– Дэниел! – прошептала Кристина, но он каким-то чудом услышал. Он повернул голову и сразу увидел ее. Кристина сделала шаг к любимому, но он не мог покинуть строй. Он протянул к ней руки, а она протянула свои. На несколько секунд он сжал ее пальцы и тут же отпустил.

Колонна двинулась дальше, и Дэниел пошел вместе со всеми. Кристина стояла и смотрела ему вслед, а слезы, не останавливаясь, текли и текли по ее щекам. Все это было настолько неожиданно, что она никак не могла взять себя в руки.

Анна с любопытством наблюдала за ней.

– Вы его знаете?

– Да, старый друг, – коротко ответила Кристина. – Думаю, нам лучше вернуться на виллу.

Кристина никому не сказала, что видела Дэниела. Ей не хотелось портить теплые отношения, установившиеся у нее с Гаретом.

Следующие две недели были необычайно загружены. Единственный раз блеснул луч света, когда к ним в госпиталь неожиданно зашел Фредди. Когда Кристина, открыв дверь, увидела мужа сестры во всей красе, она не поверила своим глазам. Он стиснул ее в объятиях, и они заговорили одновременно, перебивая друг друга.

– Маргарет писала в одном из писем, что ты можешь сюда приехать, но я не думал, что ты действительно решишься. Хотя сейчас сюда приехала масса народу, – весело говорил он, – будто здесь не война, а веселое зрелище. Я специально пришел сюда, а вдруг и ты здесь.

Кристина провела Фредди в комнату. Гарет с радостью обнялся с ним, а Кристина представила Фредди остальным.

– Нам очень не хватает врачей, вы здесь будете нарасхват, – сказал Фредди. – Мы остановились в паре миль от города. К счастью, у нас есть палатки, обычно их катастрофически не хватает. Местечко называется Кадика – несколько домов и церквушка, которую сейчас приспособили под лазарет. Со дня на день мы ожидаем приказа о наступлении на Севастополь.

Он коротко рассказал им о сражении на Альме, хвастаясь, что смог пройти все испытания, не получив ни царапины. Но Кристина хорошо видела, каким уставшим он выглядит. Его форма, чистая и довольно опрятная, была в нескольких местах заштопана и вообще казалась поношенной. Он пришел в город, чтобы забрать почту и купить кое-какую провизию, и не смог остаться на ночь. Кристина проводила Фредди до рынка.

– Будь осторожен, Фредди, береги себя, – сказала она на прощание.

– И ты береги себя, – ответил он, наклоняясь и целуя ее в щеку. – Ты должна думать о маленьком Дэвиде.

Спустя два дня, когда мужчины уехали ближе к месту предполагаемого боя обустроить и там госпиталь, Кристину и Молли разбудила Анна.

Еще было темно, но она взволнованным шепотом произнесла:

– Уже начинается. Слышите? Стреляют!

Звуки канонады были похожи на отдаленные раскаты грома.

Действительно, началось, подумала Кристина, чувствуя, как от волнения ее слегка подташнивает.

– Нам нужно быстро позавтракать и взять кое-что из еды с собой, – деловито произнесла Молли. – Кто его знает, когда мы вернемся. С тобой все в порядке, Кристина?

– Да, конечно, – но она ничего не стала есть, только выпила чашку приготовленного для них Анной крепкого чаю.

Было всего пять часов утра, но на улицах полно повозок, и везде сновали люди. Все они куда-то спешили, будто собрались на веселый пикник, подумала Кристина. Молли остановила одну из повозок и договорилась, что их довезут до самого Кадика.

Все, что Кристина увидела в тот день и ночь, потом долгое время преследовало ее во сне, вызывая кошмары. Вначале ей хотелось просто зажмурить глаза и заткнуть уши от невыносимого шума, в котором слились выстрелы, крики людей, ржание лошадей, стоны непрерывно поступающих раненых.

Хирурги ампутировали бесчисленные раздробленные конечности, зашивали и перевязывали раны. Раненые выстраивались в очередь и ждали с разрывающим сердце терпением и покорностью, пока придет их очередь, и врач займется их ранами. Некоторые из них стояли, другие поддерживали товарищей, а иные лежали на носилках, на которых их принесли с поля боя санитары.

Было уже около полуночи, когда Кристина вышла из палатки, превращенной в госпиталь, с кувшином воды и стала в очередной раз обходить длинную очередь раненых, ждущих перевязки. Она переходила от одного к другому, смачивая их пересохшие потрескавшиеся губы, шепча слова утешения и, когда возможно, усаживая или укладывая их поудобнее.

Последний в этой страшной очереди лежал так тихо, с закрытыми глазами, что она подумала, что он мертв. Она опустилась на колени и попыталась приподнять его голову. Глаза раненого открылись, он что-то прошептал, только тогда Кристина узнала Фредди. Одна рука, ужасно раздробленная, лежала на груди, и вся одежда вокруг была пропитана кровью. Кристина попыталась влить ему в рот немного воды, но удалось только немного смочить пересохшие губы, и она склонилась над ним, пытаясь разобрать его путаные слова.

– Вот оно, старушка, прямо в груди. Они убили беднягу Блэки, черт бы их побрал! – тело его сотрясла судорога.

Блэки был любимым конем Фредди, самым близким существом после жены и детей. Кристина оставалась с ним до того, как его положили на операционный стол и доктор Декстер приступил к работе. После осмотра раненого он протянул Кристине смоченный в хлороформе платок, который уже послужил дюжине раненых. – Положи на лицо, пусть заснет. Я должен ампутировать руку.

Дрожа всем телом, Кристина сделала, как ей велели, и зажмурила глаза, чтобы не видеть ужасной операции, молниеносно проводимой Джоном Декстером, уже набившим себе сегодня руку на ампутациях. Когда Кристина вновь открыла глаза, доктор занимался ранами на груди Фредди. Он промыл их, обработал йодом, зашил и перевязал. Двое санитаров унесли Фредди из операционной, а Декстер ответил на молчаливый вопрос Кристины:

– Ни одного шанса.

– Сколько?

– Еще несколько часов.

Кристина вернулась к Молли, которая заварила слабый чай, и начала разносить его прооперированным раненым, не переставая думать о Маргарет, о добром простодушном Фредди, который никогда никому не причинил намеренно зла, о Джоне Эверарде, который с гордостью провожал своего папу, лихо выезжавшего на верном Блэки, на войну, о маленькой Клэри, которая так никогда и не узнает своего отца.

Когда она вновь подошла к Фредди, действие хлороформа уже прошло, он открыл глаза, но не стонал и не кричал от боли. Кристина склонилась над ним и взяла его руку. Он что-то прошептал, и она наклонилась ближе.

– Мои лошади… – бормотал он, – Броуни и Руфус… не разрешай им пристрелить их, Кристина… они никому не принесли вреда…

Слезы ручьем катились по ее щекам. Как мог Фредди думать не о себе, а о беззащитных созданиях, которых любил всю жизнь. Она вытерла кровь, выступившую у него на губах. Его рука, которую она держала, обмякла, Фредди судорожно вздохнул и умер.

Молли нашла Кристину стоящей на коленях у тела мужа сестры, онемевшую от горя, и вдруг повела себя неожиданно резко.

– Его больше нет. Ты уже ничего не можешь для него сделать. Зато вокруг полно раненых, нуждающихся в твоей помощи. Выйди, проветрись несколько минут. Ночной воздух взбодрит тебя. У нас хватит работы на всю ночь.

Это было именно то, что ей сейчас было нужно. Кристина поднялась с пола и, выйдя на улицу, медленно побрела в сторону холмов. После спертого воздуха операционной на улице было неожиданно свежо. Кое-где горели костры, и в их пламени мелькали тени людей.

Кристина прислонилась в какому-то деревянному забору, а из ее глаз, не переставая, текли горячие слезы. Она не видела и не слышала ничего вокруг и не сразу почувствовала, как чья-то рука легла ей на плечо. Обернувшись, она увидела Дэниела. Он крепко прижал ее к своей груди и держал так, пока она не перестала вздрагивать от сдавленных рыданий.

– Мне стыдно, что ты видишь меня такой, – прошептала она, – это Фредди.

Что значит одна смерть среди тысяч? Ему было нечего сказать, он ничем не мог помочь, он лишь прижал ее к груди и, наклонившись, поцеловал в дрожащие губы. Потом он отпустил ее и пошел обратно в лагерь. Кристина вернулась в госпиталь.