– Он что, умер? – Безразличный тон Томми не удался.

– Франко разорвало на куски бомбой. Но он успел в последний момент прикрыть собой эту красивую синьору. Знаешь, Томмазино, мы, мужчины, подчас ведем себя как круглые дураки – таскаемся по всяким грязным притонам, вместо того чтобы наслаждаться жизнью в своем богатом дворце. Франко, могу поклясться своим здоровьем и всем, что нажил, Марию любил больше жизни.

– А эта… девочка теперь большая? – помолчав, спросил Томми.

– Лиззи? О, если она наденет туфли на высоких каблуках, то будет почти с тебя ростом. Тебе сколько лет-то?

– Восемнадцать недавно исполнилось. Я родился в День благодарения.

– Вот оно что… – Джельсомино опять достал свой платок, но, повертев в руках, засунул обратно. – Выходит, Франко связался с Лилой еще до того, как встретил Марию. И ты у них родился еще до их встречи. Сдается мне, Лила его все время шантажировала тобой, а он, дурачок, вместо того, чтобы рассказать все как есть Марии, молчал и наливался по вечерам джином. Мария добрая, она бы все поняла и простила. Еще бы и тебя взяла… – Он затряс головой, словно пытаясь отогнать непрошеные мысли. – Святая Мадонна, вразуми: что делать? Рад я внуку, с ума можно сойти от такой радости, но не знаю, какой он человек. Хочется, ой как хочется верить, что хороший и в нашу породу, а там кто его знает…

– Мистер Хоффман говорит, у меня добрая карма, – сказал Томми. – Вряд ли мистер Хоффман ошибается – слепые очень чувствительные люди.

– Мистер Хоффман? А кто такой этот мистер Хоффман? – Джельсомино внимательно смотрел на внука.

– Он долго жил в Африке. Он… он пустил меня к себе, хотя видел в первый раз. – Томми улыбнулся. – Нет, он меня, конечно же, не видел, а почувствовал мою карму. Честно говоря, я не знаю, что такое карма. А ты, дедушка?

– Это… это какие-то токи или волны, которые исходят от каждого из нас. – Джельсомино сам толком не знал, что это такое, но не мог же он ударить лицом в грязь перед внуком, тем более в их первую встречу.

– У тебя тогда тоже добрая карма. – Томми коснулся плеча Джельсомино. – Да-да. Это похоже на солнечное тепло. Правда! Есть люди-солнце, а есть ледяные… как их там… айсберги.

Джельсомино был окончательно покорен. Он готов был сию минуту посадить юношу в свой «фиат» и повезти к Лиззи, но опасался гнева Аделины. Внезапно в голове у него созрел план.

– Томмазино, а ты хотел бы увидеть свою сестру? – спросил он, перегнувшись через стол и глядя на юношу снизу вверх.

– Да, – неуверенно ответил тот. И тут же широко улыбнулся. – Это было бы замечательно, дедушка. Я всегда мечтал иметь младшую сестренку.

– Тогда посиди здесь, а я за ней смотаюсь. Я мигом! Идет?

Джельсомино бросился к выходу.

– Что это с ним? – спросил Сичилиано, подходя к столику. – Вообще-то он добрый старикашка, но иногда может сболтнуть такое…

– Он замечательный старик! – воскликнул Томми, вскакивая со стула. – Синьор Сичилиано, почему вы никогда не говорили мне о том, что у меня есть дедушка, бабушка и даже младшая сестренка? Почему мне никто никогда об этом не рассказывал? Да я… я был бы совсем другим, если бы знал об этом. Я думал, никому я в этом мире не нужен, а оказалось…

Ему не удалось сдержать слезы.

…Лиззи облачилась в одно из платьев Маши. Его когда-то привез из Дакара Франческо. Это был национальный костюм – длинное платье в талию из темно-зеленой в мелкий черный цветочек хлопковой материи с широкой юбкой и головной убор в виде тюрбана.

– Я похожа на африканскую женщину? – спросила Лиззи, садясь на переднее сиденье.

– Наверняка похожа. Только вот беда – я никогда не был в Африке и не видел их, – ответил Джельсомино. – Ну а те, что здесь расхаживают, черт знает на кого похожи – не то на попугаев, не то на этих мартышек из телесериалов. Ты у меня, Лиза, девочка что надо.

– А он… красивый?

– Томмазино? Пожалуй. Да ты сама скоро увидишь. Скорее, чем бабушка успеет нас хватиться. Скажем ей, что ездили смотреть на корабли, ладно?

– Ладно. – Лиззи вздохнула. – Ей самой очень скоро захочется на него взглянуть. Я знаю.

Томми поджидал их возле входа в ресторан. Он оторопел, увидев тоненькую высокую девушку в длинном платье с многочисленными фалдами и оборками. Она остановилась, едва ступив на мощенную плитками в зеленые ромбики и красные звездочки дорожку, и слегка приподняла рукой подол длинной юбки.

– Ты собралась на маскарад, сестренка? Томми ухмылялся во весь рот.

Лиззи молча повернулась и направилась к машине.

– Эй, куда ты? – В мгновение ока он очутился рядом с ней. – Я пошутил. Я, наверное, всегда так неумело шучу. Не обижайся.

Она внимательно посмотрела в его большие темные глаза. В их загадочной глубине вспыхивали веселые искорки.

– Все в порядке. Я забыла, что у дылд мозги не поспевают за ростом. Ничего, годика через два, может, и догонят.

Томми расхохотался, и они обнялись.

Луиза Маклерой не находила себе места с тех самых пор, как эта мерзавка Сьюзен Тэлбот обвела их вокруг пальца, сумев повернуть все таким образом, что Синтия при разводе осталась ни с чем. Вдобавок ко всему пресса вылила на их семью целые бочки грязи и только на ее бедную малышку взвалила вину за то, что ребенок родился неполноценным.

И она, Луиза, ничего не могла поделать – ведь ее собственный сын Мейсон был замешан в этом грязном деле со смертью Гарнье. Этот дебил Хью Крауфорд от страха намочил штаны и показал на суде, что Синтия Маклерой, в замужестве Конуэй, была в течение месяца с лишним любовницей Арчибальда Гарнье. И даже сумел назвать даты их свиданий.

Все сошлось одно к одному. Врачи свидетельствовали, что ребенок родился вполне доношенным. Более того, его группа крови и все остальные показатели совпали с показателями Арчибальда Гарнье.

Луиза не могла забыть улыбку Сьюзен Тэлбот, которая подошла к ней после вынесения вердикта, полностью лишавшего Синтию каких-либо притязаний на деньги Конуэев.

– Поздравляю тебя с внуком, Луиза, – во всеуслышание заявила она и, кивнув в сторону Бернарда, добавила: – А этот тип оказался никудышним отцом – не смог починить бракованное изделие Гарнье.

Сьюзен взяла Бернарда под руку и победоносно проследовала к выходу.

Синтию пришлось поместить в частную клинику в Австрии – после рождения ребенка она стала пить и колоться, в результате чего опустилась до такой степени, что могла по нескольку дней не мыться, не менять нижнего белья и не чистить зубы.

И вообще фортуна повернулась к Маклероям своим отнюдь не самым симпатичным местом с тех пор, как за них взялась эта стерва. Начать с того, что акции нефтяной компании в Техасе, в которые муж вбухал чуть ли не весь свободный капитал, резко упали в цене, и компания прекратила свое существование. В тот же злополучный год Мейсон, возвращаясь здорово навеселе с какой-то вечеринки, сбил старика-негра, переходившего дорогу в неположенном месте. Старик умер от страха – травмы, полученные при падении, оказались незначительными. Однако процент алкоголя в крови Мейсона превысил все допустимые для штата Джорджия нормы, и суд оштрафовал его на кругленькую сумму в сто тысяч долларов. К тому же пришлось выплатить компенсацию семейству старика.

Но и это еще не все. Если бы не эта гадина Сьюзен, Луиза ни за что бы не связалась с Алленом Хилпатриком, этим юристом-дилетантом, зато большим профессионалом по части секса. Он вел на начальной стадии это и без того крайне запутанное дело и запутал все еще больше, решив съездить в Нью-Орлеан к родителям этого Гарнье. Луиза, разумеется, вызвалась сопровождать. Она вымоталась за последние месяцы и вообще чувствовала себя не в форме, а этот молодой – на два года старше Мейсона – красавец-юрист всегда говорил ей столько комплиментов и так выразительно жал локоть… Они стали любовниками, превратив деловую поездку в своеобразный медовый месяц. Луиза потом долго краснела, вспоминая, что они вытворяли в том бунгало на берегу Мексиканского залива. Она вновь ощутила себя молодой, красивой, желанной. Недолгие праздники сменились суровыми буднями. Всего через каких-нибудь три месяца после этой сексуальной идиллии в бунгало окнами на посеребренный лунным светом залив в крови Луизы Маклерой обнаружили вирус этого страшного заболевания – AIDS.