Вслед за нищенкой я вошел в какой-то дом.

Это было убогое жилище, но алтарь бога Шивы утопал в роскошных живых цветах. Лола лежала на циновке под рваным одеялом. Она тяжело дышала.

Я опустился на корточки и взял ее лицо в свои ладони. Меня поразила его худоба, землистый цвет лица. Из-под полуприкрытых век едва виднелись тусклые, точно подернутые пленкой глаза. Она вздрогнула, узнав меня.

– Я сейчас позову доктора, – сказал я.

– Нет. Не делай этого, – испугалась она. – Он заберет нашего ребенка.

– Не бойся, я позову знакомого доктора, – настаивал я. – Все будет в порядке. Мы больше не расстанемся.

– Поздно. – Она заплакала. – Демоны уже разлучили нас. Они пролезли в узенькую щелку между нами и превратили ее в пропасть. Шива не захотел защитить меня – он ревновал меня к тебе. Потому что я любила тебя больше, чем его. Я не сразу поняла это. Сегодня Шива откроет свой третий глаз, и от меня останется горстка праха. Не сопротивляйся Шиве, иначе он и тебя превратит в прах.

У Лолы начался бред… Я послал за доктором. Он явился быстро, но, увы, уже было поздно. Он сказал лишь, что может спасти ребенка ценой жизни матери…

Сандхья родилась, когда на востоке стал брезжить рассвет. В ту же минуту не стало Лолы.

– Вот и все, – сказал господин Чандар обыденным голосом. – Через несколько дней вернулась из Дели Тина и взяла на себя заботы о Сандхье. Я постепенно приходил в себя – душевные раны редко бывают смертельными для мужчин. Тем более, рядом со мной была дочь Лолы и женщина, готовая разделить и облегчить мои страдания. Но потом все в одночасье рухнуло.

Ян резко встал, шагнул к господину Чандару и, крепко сжав его локоть, спросил:

– Вы не помните, что за видения были у Лолы перед смертью? Вспомните, пожалуйста! Это очень важно.

– С тех пор прошло столько лет… – с сомнением покачал головой господин Чандар. – Но я постараюсь вспомнить. Она видела красивого мальчика, который скакал на лошади по берегу океана. Его черные кудри развевались на ветру. Мальчик целился из лука в… – господин Чандар вскочил с кресла. – Он хотел убить Сандхью. Она тогда сказала, что мальчик целился из лука в сумеречный воздух. Ведь я еще не знал, что назову свою дочь Сандхья. Потом она сказала, что придет Кама и… заслонит собой, убережет. Что Кама должен успеть. Она видела, как старца растерзали демоны, потому что он хотел… поселить в одной пещере льва и антилопу. Еще она говорила… да, она говорила, лев знает дивес акуру.[67] – Господин Чандар забегал по каюте. – Но ведь Мальдивский архипелаг насчитывает несколько сот островов, и почти все они окаймлены кольцами барьерных рифов. Только местным лоцманам известны судоходные проливы, но они все настоящие разбойники. Как же я не догадался, что Тина…

– Распорядитесь, чтоб капитан Шоркар вооружил команду. Медлить дальше нельзя, – решительно заговорил Ян. – Господин Чандар, почему вы скрыли от меня, что у вас есть сын?..

– Зачем ты свернул с автострады? Мы только что проехали указатель, где было написано, что в Лас-Вегас нужно ехать прямо. Черт, куда ты меня везёшь? Здесь так темно и страшно. Анджей усмехнулся.

– Здесь не может быть страшно – здесь нет этих двуногих тварей, которые тянутся друг к другу и к свету. – Он уверенно крутил баранку. Свет фар выхватывал узкую заброшенную дорогу с остатками вдавленной в грунт щебенки. – Мне известен самый короткий путь. Зачем ехать в объезд, если можно прямо?

– Но почему другие едут по автостраде? – не унималась девица. – Они глупее тебя, что ли?

– Этого я не знаю. Зато я знаю, что они наивнее меня. Правда, глупость и наивность суть синонимы, разделенные между собой временем. Но в наш век фактор времени особой роли не играет.

– Снова ты за старое, папуля. – Девица откинулась на спинку сиденья. – Ладно, черт с тобой. Если бы ты хотел меня кокнуть, ты бы сделал это еще до ужина, потому что глупо кормить и поить того, кого собираешься отправить на тот свет. Трахать ты меня, судя по всему, не намерен. Значит, я могу спокойно поспать.

– Мудро. – Анджей включил приемник и, пошарив по шкале настройки, набрел на станцию, транслирующую классическую музыку. Передавали Шестую симфонию Чайковского. Ту самую, в которой романтический герой, с детства бросивший вызов судьбе, отдавался наконец в ее цепкие руки.

– Давно пора было это сделать, – говорил Анджей, обращаясь к музыке. – Поиски идеала обычно приводят тебя в самое грязное место, то есть в нужник с отходами духовной и интеллектуальной деятельности. Он расположен на неприступной заоблачной вершине, и путь к нему тернист. Одолевая его, ты оставляешь на колючках лохмотья своей души, но ты чувствуешь себя счастливым оттого, что впереди сияет вершина и ее свет становится все ближе и ближе.

Анджей замолчал, вслушиваясь в обманчиво прекрасные звуки «темы мечты» из первой части симфонии. Он горько усмехнулся тому, что его истерзанная в клочья душа все еще готова откликнуться на ее безумный зов.

– Но сил уже нет, – сказал он вслух, когда «тему мечты» заглушило злобное ворчание контрабасов и валторн. – И слава Богу. Тем более, высота взята, вершина покорена, и взору героя открылись прекрасные заоблачные дали.

Свет фар выхватил из темноты застывший посреди дороги красный «феррари». Дальше начиналось частное владение, о чем уведомлял указатель с табличкой. Анджей резко нажал на педаль тормоза. Девица сонно ругнулась.

– Милости прошу в Лас-Вегас. – Анджей открыл дверцу и подал девице руку. – Видишь, их без нас не пустили. – Он махнул рукой в сторону «феррари». – Ступай и пригласи их в этот сверкающий мир игры, надежд и воображения. Знаки препинания расставишь сама – я не слишком силен в пунктуации.

Девица заглянула в «феррари», охнула и бросилась к Анджею, спотыкаясь в темноте о кочки.

– Они… давай смываться отсюда. – Она с трудом перевела дыхание. – Они покойнички. Их кто-то укокал, а потом раздел. Проклятье, ну и вляпалась же я!

Анджей расхохотался и, схватив девицу в охапку, звонко поцеловал в обе щеки.

– Покойнички, говоришь? Ну-ка, давай поглядим. Черт, мне с каждой минутой становится все интересней жить, хоть я уже, считай, достиг этого нужника в заоблачных высотах.

Молодая красивая женщина лежала на груди у мускулистого загорелого парня, голова которого упиралась в боковое стекло.

– Они словили славный кайф, – констатировал Анджей. – Счастливчики. И почему, спрашивается, мне никогда не приходило в голову выбрать этот беспроигрышный вариант вместо того, чтобы с ослиным упрямством лезть в гору? Как жаль, что у меня в юности не оказалось такой подружки, как ты, мадемуазель Хапай Что Дают.

– Так ты думаешь, они под балдой? – разочарованно протянула девица. – А я-то думала… Но зачем богатым людям ездить по таким плохим дорогам? Папуля, как ты думаешь, что им здесь нужно?

– То же, что и нам, – сказал Анджей. – Ищут забвения. Каждый своего, хоть они и вдвоем. Идеальная парочка одиноких особей.

– И что мы будем с ними делать? Эй, может, у них осталась травка? Папуля, давай поглядим. И тогда мы с тобой…

– Отменяется, – перебил ее Анджей. – Взбираться всю жизнь на эту проклятую гору только для того, чтобы поспать на пороге нужника и с рассветом двинуться в обратный путь? Нет уж, поищи другого идиота. Коль я все-таки очутился здесь, я не хочу пропустить самое интересное. И тебе советую глядеть в оба. А этих голубков мы растормошим.

Он открыл дверцу с той стороны, где была женщина, и осторожно поднял ее на руки.

– Мальчишку можешь взять себе, – бросил Анджей девице. – Когда он снова очутится на земле, будешь первой, кого увидят его глаза. Не упусти свой шанс.

Он пошел со своей ношей в сторону темневшего неподалеку дома. Длинные волосы женщины цеплялись за высокую давно не кошенную траву лужайки. Анджей смотрел на ее лицо, освещенное скудным светом полумесяца. Оно, казалось, каждую секунду меняло выражение, поочередно примеряя маски греческой трагедии.