Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Но он жил. И его рука ни разу не дрогнула. И никогда ему еще не было страшно.

Ему не было страшно даже тогда, когда по пятам за ним шли лучшие полицейские детективы европейских столиц и отчаянные головорезы из личной охраны некоронованных промышленных королей мира.

А теперь он испугался. Страх ледяным комочком зарождался где-то в груди, холодными иглами пронизывал сердце, разрастаясь, подобно снежному кому, заполнял все тело, вонзался в разгоряченный, оцепеневший мозг. И тогда Шеф огромным усилием воли удерживался, чтобы не вскочить с места, не заметаться по комнате, не закричать неистовым голосом.

Но он все же продолжал сидеть у стола, надеясь на чудо, на то, что вопреки здравому смыслу Чиновник все же придет, и наваждение рассеется, и никто не узнает об этих позорных минутах панического ужаса.

Из оцепенения его вывел, как всегда бесшумно появившийся Кондор.

— Я получил радиограмму, Шеф, — произнес он обычным своим негромким голосом.

В первый раз за всю свою жизнь Шеф вздрогнул от внезапного звука. В последней надежде схватил он протянутый Кондором листок. Прочел скупые строки:

«Связи приказом Управления гидрометслужбы прервал отпуск. Утром второго буду семьей метеопункте. Василенко».

Как ненавидел он сейчас этого неизвестного Василенко. Другого убежища нет. О ликвидации Василенко и его семейства в таких условиях не могло быть и речи. Чиновник и Ворон безвозвратно потеряны. Остались он и Кондор, который должен присматривать за двумя пленниками. Стогов опасен. Булавин надежнее, но и на него не стоит слишком полагаться. Выходит, остался он один. И послезавтра приезжает этот Василенко. Следовательно… следовательно, в его распоряжении остаются одни сутки.

Громко выругавшись, он выскочил на крыльцо. Чувство личной безопасности еще не покинуло Шефа. Он был убежден, что его убежища люди Ларина не знают, а Ворон и Чиновник достаточно натренированы, чтобы выиграть нужное время. А что, если они все-таки откроют его?

Новый приступ ужаса обуял Шефа. Не помня себя, он стремительно взбежал на холмик за домом.

Отсюда хорошо была видна расположенная далеко внизу стройка термоядерной электростанции. Точно необычное по яркости северное сияние озарило над нею ночное небо. Вспыхивали праздничными фейерверками разноцветные огни. В их свете блекли звезды, проступавшие в разводьях между разбитыми ветром тучами.

Сколько раз глядел он на эти огни с мыслью о том, что навсегда погасит их. А сейчас, стоя в одиночестве на каменистом холме, он вдруг ощутил их космическую недосягаемость. Огни стройки показались ему далекими звездными мирами, а сам он, затерянным в вечной мгле межпланетного безвоздушного пространства. Именно безвоздушного. Потому что ему нечем было дышать в эту влажную июньскую ночь.

Шефу захотелось тотчас же бросить все: с таким трудом добытых пленников, Кондора, свою разрекламированную репутацию и бежать, куда угодно, только подальше от этого лишенного для него воздуха места.

Но тут же встали в памяти холодные глаза Грэгса, и страх перед расплатой за побег пересилил все.

В этот миг он, несколько овладев собой, вспомнил о страшном оружии, врученном ему Грэгсом, о неиспользованном еще Наводчике и хрипло закричал:

— Я все-таки погашу вас, проклятые огни!..

Глава двадцать пятая

КАПКАН ЗАХЛОПНУТ

Солнце едва поднялось из-за ближней горной гряды. Острые лучики, просочившиеся сквозь частый тюль штор, защищавших широкое окно, светлыми лужицами расплескались по свежеокрашенному полу, заиграли в гранях толстого зеркала, вделанного в дверку платяного шкафа, серебром зажгли никелированные головки кровати.

Солнечные лучи ласково коснулись сомкнутых, чуть припухлых век спящего человека. Но он не проснулся от этого прикосновения, только плотнее смежил веки и повернулся спиной к окну.

Однако сон его продолжался недолго. Через несколько минут в комнате раздался резкий телефонный звонок. Человек довольно громко заворчал, немного полежал, но звонки, резкие и требовательные, не прекращались. Тогда человек сел на постели, опустил ноги в ночные туфли и, застегивая на ходу куртку пижамы, поспешно направился к стоявшему на тумбочке телевизофону.

— Ронский, слушает, — хриплым со сна голосом проговорил он, поднимая трубку.

На экране аппарата возник сначала силуэт, а потом четкое изображение широкого в кости мужчины неопределенного возраста с сильно загоревшим, точно покрытым темным лаком лицом. Глаза его скрывали толстые стекла очков в черепаховой оправе. Над ободками стекол курчавились лохматые черные брови. Одет он был в низко надвинутую на лоб соломенную шляпу и светлый парусиновый костюм.

Ронский готов был поклясться, что никогда до сих пор не встречал этого мужчину, тем не менее его внезапный собеседник приветливо пожелал доброго утра и не замедлил представиться:

— Орест Эрастович, прошу извинить, что я вас потревожил в столь ранний час. Моя фамилия Павлов Василий Иванович, инженер-геолог. Я только что с рудников. Виделся там с академиком Булавиным, он просил кое-что срочно передать вам. Кроме того, я близкий друг Владимира Георгиевича Дюкова. Должен огорчить вас — у Владимира Георгиевича большая неприятность. Какая? Нет, по телевизофону — это долго и не совсем удобно. У меня есть к вам, Орест Эрастович, деловое предложение: до начала работы еще более двух часов, если вы сейчас подъедете к закусочной, что у Дмитриевского бора, мы с вами обо всем переговорим. Жду вас за левым от входа в закусочную столиком. Хорошо?

Ронский знал, что человек на другом конце провода бессовестно лжет, лжет в каждом своем слове, однако, сделал вид, что поверил, и согласился на встречу.

Закончив разговор, он несколько минут подумал, снова подошел к телевизофону, набрал номер, дождавшись ответа, произнес несколько фраз…

Орест Эрастович уже не один день ожидал этого звонка, но сейчас с трудом сдерживал волнение. Он понимал, что сегодня, буквально в ближайшие часы, должен будет положить голову в пасть хищному зверю, и в его, хотя и бурной, но все же довольно размеренной и устоявшейся жизни могут произойти большие перемены. К лучшему или к худшему будут эти перемены, да и сохранится ли сама его жизнь после встречи с этим человеком — ничего этого Ронский не знал и все это не могло не тревожить его глубочайшим образом.

Охваченный этими тревожными мыслями, Ронский внешне спокойно собирался на решающее в его жизни свидание. Понимая значение этой встречи и подсознательно стремясь в самый ответственный в своей судьбе день быть в наилучшем виде, Орест Эрастович одевался с особой тщательностью. Он надел свой любимый светло-серый костюм, шелковую рубашку оливкового цвета, заботливо повязал неяркий, но все же достаточно броский галстук. Стального цвета туфли и легкая замшевая шляпа дополнили его наряд.

Внимательно оглядев себя в зеркало, Орест Эрастович остался доволен своей внешностью и вызвал такси.

…Новый знакомый, как и обещал, поджидал его. При появлении Ронского, Павлов приветливо двинулся ему навстречу, энергично встряхнул руку и подвел к столику, на котором уже стоял обильный завтрак и бутылка сухого молдавского вина.

Ронский с интересом осматривал незнакомое ему помещение. Расположенная на оживленной автомобильной дороге закусочная пользовалась широкой известностью у шоферов и пассажиров междугородних автобусов. Обычно здесь царило оживление, но в этот ранний час закусочная еще пустовала. Только у самого дальнего столика, уставленного бутылками кефира и клубившимися паром сосисками, молча завтракали несколько человек, судя по всему, командировочных откуда-нибудь из дальнего района.

Вглядевшись внимательнее, Ронский заметил в этой группе знакомые ярко-синие глаза на добродушном широком лице и выбившиеся из-под кепки пышные светлые волосы.

Увидев так близко от себя Алексея Петровича Лобова, Ронский испытал радостное успокоение.

— А я только-только из автобуса, — разливая вино по бокалам, сыпал частой скороговоркой Павлов, — и сразу же к вам позвонил. Виктор Васильевич Булавин просил немедленно передать…

73
{"b":"110897","o":1}