– Она сказала, что не любит людей. Она, наверное, некрещеная и вообще…

– Кэрол Рид была крещеной и жуть какой набожной, а вот же, утопила своего ребеночка, – перебил жену Ник. – И, говорят, даже не раскаялась, когда к ней в тюрьму приходил отец Джон.

Мэри ничего не ответила мужу. Она замкнулась в себе. И стала исподтишка следить за Лидией.

Лидию это забавляло, но она ленилась что-либо предпринимать – пускай себе эта глупая женщина подглядывает за ней сколько душе угодно. Ей известны все ее мысли. В случае чего можно сделать так, что…

Лидия усмехнулась. Ну да, когда Мэри соберется на свидание с этим своим негром, можно сотворить с ними какой-нибудь фокус. Лидия презирала мужчин и женщин, идущих на поводу собственной похоти. Сама она давным-давно ничего подобного не испытывала – с тех самых пор, как ею пренебрег Ян. Он за это еще ответит, мстительно подумала Лидия.

Она вдруг ощутила резкую боль в затылке и попыталась расслабиться. Перед глазами возник Ян, таким, каким она увидела его в первый раз и полюбила. Вдруг его фигура стала уменьшаться и наконец превратилась в комок, который рассыпался в пыль. Мстить, мстить, мстить – интереснее этого нет ничего на свете. Да, мстить и потешаться над дурачками. Такими, как эта глупая курица Мэри Джексон.

Ник уехал на ярмарку в Фейествилл, и Лидия узнала уже за завтраком, что сегодня состоится свидание в ореховой роще. Младшие дети с утра ушли на пруд, старшие раздавали корм коровам и свиньям. Мэри варила на кухне обед для рабочих. Лидия вызвалась ей помочь.

Она перебирала рис и чечевицу, сбивала в миксере тесто на пирожки, потом, когда Мэри раскатала тесто и порезала его на ровные квадраты, принялась их лепить. Эта работа ее забавляла, напомнила ей юность, скит на Волге… Но Лидия заставила себя встряхнуться – ее голова должна быть свободной от чего бы то ни было, тем более от воспоминаний. Она сосредоточилась и, без труда проникнув в мысли Мэри, занялась их чтением.

«Сегодня у меня должна начаться менструация. Хоть бы не началась… Но вдруг я забеременела? Живот почему-то совсем не болит. Какое сегодня число? Ну да, пятнадцатое, а в прошлом месяце было тридцать дней. Значит, должна начаться сегодня к вечеру… Чак брезгует мной во время менструации. Заставит сосать его член. Это так противно… Но если я откажусь это делать, Чак меня бросит. Думаю, он изменяет мне с этой прыщавой Розой. Вот уж уродина, хоть ей еще и двадцати нет – живот как тыква, а вместо сисек два сморщенных мешочка… Чак прав: у меня такое тело, словно я не рожала. Правда, в позапрошлый раз он сказал, что у меня отвисшие ягодицы. Нужно заняться приседаниями… Я так устаю за день, что вечером не до приседаний…»

Лидия, увлекшись чтением мыслей Мэри, обнаружила вдруг, что вместо творога с изюмом зачерпнула из соседней миски зерна вареной кукурузы для салата и завернула их в квадратик теста.

Между тем Мэри продолжала свои размышления:

«Ник, слава Богу, ни о чем не догадывается. Нику достаточно одного раза в месяц, а то и реже. А мне этого так мало… Кровь в голову бросается, если… Господи, стыд какой… Но ведь я не виновата, что меня так устроил Бог. Другим женщинам этого совсем не надо. Мама говорит, ей никогда не хотелось мужчину. Она любила с ними потанцевать, сходить в пивной бар, поцеловаться. Мама до сих пор такая кокетка и выглядит лет на сорок, не больше. Как странно, что я не в нее… Интересно, почему я перестала следить за собой с тех пор, как связалась с Чаком?.. Какой позор, если вдруг узнают. Ник меня убьет… Он терпеть не может черных. Если он узнает… Но у Чака такой большой член… Не то что у Ника. У Ника эта штуковина похожа на бобовый стручок. Наверное, у всех черных эта штуковина большая. Господи, грех какой…»

Лидия подняла глаза на сидевшую напротив нее Мэри. Женщина залилась густым румянцем, вскочила, бросилась к плите и стала снимать с кипящего бульона несуществующую пену.

– Ты не пойдешь сегодня на пруд? – спросила она у Лидии.

– Чуть попозже. Я обещала детям, что обязательно приду.

– Они тебя любят, – сказала Мэри.

«Скорее бы ты отсюда убралась, – прочитала Лидия мысли Мэри. – Какая-то ты неискренняя. И вообще я не знаю, что тебе от нас нужно».

Вслух Мэри сказала:

– Скоро будут готовы пирожки. Сперва поешь, а потом пойдешь на пруд. Сегодня, кажется, не слишком жаркий день.

На самом деле на улице было жуткое пекло, хотя стрелки часов еще не достигли полудня.

Лидия съела с полдюжины горячих пирожков и, сняв с вешалки в прихожей соломенную шляпу, сделала вид, что идет на пруд. Она знала, Мэри стоит на крыльце и смотрит ей вслед.

Метрах в ста пятидесяти от дома дорога сворачивала влево, скрываясь за зарослями. Пройдя шагов десять, Лидия нырнула в них. Она специально надела сегодня неяркое – темно-зеленое в мелкий сиреневый горошек – платье, которое почти сливалось с зеленью.

Отсюда, из зарослей, как на ладони был виден двор и небольшой палисадник перед домом с беседкой из мелких розочек. Лидия села в траву, достала из кармана пакетик с попкорном и стала ждать.

Рабочие – их было четверо, все не первой молодости и белые, – ровно в пятнадцать минут первого приехали с поля на старом грузовике «форде» и, помыв руки, уселись за стол под навесом, на котором уже стояли тарелки, миска с кукурузным салатом и большая запотевшая бутыль яблочного сидра. Мужчины были нормальными, то есть не глухими, и Мэри внимательно смотрела на них. Она, разумеется, была обучена разговорной речи и понимала собеседника по губам.

Мэри суетливо разливала по тарелкам суп, и Лидия, отличавшаяся острым зрением, видела, как дрожат руки женщины, когда она подает рабочим тарелки с супом. Потом Мэри поспешила на кухню за пирожками, споткнулась на пороге, потеряла левую босоножку без задника, но не стала за ней возвращаться, а, скинув на ходу вторую, исчезла в сумраке кухни.

Перерыв у рабочих был до двух тридцати, поэтому они, пообедав, направились туда, где лежали надувные матрацы и были натянуты между стволами деревьев два гамака. Лидия не могла читать на таком расстоянии мысли Мэри, однако ощущала, что та полна нетерпения. Рабочие допивали сидр, не спеша жевали пирожки и, судя по всему, травили скабрезные анекдоты – они переставали шевелить губами, стоило на пороге кухни появиться Мэри. Наконец они угомонились в тени.

Мэри убрала посуду, засунула в бак для мусора бумажную скатерть и пошла в дом. Лидия знала: перед каждым свиданием с Чаком она принимает ароматическую ванну и втирает в тело специальный лосьон. К тому времени, как Мэри вышла из дома, одетая по обыкновению в парусиновые шорты и белую майку с коротким рукавом, мужчины заснули. Лишь один из них читал газету, слегка покачиваясь в гамаке. Он помахал Мэри рукой.

Мэри прикрепила к багажнику велосипеда картонную коробку и вскочила в седло. В коробке наверняка было угощение для Чака.

Лидия знала, как пройти напрямик к ореховой роще, – на велосипеде туда ехать минут десять, а то и больше.

Она поднялась, отряхнула платье. Ей вдруг ужасно захотелось посмотреть, как это происходит. Тем более парочка была уж больно колоритная: Чак лет на пятнадцать моложе своей подружки, к тому же еще и черный. Лидии никогда не доводилось видеть, как делают это черные. Она чувствовала себя сейчас маленькой девочкой, сгорающей от нетерпения приобщиться к волнующим тайнам взрослых.

В роще было тихо и прохладно. Лидия не знала, в каком месте встречаются влюбленные, и притаилась под низко нависающими над землей ветками ореха, наблюдая за дорогой, на которой вот-вот должна была появиться Мэри. А вот и она – с красным лицом и растрепанными волосами. Мэри жала на педали изо всех сил.

Мэри спрыгнула с седла и, взяв за руль велосипед, свернула на едва заметную тропинку. В ту же секунду откуда-то возник и Чак. Лидия оказалась достаточно близко от любовников и могла читать их мысли.

– Почему ты задержалась? – спросил парень, проворно отцепляя прикрепленную к багажнику картонную коробку. – Я не жрал с пяти утра.