Соединив батареи воедино, Чиновник включил тысячеваттную лампу с рефлектором. Она должна была нагреть батареи и возбудить в них ток. Электрическая броня вокруг тайника была возведена.

Но схема «А» не исчерпывалась этой операцией.

Поспешно оставив нишу, Чиновник тщательно замаскировал вход в нее и занялся присоединением надежно скрытых в толщах стен и пола проводов к взрывателям, которые были установлены в нескольких тайниках, заполненных взрывчаткой огромной разрушительной силы.

Одни из этих взрывателей должны были автоматически сработать через четыре, другие через пять часов после ухода Чиновника из домика Ворона. В результате этих взрывов не только домик мнимого часовщика, но и несколько прилегающих к нему кварталов были бы обращены в руины.

Приготовив таким образом ликвидацию своего убежища по схеме «А», что означало «Аварийная», Чиновник, наконец, и сам собрался в дорогу. Окинув в последний раз взглядом ставшее ненужным обреченное жилище, он нажал на кнопку механизма, отодвигавшего потайную дверь.

Проделав длинный путь через пещеру и примыкавший к ней подземный ход. Чиновник с помощью невидимых электромоторов отодвинул массивный валун, закрывавший вход и, щурясь от предзакатного света серого ненастного дня, показавшегося после темноты подземелья ярким, хотел распрямиться.

Вдруг он почувствовал, как в грудь ему уперлись два холодных пистолетных ствола, и чей-то властный голос скомандовал:

— Ни с места! Руки вверх! Вы арестованы!

Повинуясь этой непререкаемой команде, Чиновник взметнул руки. Только сейчас разглядел он стоявшего напротив него коренастого человека с пистолетом в руке. Рядом с ним также с оружием стояли еще несколько человек в накинутых на плечи плащ-палатках. Такие же фигуры виднелись по всему пустырю и за спиной Чиновника, у входа в тайник.

При виде всех этих людей, их хмурых, бесстрастных лиц, тускло поблескивавшей вороненой стали пистолетов и автоматов, Чиновника обуял такой животный ужас, он почувствовал вдруг такое отчаяние и безнадежность, что сразу забыл про все свои давно выношенные планы самообороны в подобном положении.

Он не выхватил из карманов ни один из своих пистолетов, не раздавил зубами ампулу с ядом, он даже не попытался бежать. В первые секунды он настолько ослабел от ужаса, что непременно упал бы навзничь, если бы кто-то сзади не поддержал его.

Несколько оправившись от первого потрясения, Чиновник с тупым равнодушием, точно со стороны, смотрел на то, как чужие властные руки извлекали на свет содержимое его карманов, вспарывали швы воротника, ощупывали подкладку пиджака…

Из этого оцепенения его вывели только сказанные кем-то слова, обращенные к стоявшему в стороне человеку:

— Товарищ Лобов, личный обыск окончен. Все в наличии — и пистолеты, и стреляющие авторучки, и ампулы с ядом. Словом, полный набор диверсионного снаряжения.

— Хорошо, — отозвался Лобов. — Вы, товарищ Щеглов, отнесите это имущество в машину, а мы с арестованным еще задержимся на некоторое время.

«Арестован». Только сейчас до сознания Чиновника дошел беспощадный, не оставлявший надежд на спасение смысл этого короткого слова. Он был арестован. Нет, он не строил никаких иллюзий уже в тот день, когда выполнил показавшееся таким простым первое поручение Шефа. Он отдавал себе отчет в своем будущем, знал, что этот путь всегда кончается либо смертью, либо решеткой. Но он отгонял эти мысли, вопреки всему хотел верить и верил, что с ним этого не случится. И вот сейчас, когда это произошло, Чиновник забился в истерике.

Это не были мужские слезы, скупые и облегчающие душу. Это была именно истерика с громкими всхлипываниями и воплями, бессмысленным метанием из стороны в сторону, попытками разорвать на себе одежду, вырвать волосы, разодрать руками лицо.

— Довольно, Чиновник. Ведь вы все-таки мужчина, — подавляя брезгливость, не выдержал, наконец, Лобов.

Эти слова, против ожидания, подействовали на арестованного успокаивающе. Услышав свою кличку, он насторожился и все еще неверным голосом, но уже без рыданий, спросил:

— Вы называете меня Чиновником? Кто вам назвал это имя? Откуда вы вообще обо мне знаете?

— Ворон на хвосте принес, — усмехнулся Лобов. — Ворон вам кланяется.

— Ворон? — фальшиво удивился арестованный.

— Да, да. Ворон, — весело подтвердил Лобов. — Ворон кланяется и Янус тоже.

— Кто?! — отпрянул назад Чиновник.

Он с минуту молчал, совершенно потрясенный, и вдруг взорвался неистовым криком:

— Ложь! Ложь!!! Вы можете одурачить, поймать Ворона! Можете задержать меня. Но еще никто не проводил Януса. Никто! Понимаете, никто! Янус недоступен вам, вы никогда не коснетесь его!

— Постараюсь в самое ближайшее время доказать вам обратное, — спокойно возразил Лобов и решительно добавил: — Если вас интересует эта тема, мы можем продолжить беседу в вашем тайнике. А сейчас поколдуйте над этим камнем, — он кивнул на валун, закрывавший вход в убежище, — отодвиньте его и следуйте вперед, поведете нашу группу. Но предупреждаю — без фокусов, я еще ни разу не промахнулся.

Что? Отодвинуть? — переспросил Чиновник и, наконец, постигнув смысл приказа, в страхе отшатнулся назад. Встретив испытующий взгляд Лобова, он чуть слышно прошептал:

— Туда?! Туда нельзя входить. Там смерть!

— Значит, приготовили по схеме «А»?

— Да, по схеме «А», — в тон ему быстро ответил Чиновник, но, поняв, что окончательно проговорился, с неожиданной ненавистью закричал:

— Да, там все приготовлено по схеме «А», и вы скоро взлетите на воздух со всеми вашими потрохами!

— Не извольте беспокоиться! — резко оборвал его Лобов. — Мы не взлетим на воздух. Перехватив отданный вам приказ Шефа, мы приняли необходимые меры. Как только вы отодвинули камень, мы отключили электроэнергию в этом районе. Батареи Ворона не сработают. Кроме того, пока мы здесь толковали, в доме часовщика трудилась саперная команда.

Точно в подтверждение слов Алексея, валун, закрывавший вход, зашевелился, и в образовавшуюся узкую щель протиснулся человек в комбинезоне. Увидев Лобова, он доложил:

— Товарищ Лобов, дом разминирован. — И не без гордости добавил: — Здорово попотеть пришлось. Они, чертяки, здесь целый склад взрывчатки и еще каких только штук не припасли. Но зато теперь там хоть танцуй.

— Добро! — отозвался Лобов и, обернувшись к Чиновнику, спросил:

— Ясно?

Арестованный молчал. Не дождавшись его ответа, Алексей коротко скомандовал:

— Вперед! — и первым двинулся вслед за покорно полезшим в щель Чиновником.

…Обыск продолжался в полном молчании.

Перед Лобовым росла горка разнообразной диверсионной аппаратуры, сделанных Вороном полупроводниковых батарей, пакетов со взрывчаткой, электроприборов.

Разглядывая все это предназначенное для истребления людей снаряжение, Алексей с нескрываемым сожалением проговорил, имея в виду Ворона:

— Эх, способный человек! И куда, на что растратил свои силы…

Помолчав, Лобов обернулся к арестованному и поинтересовался:

— Он кто по национальности, этот ваш Ворон?

— Не знаю, — хмуро отозвался Чиновник. — Для меня он Ворон и только. — Потом с бахвальством, которое не могло скрыть от слушателей горечи его признания, негромко добавил: — У нас нет национальности. У нас нет родины.

…В этот последний июньский вечер Шеф в своем убежище так и не дождался всегда безукоризненно исполнительного Чиновника. Тянулись невыносимо долгие часы. Уверенность сменялась надеждой, надежда уступала место тревоге.

Наконец, Шеф отчетливо понял, что Чиновник не придет, что отсутствие Ворона и печать на дверях мастерской не были случайностью. И в первый раз за всю его долгую и богатую опасными приключениями жизнь ему стало по-настоящему страшно. Он, всегда такой уверенный в себе, вдруг с ужасом открыл, что все эти восемь дней, во время которых считал себя владыкой здешних мест, его неумолимо вели к гибели чужие, враждебные ему руки.

Он был достаточно трезвым человеком, чтобы критически относиться к легендам, созданным вокруг его имени, но все же имел основания считать себя далеко не трусливым. Его не одолевала робость ни в джунглях африканских лесов, ни в песках азиатских пустынь, ни на шумных проспектах городов Запада. Его руку, его повадку помнили во многих местах. Он взрывал заводы, поджигал рудники, взламывал сейфы, крал и копировал чертежи и патенты, похищал и убивал людей. Сотой доли совершенного им было бы достаточно другому, менее удачливому, чтобы сто раз попасться, навсегда распрощаться с жизнью!