Желание пробежало вниз по бедрам Виктории, липкое ощущение между ягодиц напомнило ей, как хорошо этот мужчина знал её желания.
— Прошлой ночью я была девственницей.
Виктория сглотнула. Почему она это сказала?
В его взгляде мерцало чувственное знание.
— Я знаю, что ты была девственницей.
— Но у меня не текла кровь.
Тьма поглотила серебряный свет его глаз.
— Я не хотел, чтобы у тебя текла кровь.
Виктория вспомнила, как округлая головка его члена проникала внутрь неё, дюйм за дюймом. Оргазм за оргазмом… Она не могла сдержать поднимающееся изнутри тепло.
— Ты видел свет, когда я достигла первого оргазма?
— Да.
— Но ты только ввел в меня три пальца.
А не пять, как он вводил в женщину, которую искал, чтобы быть ее частью.
От жара во взгляде Габриэля у Виктории перехватило дыхание.
— Ты к такому не готова.
— Но ведь буду… однажды, — неуверенно спросила она.
Если он выживет.
Если она выживет.
Если он все ещё будет хотеть её после того, как опасность перестанет возбуждать его.
— Однажды, Виктория, я дам тебе пять пальцев. — Его лицо было мраморно-твердым. — Однажды я проникну в тебя так глубоко и наполню так полно, что ты уже никогда не пожалеешь о том, что прикоснулась ко мне.
Виктория пыталась глотнуть кислорода, ещё не опаленного его дыханием.
— Ты уже это сделал, Габриэль.
Жар поглотил её.
Она тонула в его взгляде.
— Пожалуйста, отпусти меня.
Серебряный огонь во взгляде Габриэля ослабел. Теплое дыхание легко коснулось ее губ.
— Почему?
— Потому что мне кажется, что я испытаю ещё один оргазм, — честно сказала Виктория, её голос эхом отозвался в наполненном дымкой воздухе.
Во взоре Габриэля смешались свет и тьма.
Он знал о её желании. И знал, как его утолить.
Габриэль наклонил голову и легко коснулся краешка её губ, его язык пронзил её до самого лона. В следующий миг он исчез, а тело Виктории затрепетало на краю оргазма.
Так же, как трепетало оно в душе, когда его живот и грудь прижимались к её спине и ягодицам, а его bite вошел в неё так глубоко, что они стали одним целым.
Полотенце обхватило волосы Виктории, — Габриэль нежно сушил их, чувственно вытирая с ощутимой заботой. Она неподвижно стояла, пока он вытирал ей ягодицы, — едва касаясь расщелины, которая всё ещё болела от его вторжения, — легко вытер ноги…
Внезапно в ушах отозвался глухой удар. Почувствовав холодное трение в травмированной области, Виктория распахнула ресницы, — и когда только успела закрыть их?
— Что?..
— Я поранил тебя, Виктория. — Мускулистая рука обхватила ее за талию, надежно удерживая в этом положении. Нежное, твердое давление смывало остатки крема. — Позволь мне позаботиться о тебе.
Виктория вынудила себя расслабить мышцы.
— Я бы хотела, чтобы забота была взаимной.
Габриэль всё продолжал и продолжал её мыть, пока она не стала извиваться, прося его остановиться. А затем, — прося о большем, чем просто мытье. Виктория потянулась назад…
Но коснулась лишь воздуха.
Она подавила приступ разочарования.
— Габриэль, я обязательно к тебе прикоснусь.
Голос Габриэля раздался у умывальной раковины.
— Ты уже прикоснулась ко мне, Виктория.
Виктория обернулась. Габриэль развернулся с расческой в руке.
— Я коснусь большего, чем твой… — Виктория немного замялась, чуть приподняв подбородок. Она бросала вызов обществу, которое разрешало женщинам использовать только самые невинные определения — «куриная грудь» вместо «куриная грудка», «джентльмен коровы» вместо «быка», а мужские штаны были вообще неупоминаемыми, — …твой член.
Габриэль молча подошел к ней, держа расческу из слоновой кости в правой руке. Длинные бледные пальцы потянулись к ней.
— Тогда возьми меня за руку, Виктория.
Она посмотрела в упор на длинные, обнаженные пальцы, которые прошлой ночью были частью её. Посмотрела на длинный, обнаженный пенис, который недавно был частью её и вскоре будет опять. Едва заметное биение пульса в округлой, пурпурной головке.
Желание Габриэля.
Колени внезапно ослабели, она взяла его руку.
Виктория открыла дверь ванны и шагнула перед Габриэлем.
Её окружил ослепляющий свет.
Виктория моргнула.
Твердая теплота пальцев Габриэля исчезла.
— Сядь на кровать.
Виктория молча села на край кровати, матрас прогнулся, заскрипели пружины, сдвинутые ступни прижались к деревянному полу.
Нижняя ее часть была немного чувствительной.
Наклонившись, с расслабленными мышцами плеч и свободно свисающими яичками, Габриэль взял три полена из латунной дровницы и бросил их во всё ещё чудом горевший огонь. Черная сажа и серый дым поднялись в трубу.
Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как она так же смотрела на огонь.
— Я постараюсь позволить тебе прикоснуться ко мне, Виктория. — Голос Габриэля был приглушен, слова обращены к пламени, которое медленно обвивало свежие поленья.
Он попытается позволить ей прикоснуться к нему.
Он попытается не дать ей умереть.
Но не обещает ни того, ни другого.
— Для меня будет радостью, Габриэль, дать тебе приятные воспоминания взамен воспоминаний о боли.
Габриэль повернулся к ней.
— Каждый раз, когда ты испытываешь оргазм, ты даешь мне новые воспоминания.
Она не станет плакать.
Виктория смотрела на Габриэля, неслышно идущего к ней. Длинные ноги поглощают расстояние, напряженный bite пронзает воздух.
— До увольнения я никогда не видела мужчину. Пять месяцев назад я увидела одного на углу улицы. Я не поняла, что его брюки расстегнуты. Думала, у него свесилась сосиска из кармана.
Габриэль остановился перед ней. Невозможно было ошибиться в том, чем являлась стоящая перед ней в воздухе плоть.
— Есть такой французский термин andouille a col roule.
Виктория откинула голову назад.
— Что он означает?
— Сосиску в тесте, — серьезно ответил Габриэль.
Оба бархатистых мешочка под его членом были напряжены.
— Как называются, — Виктория замялась, вспоминая язык лондонских улиц, — мужские яички по-французски?
— Noisettes. Фундуки. Noix. Орешки. Olives. Оливки. Petite oignons.
Глаза Виктории расширились в приступе смеха.
— Маленькие луковки?
Ответный смех мелькнул в глубине серебряных глаз Габриэля.
— Croquignoles.
— Булочки, — перевела она.
Внезапно смех ушел из его взгляда.
— Bonbons.
Взгляд Виктории непроизвольно нашел парные объекты их дискуссии.
— Мне нравится вкус конфет.
Она с интересом протянула любопытный пальчик. Яички Габриэля были неровными, жесткими, словно замша.
Чистая, первозданная энергия захлестнула Викторию. И исходила она не от неё.
Виктория медленно подняла руку. Удерживая взгляд Габриэля, она попробовала на вкус кончик своего пальца, намеренно обводя его языком.
— На вкус вы не похожи на маленькие луковки, сэр.
Раньше Виктория никогда не видела во взгляде мужчины такой неприкрытой жажды. Теперь она увидела её — в глазах Габриэля.
— Так каков я на вкус, мадмуазель Чайлдерс? — спросил он охрипшим голосом.
Виктория снова попробовала палец.
— Я бы сказала, что твой вкус похож на …les noix de Габриэль. Орешки Габриэля.
Смех тут же вернулся в его глаза, свет разогнал тьму.
Она немедленно опустила руку. Сдвинутые ступни стояли на полу, груди были горячими и тяжелыми.
— Спасибо.
— За что? — напряженно спросил Габриэль, все его мышцы были натянуты, будто он стремился отразить боль.
— За то, что позволяешь мне быть женщиной.
И не называешь шлюхой, как назвал бы любой другой джентльмен.
Только что Виктория сидела перед Габриэлем, а через мгновенье — оказалась в воздухе. Её окружило скрипение пружин. Она обнаружила, что сидит на упругом матрасе, между ног Габриэля, мускулистые бедра сжимают её бедра.