Булавина с ответом Тихонов.

— К пуску?! — изумился Стогов. — Но десять дней тому назад там было еще минимум на месяц работы?

— А вот представитель от товарища Ларина просил партийный актив стройки ускорить пуск станции. Ну, и ускоряем, — заключил Тихонов.

Стогов знал, что за этими скупыми словами стоял героический труд многих людей и с благодарностью думал об этих людях.

Лобов, докладывая начальнику Управления об успешном окончании операции, подробно рассказал и о сцене между Новиковым и профессором Стоговым. Прислушавшийся Стогов шутливо поднял руки и с наигранно сокрушенным видом произнес:

— Сдаюсь, Андрей Савельевич! Не получится из меня Шерлока Холмса, лишили вы меня лавров единственного в моей жизни подвига по задержанию преступника. Придется, видно, опять наукой заниматься. Хотя, позвольте… — Стогов вдруг стал очень серьезен. — Я, кажется, все же назову вам одного предателя, который, насколько я понял из слов Алексея Петровича, пока остается безнаказанным.

— Кого вы имеете в виду? — насторожился Ларин.

— Я имею в виду моего бывшего ученика, ныне кандидата наук Ореста Эрастовича Ронского. Ведь это он ввел в мой дом иностранного агента.

Ларин заговорил мягко, стремясь убедить Стогова:

— К счастью, вы опять ошиблись, профессор. Ронский действительно сильно виноват перед вами. Но Ронский не предатель. Он очень легкомысленный, болтливый, неразборчивый в знакомствах человек. Враг ловко ловит в свои сети таких людей. Но в связи со всей этой историей Ронский получил хорошую встряску. И, надо отдать должное, охотно встал на путь искупления своей вины. Скажу больше, Ронский немало сделал для того, чтобы помочь нам в борьбе против вражеской группы. По поручению и под наблюдением Лобова он дезинформировал врага о наших настроениях и намерениях, и о ходе строительства станции. Он же подготовил почву для похищения мнимого Булавина, помог нам внедрить в логово врага советского разведчика.

— Он и на стройке отлично работает, — вмешался в разговор Игорь.

— Очень рад этому, — отозвался профессор. — Значит, одним хорошим человеком больше. Кстати, мне следует попросить у Алексея Петровича извинение за одну давнюю размолвку. Я вижу, что был тогда не прав, осуждая уход Лобова из науки. Он выбрал очень важный, почетный и трудный путь в жизни. У вас талантливые люди нужны не менее, чем в науке.

В это время к собеседникам подошла большая крытая автомашина с зарешеченной сверху дверцей. Сотрудники Управления, которые под руководством Щеглова уже заканчивали обыск в домике и его разминирование, направились к крыльцу, чтобы перенести оттуда в машину Кондора.

Пока они ходили, Ларин подошел к открытой дверце машины и заглянул туда. Там, под охраной автоматчиков сидел уже несколько оправившийся от потрясения Шеф.

— Ну вот мы и встретились с вами, синьор Энрико Валленто. Надеюсь, что это будет наша последняя встреча с вами.

Услышав свое имя, Янус вздрогнул и поднял голову. Только звериную злобу прочел Ларин в этом мрачном взгляде, только злоба звучала в словах Януса, когда он, с трудом двигая распухшими губами, хрипло произнес с иронической вежливостью:

— У меня было так много имен, что я давно забыл настоящее. Благодарю, что вы напомнили мне о нем.

— И мы, и простые люди других стран многое напомним вам, Янус, из того, что вы хотели бы забыть навсегда. Это будет очень длинный счет, Янус, — спокойно отпарировал Ларин.

— Вы переиграли меня, господин Ларин! — задохнулся Янус от душившей его злобы. — И поэтому можете говорить мне все, что вам заблагорассудится.

— Не я переиграл вас, Янус, — возразил Ларин. — Советская земля разверзлась у вас под ногами, советские люди стеной встали на вашем волчьем пути, в Советском государстве вы оказались в мертвом для вас безвоздушном пространстве.

Глава двадцать шестая

СОКРОВИЩА КРЯЖА ПОДЛУННОГО

Прошло еще две недели. Теплая июльская ночь опустилась над Крутогорской котловиной. Мириады звезд сплелись в причудливо светящемся хороводе на плюшевом фиолетовом небе. Легкой прохладой потянуло с невидимых во мгле горных вершин, угомонились птичьи стаи в уснувшей тайге, тишина разлилась в напоенном ароматом цветения буйного разнотравья воздухе, тишина опустилась на городские проспекты и площади.

Непривычная тишина воцарилась в эту теплую ночь и на площадке строительства Крутогорской термоядерной электростанции.

Днем здесь шли последние приготовления к пуску. Разбирали и грузили в машины ставшие уже ненужными ажурные металлические тела кранов, штабели неиспользованных солнцелитовых блоков, специальные комбайны очищали площадку от мусора. Не всякая хозяйка, даже в праздничный день, добивается в своей квартире такой чистоты, какая была наведена строителями на территории будущей станции. Разноцветные пластмассовые плиты, устилавшие площадку, слегка смочили водой и теперь казалось, что поднимавшееся к облакам, гигантское серебристое кольцо реактора покоится на причудливом мозаичном полу.

Наибольшее оживление царило в хрустальном кубе здания Центрального диспетчерского пульта. Здесь под руководством Игоря Стогова и Ронского, которые стали в эти дни неразлучными, инженеры вели последнее опробование приборов управления и контрольной аппаратуры.

Все эти дни помолодевший, словно бы сбросивший со своих плеч добрые два десятка лет, профессор Стогов и Булавин, который буквально светился предчувствием близкой огромной радости, не знали отдыха. Они стремились побывать всюду, все увидеть и проверить собственными глазами.

И Стогов, и Булавин понимали, что пуск их детища явится не только величайшим триумфом советской науки, но откроет новый этап и в развитии всей мировой науки. Понимали они и то, что малейшая оплошность, недогляд могут погубить, скомпрометировать великое научное открытие.

Но сколь ни придирчивы были ученые, даже их требовательный глаз не находил неполадок. В этом небывалом на земле сооружении в чудесном синтезе слились воедино творческий порыв ученых, изобретательность и смелость инженеров, вдохновенное мастерство советских наследников легендарных русских умельцев прошлого.

— Спасибо, Федор Федорович, спасибо, — наперебой твердили Тихонову Булавин и Стогов.

— Меня-то за что благодарить, — устало отказывался сбившийся с ног Тихонов, — вы поблагодарите Лукина, Ванина — какие толковые инженеры, или вон Строганова благодарите, за пятерых работал старик. На таких стройка стоит. А я тут меньше всего сделал.

— Им всем: и Лукину, и Строганову, и всем этим безусым комсомольцам, что станцию строили, мы с Виктором Васильевичем земным поклоном поклонимся вместе со всем народом, — заверил Стогов, — но вам, Федор Федорович, особое спасибо.

— Ладно, чего уж там, — смеялся Тихонов, — должность такая — одно слово, строители.

И вот, наконец, наступил вечер последнего предпускового дня, последний вечер, когда над Крутогорской котловиной закатилось солнце. На площадке умолкло лязганье ключей монтажников, отошли последние грузовики, стихли песни и смех людей. Опустели просторные залы здания Центрального пульта. Стогов по совету Булавина и Тихонова спустился в специально оборудованную комнату, чтобы хоть с часок отдохнуть перед торжественным пуском станции.

Профессор разделся, лег в постель, с наслаждением ощутил прикосновение к своей разгоряченной коже прохладных простынь. Несколько минут он лежал неподвижно, отдаваясь охватившему все его тело покою. Но вот где-то в глубине мозга шевельнулась мысль: «Осталось несколько часов до пуска». И точно разбуженные этой мыслью зашевелились, зароились воспоминания.

77
{"b":"110897","o":1}