– У Джимми было темное прошлое, – сказал Берни. – Он занимался контрабандой и…
– У кого из нас оно было светлым? Я была профессиональной проституткой. Возможно, я бы осталась ею до смерти, если бы… Да, если бы не погиб кэп. Странно: когда он был жив, я могла иметь дело с десятками мужчин и не чувствовать при этом никаких угрызений совести. – Сью грустно усмехнулась. – Его не стало, и я превратилась чуть ли не в святошу. Если бы не жажда отомстить за сестру… – Сью тяжело вздохнула. – Знаешь, она даже не спросила про Лиз. Она все время говорила об этом Яне. А его, вероятно, уже нет в живых. Черт, эта колдунья собирается искать его в Америке. Запутанная история. Какое-то средневековье. Я никогда раньше не верила в гипноз и прочий бред, но теперь… – Она снова повернулась к Берни. – Лиз знает, что этот парень погиб?
– Она зовет его в бреду. Она потеряла сознание, когда поняла, что его убили. С тех пор она в себя не приходила.
– Где он? – вдруг спросила Сью.
– В морге в Санта-Крус. Его жена вызвала мать и братьев. Они живут в Марокко.
– Жена? – удивилась Сью. – Господи. Бедняжка Лиз.
– Она уверена, его убил бывший сообщник – побоялся, что парень расскажет полиции про какие-то делишки в прошлом. Говорят, последнее время Джимми вел вполне благопристойный образ жизни.
– Я хочу увидеть его, – сказала Сью. – Ты можешь это устроить?
Он посмотрел на нее с интересом.
– Мне кажется, да.
– Прямо сейчас. До того, как я увижу Лиз.
– Послушай, Сью, – начал было Бернард и осекся, встретившись с ее полным одержимости взглядом. – Да, я это сделаю.
До самой клиники она не проронила больше ни слова. Бернард то и дело посматривал на свою подругу краешком глаза, пытаясь уловить ее настроение, но лицо Сью оставалось непроницаемым.
Когда они шли по пустынному коридору клиники – Сью впереди, по-мужски размашисто и стремительно, а Бернард едва за ней поспевая, – она сказала:
– Я бы тоже пошла за таким хоть на край света. Она встретила своего единственного мужчину. Как бездарно и жестоко устроен этот мир!
Сью переступила порог палаты и чуть не вскрикнула – Лиззи сейчас была точной копией своей матери. Она лежала с закрытыми глазами, и на ее лице, казалось, застыл покой. Но это была маска, скрывавшая, – Сью ощущала это, – лицо ребенка, искаженное недетскими муками.
Сью села на стул возле кровати и, чтобы не расплакаться, сделала несколько круговых движений глазами – этому научила ее подружка по развеселой жизни в Нью-Орлеане. Помогло. Она попыталась улыбнуться.
И тут Лиззи открыла глаза.
Они у нее были темные и бездонные. Они смотрели в пространство, не концентрируясь на отдельных предметах. Но Сью знала, что Лиззи видит ее.
– Все хорошо, детка, – сказала Сью, чувствуя, как по ее щекам, несмотря на упражнения, текут слезы. – Я теперь всегда буду с тобой. Клянусь.
– Не надо, – прошептала Лиззи, поворачивая глаза в сторону Сью. – Я боюсь клятв, Сью. Я боюсь вечности, понимаешь?
– Понимаю.
Сью коснулась руки Лиззи – рука была холодной и жесткой.
– Там темно, и мы можем не найти друг друга. Он будет искать меня, а я… – Она закрыла глаза. – Я поняла, что для того чтоб там не потеряться, нужно стать одним целым. Я пока не могу быть одним целым. Я… я будто вся из кусочков. Но я стану такой, как надо. И тогда я найду его там.
– Да, моя милая. Прости меня.
– Ты не виновата. Я заснула, понимаешь? Мне нельзя было спать ни минуты.
– Ты все знаешь?
– Я узнала это несколько минут назад. Понимаешь, я увидела перед собой путь, по которому прошел он. Я видела его удаляющуюся спину.
– Лиззи, детка, мне тоже казалось, когда погиб твой папа… – начала было Сью.
– Мне не кажется, пойми. Я знаю, как все будет. Мы встретимся с ним там. И больше никогда не расстанемся. Там все будет иначе. Но здесь… – Она вдруг задохнулась. – Здесь было слишком хорошо.
– Ты хочешь домой? – спросила Сью.
– Домой? Ты имеешь в виду Штаты? Да, я хочу туда, но это не мой дом. Это… как бы тебе объяснить… В общем, я устала, я плохо выгляжу и вообще мне необходимо собрать себя в одно целое. Из кусков. Ты поможешь мне?
Она с мольбой смотрела на Сью.
– Да.
– И ты не станешь… – у Лиззи опять перехватило дыхание, – ты не станешь противиться моему желанию воссоединиться с Джимми? Скажи, не станешь?
– Нет, – выдавила Сью, чувствуя, как по ее спине от ужаса забегали мурашки. – Я всегда буду на твоей стороне, моя милая, милая девочка.
– Я так и знала. – Сью показалось, будто в глазах Лиззи блеснули слезы. Но ей, наверное, это только показалось. – Он хотел, чтоб его похоронили в океане. Вблизи этого острова. Он любил этот остров. Сью?..
– Да, детка?
– Поговори с его матерью и братьями. Они все поймут. Я знаю, они сделают так, как хотел Джимми.
– Но есть еще и Айра, – осторожно заметила Сью.
– Она не имеет никакого значения. Она даже не сможет взять его тело. Понимаешь, существует закон, согласно которому вращаются планеты, день сменяется ночью и так далее. И это тоже подчиняется такому же закону. Ты поняла меня, Сью?
– Кажется, да, милая.
– Я знала, что ты поймешь. А теперь уходи. Про маму мне расскажешь потом. Я сейчас все равно ничего не смогу понять.
АНДЖЕЙ КОВАЛЬСКИ, ИСКАТЕЛЬ ПРИКЛЮЧЕНИЙ И ТОГО, ЧЕГО НЕ БЫВАЕТ НА ЭТОМ СВЕТЕ
Солнце заходило медленно и торжественно. Под его лучами ослепительно блестели снежные вершины гор. Это было потрясающее зрелище, пир для глаз, однако Анджей знал: стоит исчезнуть за горизонтом последним лучам, и на землю падет зверский холод, от которого не спасет вечно барахливший обогреватель в его стареньком «лендровере» – вездеходе.
Ему осточертела эта страна, где люди убивают друг друга из страха, от лени что-либо понять, в силу природной – генетической – жестокости. Ему казалось порой, что сюда собрались маньяки со всего света, которых, как наркотик, возбуждает вид пролитой крови. Таких людей было слишком много, а потому, думал Анджей, войны на Земле не прекратятся никогда.
Его репортажи будут читать те, кто и без того осуждает эту бессмысленную войну. Другие, ее одобряющие, ничего подобного не читают. А потому занимается он бессмысленным делом. К черту эту профессиональную одержимость – он забыл, когда в последний раз принимал ванну и ел нормальную европейскую пищу.
Если верить карте, которую дал ему в Джелалабаде коллега, корреспондент «Радио Рома», эта территория не контролируется никем. Однако Анджей знал, что карты составляются людьми, ни хрена не разбирающимися в расстановке сил. Впрочем, кто в ней разбирается?
Русские скоро уйдут, думал он. И начнется страшная междоусобица, пока власть не достанется кому-нибудь сверхкровожадному и бесчеловечному. Как ни парадоксально это звучит, но лишь такой человек способен спасти истерзанную войной страну и силой заставить людей растить деревья и злаки, а не сеять смерть. Таких людей обычно осуждают современники, зато возвеличивают потомки. Тому пример Петр Первый. Когда-то с ним рядом наверняка поставят Сталина. Это сейчас русские вытирают об его давно сгнивший труп ноги.
Анджей встречался и разговаривал с местными жителями. Все они, даже интеллигенция, казались ему религиозными фанатиками. Но он вскоре понял, что такими их сделала война. Ему приходилось бывать в мусульманских странах, где люди спокойно жили и занимались мирным трудом. Да, почти все без исключения мусульмане почитают аллаха и его пророка Магомета, но фанатики среди них встречаются не чаще, чем среди католиков или протестантов.
Он вспомнил Россию послевоенных лет и идеологический фанатизм, которым были заражены все эти оборванные, полуголодные люди. Ни тогда, ни сейчас он их не осуждал, но и не жалел. Каждый выбирает то, что ему по душе. Афганцев он жалел – им навязали эту войну люди другой веры, а точнее, те, которые не верят ни во что, сумев поссорить между собой мусульман.