Дома отец опять набросился на меня с кулаками, но Тина загородила меня.

– Прошу вас, господин Чандар, оставьте его. Он не виноват. Он жертва. И вынужден поступать так, как ему велят. Но я его никогда не брошу.

Отец пробормотал какое-то ругательство в мой адрес и вышел из комнаты. Тина усадила меня на диван, села у моих ног на пол и положила мне на колени голову. Я машинально коснулся ее волос – и тут же отдернул руку.

– Прости, – сказал я, – я не имею права…

– Глупый, – прошептала Тина. – Ты стал мне в тысячу раз дороже. Я и не подозревала, что так сильно тебя люблю. Это потому, что моя голова была забита всякими ненужными вещами. Настоящая женщина должна думать только о любимом мужчине, чтобы ему было хорошо. Европейцы дураки, что позволяют своим женам и возлюбленным заниматься делами. Я обучусь всем тонкостям любовной игры. Я стану твоей наложницей, рабыней – кем хочешь. Тебе будет очень хорошо со мной.

Я задремал под ее громкий шепот. Я чувствовал сквозь сон, как Тина раздевает меня, целует, ласкает мое тело. Меня не возбуждали ее ласки, но не были и противны – все-таки Тина была моей женой и я привык к ней почти за два года нашей совместной жизни. После Лолы ее ласки показались мне неумелыми, но, по-моему, не существует мужчины, способного не откликнуться на ласки молодой красивой женщины. Тина осталась мной довольна, я же, исполнив супружеский долг, не испытал ничего, кроме морального облегчения.

Наутро я снова собрался к Лоле. Тина не устраивала сцен, не просила остаться, за что я был ей благодарен. У нее было покорное лицо и жалкая улыбка рабыни. Я испытал укор совести. Но стоило мне очутиться на улице, как моя совесть смолкла. В конце концов, вспоминал я, у отца была наложница, даже не одна, и мать не возражала. Кажется, женщины неплохо друг к другу относились, хотя мать, конечно, занимала в доме главенствующее положение и могла их наказывать и даже бить. А у маминого брата, дяди Раджива, было целых три наложницы и они все его очень любили. Тетя не могла иметь детей, но она души не чаяла в сыне, рожденном от одной из наложниц дяди Раджива. В старости он доживал свой век с тетей, потому что она была его законной женой.

Но я не хотел доживать век с Тиной только потому, что она была моей законной женой. Я хотел всегда быть с Лолой. И в старости тоже. Я вдруг понял, что не могу без Лолы жить.

Меня знали в храме и относились с почтением – я пожертвовал Шиве довольно крупную сумму. Лола появилась минут через пять после того, как я пришел. Ее подружки успели увенчать меня гирляндами из цветов, усадив на место для почетных гостей.

Лола куда-то повела меня. Мы очутились в небольшой комнате с низкой лежанкой, застланной пестрым шелковым покрывалом. Тут она жила.

Вдруг она размотала свое огненно-красное сари и предстала передо мной во всем блеске своей юной красоты. У меня захватило дух. Я потянулся к ней, но Лола сделал шаг назад и сказала с улыбкой:

– Сегодня я не позволю тебе творить со мной любовь. Ты отдал свое золотое семя другой девушке. Сегодня ты будешь смотреть на меня и просить Шиву о том, чтобы в тебе поскорее созрело новое семя. Шива хочет, чтобы я родила. Но этого ребенка нельзя зачать из обычного семени. Я подготавливала тебя к торжественному моменту оплодотворения, и твое семя уже созрело, но его у меня украли. Шива гневается. Мне придется три дня и три ночи танцевать без отдыха. Ты будешь смотреть на меня. И тогда Шива нас простит.

Я чуть было не лишился рассудка от этой безумной оргии танца. Казалось, что тело Лолы больше не принадлежит мне. Она меняла одежду: шкура тигра, пояс в виде змей… В храме одна за другой гасли свечи. Лола, воздев к небу руки, издавала громкие крики, на ее обнаженное извивающееся в непрерывном танце тело сыпался дождь из цветов.

– Шива нас простил, – сказала она наконец, обдав меня жаром своего тела, и упала мне на руки. Я очнулся на лежанке в комнатке Лолы. Мы творили любовь как одержимые. Над нами звучала тихая умиротворяющая музыка, пахло благовониями, Шива, как всегда, взирал на нас с алтаря.

Лола сама велела мне вернуться домой.

– Я не позволю прикоснуться к себе до тех пор, пока не буду уверена в том, что зачала ребенка, – говорила она. – Я сообщу тебе как только узнаю это. Ступай к своей жене. Ей все равно не суждено родить этого ребенка.

Я продолжал жить – заниматься делами, есть, пить и заниматься сексом с Тиной. Увы, я не смог устоять. Тина домогалась моих ласк с настойчивостью и упорством. Она шла на любые ухищрения, только бы возбудить во мне желание. Она сказала, что превратилась в настоящую проститутку, но не жалеет об этом.

Я постоянно думал о Лоле. Я готов был бежать к ней по первому ее зову. Я не пытался анализировать свои чувства к ней – она была для меня не обычной смертной, а богиней. Богиням поклоняются, служат, им посвящают жизнь. Я всегда чтил богов, но ощущал незримую преграду между мной и ними. Лола была богиней, разрушившей эту преграду. Она увлекла меня в свой мир. Я остался смертным, но прикоснулся к бессмертию.

Тина украшала наш дом, занималась хозяйством, следила за своей внешностью, была приветлива и ласкова со мной, старалась предупредить любое желание. Бедняжка не понимала, что все это напрасно, – она потеряла меня навсегда. После любви богини любовь простой смертной все равно что стакан водопроводной воды после глотка амриты.[66] Отец больше не заводил со мной разговоров о Лоле. Я часто ловил на себе его сердитый взгляд. Я любил отца, но это меня не огорчало. Земные чувства, видимо, стали чужды мне.

Посланница от Лолы появилась в моем кабинете неожиданно. Я и по сей день не знаю, каким образом она проникла – офис отца строго охранялся.

Это была нищенка из тех, что сидят возле храмов. Она сунула мне в руку записку, обдав запахом плесени и сандала. Я дал ей несколько монет. Она исчезла. Я нетерпеливо развернул сложенный вчетверо листок.

Лола ждала меня. Она сообщала, что мы зачали ребенка.

Я бросился к выходу, едва не сбив с ног отца, стоявшего на пороге. Я не слышал, что он кричал мне вслед…

– Ты будешь отныне жить со мной, – сказала Лола. – Шива хочет, чтобы ты охранял нашего ребенка. Злые духи замыслили его убить. Они боятся детей, рожденных из золотого семени. Если такие дети будут рождаться часто, злым духам придет конец.

В комнате Лолы я увидел узел с вещами. Лежанка, на которой мы зачали ребенка была голой, а небольшая бронзовая статуэтка Шивы в ее изголовье исчезла. Я понял, что Лола покидает храм.

Я снял квартиру, которую приглядела Лола. Это были две уютные комнаты в небольшом двухэтажном доме, окруженном гранатовыми деревьями. Хозяева приходились Лоле дальними родственниками.

Я позвонил домой и сказал, что не вернусь. Тина восприняла это сообщение спокойно. Я попросил ее поговорить с отцом – я все еще побаивался его гнева – и она пообещала все уладить.

– Звони, – попросила она на прощание. – Я буду рада слышать твой голос.

Я положил трубку и вновь почувствовал укор совести. Но Лола обняла меня, и я забыл про все на свете.

Лола сказала мне, когда мы отдыхали от любовных ласк:

– Она хитрая и коварная. Не верь ни одному ее слову.

– Но ведь ты ее совсем не знаешь, – впервые осмелился я перечить моей богине. – Она любит меня и все еще надеется, что я к ней вернусь.

– Она тебя ненавидит, – возразила Лола. – Злые духи велели ей украсть золотое семя. Но оно не прорастет в ее чреве. А если прорастет – я вырву его собственными руками.

– Ты? – удивился я. – Неужели ты способна на это? Я не могу в это поверить. К тому же Тина…

Мне не нужно было произносить это имя. Лола вскочила как ужаленная, воздела руки к потолку и закричала на незнакомом мне языке. Ее волосы растрепались, рот перекосился, в его уголках появилась пена…

– Успокойся. – Я протянул к ней руки. – Я люблю только тебя.

Она опустилась на колени. Плечи ее поникли. По щекам текли слезы.