– Папуля, что он тебе говорит? – шепотом спросила девица. – Смотри, не развешивай уши. Эти психи такое несут под балдой. Ну да, я как-то свистнула у одного типчика три сотни баксов, но он ни фига не заметил – у него бумажник был аж круглый от денег. И потом тот тип был блондин…

– Он говорит, что только вчера покрасил волосы. Блондины, говорит он, не могут быть настоящими мужчинами.

– Тоже мне, супермен засратый, – пробормотала девица. – Он не хотел платить. Я же не виновата, что у него… как это называется… Ну, когда эта штуковина стоит только когда он видит, как этим занимаются другие.

– Это называется инфантильностью, – сказал по-русски Анджей. – Настоящих мужчин можно отличить от всех остальных по их инфантильности.

– Я переплыл реку и сломал ее шалаш, – продолжал парень. – Мы с ней занимались в нем любовью. Когда я сломал этот шалаш, я понял, что смогу убить Ингу, и очень испугался. Но меня приласкала женщина с буксира. Она любила меня как собственного сына. И я остался на том буксире. Но домой приходил. Переплывал реку. Нонна кормила меня кашей на топленом молоке. Я очень полюбил манную кашу на топленом молоке.

Парень почмокал своими по-детски пухлыми губами.

– Нонна тоже любила меня как сына, это жена моего настоящего отца. Не того, что жил в Москве, а того, которого я считал своим дядей. Моя настоящая мама уехала в Америку, когда я был маленьким. Если бы она не уехала в Америку, я, наверное, стал бы другим. Но она влюбилась в американца. Женщина, если полюбит, может забыть про все на свете.

– Им это дается гораздо легче, чем нам, – сказал Анджей. – И знаешь почему, а? Да потому, что редко кто из них хвалится тем, что она стопроцентная женщина. Многие женщины наоборот стремятся подражать нам.

– Папуля, я хочу пописать, – захныкала девица. – Я мигом, ладно?

Она ползком добралась до двери и выскользнула в коридор. Анджей слышал, как протопали по коридору ее испуганные шаги.

– В тот вечер я был голодный, хотя мы ели шашлык и пили пиво, – продолжал свой рассказ парень. – Я поплыл домой, когда все заснули. Они подливали в пиво водку, я стал как чумной и сильно болела голова. Нонна накормила меня кашей в летней кухне. Отец спал – в его комнате было темно. Потом мне захотелось подняться в мансарду… Туда ведет узкая лестница из двенадцати крутых ступенек. Оттуда виден шалаш… – Парень вздохнул. – Было темно. Было очень темно. Кажется, отключили электричество. Она поднялась ко мне и легла рядом на полу. У меня так кружилась голова. Наверное, от этой каши… Мне очень ее захотелось. Больше я ничего не помню. Я проснулся, когда уже начало светать. Ее рядом не было. Я надел плавки и спустился вниз. Нонна сидела на лавке под деревом. Она сказала, у нее разболелась голова, и она не может заснуть. Она спросила, приплыву ли я завтра ночью, и я сказал: обязательно.

Женщина что-то пробормотала во сне. Парень посмотрел на нее.

– Знаю, она не Инга, но мне так вдруг захотелось, чтобы она была Ингой. Только у меня трезвые мозги. Это тяжело, когда трезвые мозги… Я приплыл на следующую ночь и все повторилось, как в предыдущую. Потом мне приснился сон… – Парень наморщил лоб, силясь что-то вспомнить. – Да, это был сон. После каши, которую варила Нонна, мне всегда снились сны. Странные сны… Мне снилось, будто это Нонна, а не Инга лежит рядом со мной на полу. Я занимался во сне любовью со своей мачехой. Она была такая ласковая… Думаю, отец знал про этот сон. Я отомстил отцу за Ингу.

Послышался рокот мотора. За рулем сидел неопытный водитель, мотор чихал и захлебывался.

– Сбежала, – констатировал Анджей. – А ведь могла сорвать хороший куш.

– Я переплыл домой и на следующую ночь тоже, – рассказывал парень, не обратив внимания на слова Анджея. – Нонны не оказалось дома. На плите стояла кастрюля с кашей. Я уже жить не мог без этой каши. Потом мы снова занимались любовью. Лодка плыла по течению, в реке отражались звезды, а мы занимались на дне любовью. Мне хотелось заниматься любовью до утра. Но чтобы лодка не плыла, а стояла на месте. Она сказала: брось якорь. Они лежали на корме, два больших чугунных якоря. Она помогла мне бросить эти якоря и прыгнула в воду. Она сказала, что искупается. Она вернулась, и мы опять занимались любовью. Но лодка все равно плыла. Она сказала, ее сорвало с якоря… Я проснулся в кустах возле того места, где был шалаш. Уже рассвело и мне стало холодно. Я пошел на буксир и лег спать в каюте.

– Я не знал, что маленькие дети так любят манную кашу, – заметил Анджей. – Думаю, ты поплыл туда на следующую ночь тоже.

– Да, – глухо ответил парень. – Меня точно за веревочки дергали. Я снова спал с ней и видел сон про то, что занимаюсь любовью с мачехой. В тот раз мне было стыдно во сне перед отцом. Но когда я проснулся, я понял, что снов стыдиться нельзя. Они от человека не зависят. Днем я не помнил про эти сны… А потом я увидел Ингу на дне. Она была такая красивая и совсем живая. Нонна, моя мачеха, плакала. Она думала, Ингу утопил я, и боялась, что меня посадят в тюрьму. А мне очень хотелось той каши, но она сказала, что у нее закончилась манная крупа… Я хочу в дом у реки…

Он качнулся, упал и провалился в сон. Анджей встал, зажег свет и внимательно всмотрелся в лицо парня.

– Мой внук, – пробормотал он. – Бог из машины пришел напомнить Анджею Ковальскому о том, что его семя бессмертно.

– Умный человек всегда должен соображать, с кем ему выгодней ладить. Для этого нужно жить разумом. Тот, кто предпочитает жить чувствами, всегда остается в проигрыше. В молодости многие этого не понимают и превращаются в жертвы других людей. Чувства… Какая глупость. Испытывать чувства значит жить в постоянной зависимости от того, к кому их испытываешь. Один любит, другой уже разлюбил. Любовь не может длиться вечно. Разум дан человеку для того, чтобы он не зависел от своих чувств.

Одетая в черный кожаный комбинезон Тина сидела на подоконнике узкого окна-бойницы, из которого открывался вид на океан. Внизу торчали острые верхушки скал.

Загасив о подоконник сигарету, Тина встала, подошла к лежавшему на полу Яну, присела перед ним на корточки. Достав из кармана нож, ловко перерезала веревки, которыми были связаны его руки.

– Эти мерзавцы хотели выбить тебе зубы, – сказала она. – У тебя очень красивые зубы. Я заметила это в самый первый день. Я очень люблю мужчин с настоящими зубами. Сандхья скажет спасибо, что я сохранила их тебе. Эта девчонка тоже любит все натуральное. Она так похожа на меня. Я поняла с самого первого дня, что она в тебя влюбится.

– Где она? – спросил Ян, потирая затекшие пальцы. – Ты пообещала, что я увижу ее.

– Не сейчас. – Тина села на пол и обхватила руками колени. – Ты не понравишься ей в таком виде. Она, как и я, любит все красивое. Левый глаз у тебя почти совсем заплыл. Зачем ты затеял драку? Неужели ты не понял, что пролог к этому спектаклю был написан еще тогда, когда тебя подобрали на набережной в Ормаре? Мой слабоумный муж не смог придумать ничего лучшего, как привезти тебя в подарок Сандхье. Она еще совсем ребенок, и чувства в ней преобладают над разумом, хоть у нее и умная головка. Я твердила ему, что дело зашло слишком далеко, но он не торопился принять меры. И тогда их вынуждена была принять я. Сандхья, когда поправится, скажет мне спасибо.

– Она больна? – с тревогой спросил Ян. – Что ты с ней сделала?

– Какой же ты пылкий. Настоящий романтический влюбленный. Удивительно, что жизнь не охладила твои порывы. Я сделала с Сандхьей то, что должна сделать с дочерью любящая мать, чтобы уберечь от разочарований. Сейчас она спит и видит тебя во сне. Девичьи сны так сладки и нежны. Она думает, так же сладки и нежны поцелуи и ласки мужчин. Увы, она заблуждается. И очень скоро поймет это.

Тина поднялась с пола и позвонила в колокольчик. Вошел слуга в белой хламиде и тюрбане. Он остановился на пороге и низко поклонился.