Дорога пересекает густой лес, просвечивающий складками просек. С нетерпением смотрим вперед. Вот-вот должна показаться эта самая немецкая из всех немецких рек — Шпрее. Для нас, литераторов, это не просто река и не просто водный рубеж на пути наступления. Сколько раз упоминали мы ее в своих публицистических выступлениях. Прощаясь при расставании, шутливо говорили друг другу: "На Шпрее встретимся". В день, когда Москва салютовала в честь освобождения Сталинграда от захватчиков, в газетах были шапки: "На Шпрее расплатимся за все". И высшей мечтой воинов и на Волге, и на Днепре, и на Дону, и на Буге, и на Неве, и на Москве-реке было: "Дойти до Шпрее".

И вот она наконец перед нами. Шпрее, с виду не очень даже широкая, быстрая, по-весеннему бурная река, лежит в оправе ярко-зеленых травянистых берегов. У переправы, как солдаты в очереди в баню, выстроились танки. Они по одному отрываются от своего сборища, с урчанием сбегают с отлогого берега, плюхаются в воду и идут по дну, заливаемые водой до самых башен, а потом, урча и как бы отряхиваясь, выходят на том, противоположном, берегу и направляются куда-то в лес. И идут они нагруженные всяким танкистским добром. К бортам придраены канистры и банки с горючим, бревна, ваги. На некоторых будто мелкие мошки, обсевшие большого жука, десанты пехотинцев, которые, миновав реку, сейчас же спрыгивают с машин и строятся в боевые подразделения.

Все очень буднично. Никакой романтики. Вожделенная река нашими танками форсируется, как на учении.

На холме в куще лип барский дом. На балконе этого дома мы сразу увидели маршала Конева и генералов Рыбалко и Лелюшенко — командующих двумя знаменитыми гвардейскими танковыми армиями. Они о чем-то оживленно разговаривали, следя одновременно за переправой. Ну, а возле дома мы встретили двух опередивших нас коллег из «Известий», Полторацкого и Булгакова. Посмеиваясь, они рассказали, что произошло сейчас с ними. Еще вчера, обуреваемые все той же общей мечтой поскорее увидеть Шпрее, они приехали в армию Пухова, когда к реке еще только выходила разведка. Вместе с разведчиками под прикрытием тумана подобрались к самой реке. С той и с другой стороны постреливали. И тогда романтически настроенному Полторацкому вспомнилось, что в "Слове о полку Игореве" русские воины, прорвавшись на реку, шеломами пили воду. Шеломов у наших коллег, естественно, не было. Не оказалось и касок.

Попечалившись об этом, они все-таки нашли выход, У Булгакова на поясе была пристегнута солдатская фляга. Привязали к ней ремень, опустили в реку и добыли воды. Вода из Шпрее! Но вода даже из знаменитой реки не тот напиток, который уважают корреспонденты. Пить ее было неинтересно. И тогда у друзей родилась идея поднести эту воду из Шпрее в подарок командующему фронтом как свидетельство журналистской оперативности, дескать, а мы уже побывали на Шпрее.

В эти минуты переправа еще только намечалась. Первый танк с самым опытным экипажем шел в реку, как бы прощупывая гусеницами брод. И командующий фронтом и командарм были заняты одной мыслью: пройдет или не пройдет? От этого многое зависело. С той стороны танк поливали огнем. Командующий рассеянно выслушал наших друзей и даже, по-видимому, не очень понял, зачем это ему протягивают флягу. Да еще с водой.

— Что за фляга? К чему вода? — А уразумев, сказал с досадой: — Тут война, а вы с какой-то ерундой. Вон ее целая река, а вы с флягой.

И вот теперь мы уже вместе стояли возле барского дома, и я не знал, как поступить. Задание генерала Галактионова — взять у командующего хотя бы несколько слов по поводу нового наступления. Но Конева я хорошо знал. Когда он занят, под горячую руку ему лучше не попадаться. Но по-видимому, напряжение уже схлынуло. Переправа через Шпрее работала, можно сказать, идеально. Ему докладывали, что и в других местах танковые колонны уже отыскали и осваивают другие броды. Стрелковые армии Жадова и Гордова, ведущие на флангах бои с контратакующим противником, держатся стойко, имеют успехи. Все вроде бы шло хорошо. С тем чувством, с каким бросаются в холодную воду, я поднялся, почти вбежал на крыльцо террасы.

— А, вот кто появился, — сказал командующий. — Вовремя, вовремя. Нюх у вас есть. Еще немножко помедлили и все бы на свете прозевали. Видите, как наши Шпрее форсируют? То-то вот, за считанные минуты. — Командующий был явно в хорошем расположении духа и не прочь был поговорить.

Подтянулись остальные коллеги.

— Ну, а какова сейчас задача? — спросил Полторацкий, позабыв, что о будущих задачах наступления, о целях его полководцев спрашивать не годится.

— Теперь наша главная задача — быстрота. Вот как тот танк, с ходу в брод — и на той стороне. Смело вырваться вперед на оперативную глубину и основными силами наступать, не оглядываясь. А опорные пункты обходить и блокировать. В затяжные бои не втягиваться. К Берлину надо подойти свежими, боеспособными…

— К Берлину? — в один голос спросили мы. Берлин был значительно севернее. На дальних подступах к нему уже вел гигантские бои Первый Белорусский фронт под командованием маршала Жукова.

Конев усмехнулся.

— "К Берлину" — это я выразился фигурально. Это, так сказать, общая мечта наших воинов. Понятно это вам? — Он говорил своим ровным голосом, спокойно, но я, знавший его более трех лет, все-таки уловил веселые искорки в его голубых глазах.

Неужели в самом деле и нашему фронту тоже предстоит участвовать в штурме Берлина? Но командующий прервал разговор на эту тему.

— Ну, а как там Москва?

— Салютует почти каждый день. Ждет от нашего фронта новых побед.

— Ждать ей долго не придется. Будут победы. Разве форсирование вот этой самой реки не победа?..

Устроившись тут же, в этом доме, за каким-то столом, все мы постарались, как у нас говаривают, побыстрее отписаться. Я озаглавил свою корреспонденцию "Прорыв на Шпрее" и отправил ее с попутным офицером связи на армейский телеграф. Когда мы вернулись в нашу штаб-квартиру, меня уже ждал ответ Москвы: "Тема превосходная, спасибо, но восклицательные знаки не заменяют фактов. Дополните корреспонденцию фактами героизма танкистов Рыбалко и Лелюшенко. Генерал Галактионов". Ну что ж, он прав, наш генерал. Сегодня перевернулась значительная страница военной истории, и бегло описывать происшедшее нельзя. Шпрее — последняя большая водная преграда на нашем пути в глубь Германии, а может, кто знает, и к Берлину.

Начальника штаба командования немецкими сухопутными войсками генерала Альфреда Иодля, как свидетельствуют пленные офицеры, в немецкой армии не любят и зовут Рейнеке-Лис. Есть такой сказочный персонаж в немецком фольклоре — хитрая, изворотливая, бессовестная зверюга. Ну, а город Цоссен, что севернее Берлина, и, собственно, даже не город, а район возле этого города, да и не сам район, а заболоченный лес, в котором был построен поселок, где размещалась ставка генерального штаба сухопутных сил, немецкие военные звали "Рейнеке-Лис шанце" — логово рейнского лиса.

Так вот, это логово взято сегодня, 21 апреля, танкистами генерала Рыбалко. Здесь в подземных убежищах, в просторных бетонированных бункерах, разрабатывались планы нападения на мирные страны, в том числе и на Советский Союз, Здесь опьяненные легкими победами в Западной Европе гитлеровские генералы воплощали в директивы, инструкции, планы мечту фюрера о покорении мира, "по крайней мере, на ближайшую тысячу лет". Здесь, по сведениям нашей разведки, неоднократно подтвержденным теперь показаниями многих сдавшихся в плен офицеров, генштаб помещался до последних дней.

Цоссен — один из бастионов так называемого берлинского оборонного кольца. Теперь мы видим, что это хорошо укрепленный район с разветвленной системой инженерных сооружений. Лесистая, болотистая местность окружает его, затрудняя танкистам маневр. Но к нам в руки этот укрепрайон попал почти нетронутым. По словам П. С. Рыбалко, человека прямого, не любящего, как говорится, золотить пилюлю, он мог бы здесь надолго застрять, если бы дух немецких войск не был уже подорван неудачами в предыдущих сражениях, а управление не было расстроено. Как только авангарды танкистов заняли городок Барут и над Цоссенским районом нависла опасность окружения, штабисты стали разбегаться, успев, однако, изорвать часть бункеров.